Почему ненавидят: Стало известно, за что Россию не любят в мире

Содержание

Опрос показал, где в России больше всего ненавидят москвичей

В России проведен опрос, показавший, в каком городе России испытывают самую сильную неприязнь к жителям столицы. Как оказалось, больше всего хейтеров у москвичей живет в Екатеринбурге, дальше следуют Санкт-Петербург и Казань. Жители регионов аргументируют свое отношение тем, что москвичи якобы живут за их счет — и эта история длится уже более 20 лет.

В России определили, в каких городах жители сильнее всего не любят москвичей. Как показал опрос одного из маркетинговых агентств, на первом месте оказался Екатеринбург, за которым последовали Санкт-Петербург и Казань. Места с 4 по 12 заняли последовательно Воронеж, Челябинск, Волгоград, Самара, Ростов-на-Дону, Пермь, Омск, Саратов и Новосибирск.

Специалисты агентства проводили исследование методом личных интервью в 12 городах России – в опросе приняли участие 1440 человек. Каждому из респондентов задавали по три вопроса: «Как вы относитесь к столице и ее жителям?», «За что вы их любите или не любите?», «Вы бы хотели переехать на постоянное место жительство в Москву?».

Причины нелюбви жителей регионов к москвичам оказались вполне ожидаемыми. 54% недолюбливают Москву из-за того, что туда стекаются материальные ресурсы со всей страны, 24% считают жителей столицы слишком высокомерными, 12% — ленивыми, а 8% опрошенных заявили, что москвичи не любят людей из других регионов.

При этом 67% участников исследования выразили желание переехать в Москву, поскольку столица предоставляет «новые возможности».
Отношение жителей регионов к москвичам – предмет, который всегда интересовал социологов: год за годом они убеждаются в том, что те, кто родился в столице, сталкиваются с неприязненным отношением выходцев из других областей и краев. Однако каждое новое исследование выявляет смену географии: Екатеринбург ранее не оказывался чемпионом по числу людей, недолюбливающих москвичей.

В 2011 году, например, в результате исследования, проведенного центром «Ромир», выяснилось, что больше всего москвичей не любят в Сибири, а в симпатиях к жителям Москвы признавались чаще всего на Урале.

Опрос 2011 года не был направлен на то, чтобы выяснить, где именно не любят москвичей – социологам было важнее выяснить, как вообще относятся в регионах к жителям столицы. На вопрос «Как вы отнесетесь к незнакомому человеку, если узнаете, что он москвич?» 80% респондентов ответили, что столичное происхождение никак не повлияло бы на их реакцию.

Об особом отношении к москвичам – положительном или отрицательном – заявили лишь 20% опрошенных. При этом 9% признались, что испытывают к жителям столицы симпатию, а 11% — неприязнь, иногда – «очень сильную».

Как выяснилось, хуже всего к москвичам в 2011 году относились в Сибири (15% опрошенных), далее следовали Южный федеральный округ (14%), а также Северо-западный и Уральский федеральные округа – по 12%.

А вот в симпатиях к жителям столицы признались 11% россиян, проживающих в Уральском федеральном округе, и 9% тех, кто живет в Приволжском. Смешанные чувства, как выяснилось, испытывают к москвичам в Северо-Западном федеральном округе: любят их так же, как и ненавидят – 12%.

Равнодушнее всех к москвичам в 2011 году относились самом близком к ней регионе – Центральном федеральном округе – и в самом отдаленном, то есть в Дальневосточном ФО.

Год от года главными причинами жителей регионов к москвичам остаются, во-первых, более высокий по сравнению с другими областями уровень жизни в столице, а во-вторых – высокомерие и заносчивость, присущие, по бытующему в России убеждению, москвичам. В 2007 году опрос, проведенный фондом «Общественное мнение», показал: 19% россиян считают, что москвичи высокомерны, а к жителям других городов относятся с пренебрежением. При этом 79% были уверены, что в Москве живется лучше, чем в остальных регионах.

На протяжении вот уже как минимум 20 лет опросы показывают, что москвичи, по мнению жителей регионов, живут за их счет, поскольку все финансовые ресурсы стекаются из областей и краев в столицу.

По опросам ВЦИОМ, в 1999 году в том, что Москва живет на деньги регионов, был уверен 81% россиян, в 2002 году – 82%, в 2004-м – 85%.

В 2004 году респонденты социологической службы называли несколько причин более высокого по сравнению с другими регионами уровня жизни москвичей: 47% заявили, что в Москве сконцентрирована вся власть и деловая жизнь страны, 43% – что в столице остается большая часть налогов крупнейших российских компаний, 32% были убеждены, что в Москве больше возможностей заработать, и 23% утверждали, что благополучие москвичам обеспечил мэр Юрий Лужков.

В 2009 году, по опросам ВЦИОМ, число тех, кто считает, что все деньги регионов стекаются в Москву, немного снизилось – их число составило 78%. При этом людей, которые говорили, что москвичам живется лучше других, поскольку они много работают, оказалось всего 7%. Возможно, в эту часть вошли люди, у которых есть родственники или друзья, переехавшие в столицу: когда ты знаешь, что твой ставший москвичом сын работает по 12 часов в сутки, становится не так легко говорить о том, что в Москве совсем зажрались.

За что любят и ненавидят Александра Исаевича — Российская газета

Наталия Солженицына: за что любят и за что ненавидят Александра Исаевича

11 декабря исполнится 100 лет со дня рождения Александра Исаевича Солженицына. В преддверии юбилея интервью нашей газете дала супруга и соратница писателя.

При советской власти мы жили словно после конца истории. Казалось, что она будет существовать вечно: как венец развития человечества или как его несчастье, тут мнения расходились. Александр Исаевич предполагал, что все завершится при его жизни, да еще так стремительно?

Наталия Солженицына: Вы знаете, предполагал. В 1970-м ему была присуждена Нобелевская премия, и он отказался ехать в Стокгольм получать эти знаки отличия, так как боялся, что его не пустят обратно. Эти его опасения подтвердились в перестройку, когда начали публиковать секретные документы. Было намерение, как только он выедет в Стокгольм, лишить его гражданства и не пустить обратно в страну. Но когда его принудительно выслали в феврале 1974 года, то не поехать в Стокгольм не было никаких причин. Это было бы невежливо по отношению к академикам.

В Стокгольме была огромная пресс-конференция. Один из вопросов был такой: «Надеетесь ли вы, что ваши книги будут когда-нибудь читать в России?» Он ответил: «Я не только надеюсь, что мои книги будут читать в России. Я надеюсь и сам в Россию вернуться».

Тогда это было воспринято как романтическое мечтание, и все поулыбались его, как тогда казалось, необоснованному оптимизму.

В 1983 году в Лондоне было интервью для Би-би-си со знаменитым журналистом Малкольмом Маггериджем. Тот задал ему похожий вопрос, и Александр Исаевич ответил: «Я надеюсь, что не только мои книги, но и я вернусь в Россию».

Это тоже было встречено улыбками. Когда началась афганская война, его вера, что коммунизм скоро кончится, немножко поколебалась. Тем не менее он мне говорил с извиняющейся улыбкой: «Ты знаешь, я не могу привести аргументы, не могу доказать, но я просто вижу, как мы возвращаемся»…

Он всегда считал, что это произойдет, что российский коммунизм изнутри сгнил. Сейчас повсюду снова бегают с красными знаменами, и у нас, и в Греции, и в Африке, и много где еще. Я думаю, что мы находимся в начале этого процесса. Это движение будет нарастать, но — дай бог! — оно не примет такие жуткие формы, как в жестоком двадцатом веке. Хотя Солженицын говорил, что если человечество не усвоит кровавых уроков прошлого, то красное завихрение может повториться вновь.

Все изменилось, у нас другая страна, Александр Исаевич в известном смысле стал предметом культа, одно осталось неизменным. К нему по-прежнему относятся резко полярно — даже те, кто его книги не читал…

Наталия Солженицына: Вот именно те, кто их не читал!

 

Проклинают его в тех же выражениях, что и при СССР. Не кажется ли вам, что Советский Союз пережил себя, оставшись в человеческих головах?

Наталия Солженицына: В очень большой степени это так. Но многие из тех, кто сегодня хвалят Советский Союз и Сталина, никогда не жили при СССР — или были крошечными детьми. И уж тем более они не жили при Сталине.

Я эту любовь к прошлому называю «протестной». Она возникла в знак протеста против сегодняшних недолжных вещей — колоссальной, стыдной разницы между богатыми и бедными, других несправедливостей, в том числе в работе судебной системы. Людей это крайне раздражает, и раздражает справедливо.

Все это необходимо исправлять, но невозможно двигаться вперед с головой, повернутой назад. Так ничего не выйдет — время изменилось, изменились хозяйственные отношения во всем мире. Глобализм, как к нему ни относись, внес необратимые перемены в устройство жизни. Сейчас повсюду возникают попытки вернуться ко временам до глобализма. Они вполне объяснимы и естественны, но я думаю, что если они и будут успешны, то только на короткой дистанции. В дальнем плане ничего уже не повернуть — дай бог только сохранить всем народам свои национальные культуры. Мир уже всегда будет связан, и это несет огромные последствия. Прежние формы справедливости, которые у нас в России исказились и очень скоро превратились в диктатуру жестокого тирана и подвластной ему партии, теперь невозможны. Будем надеяться, что очередная попытка устроить справедливую жизнь, в человечестве вообще и в России в частности, не выродится в такие болезненные формы.

Если человечество не усвоит кровавых уроков прошлого, то красное завихрение может повториться вновь

Меня не то чтобы радует, но веселит то обстоятельство, что на Солженицына так сильно нападают. Это безусловный знак того, что он жив. Не трогают ни Сахарова, ни Лихачева, никого из тех, кто был знаменами перемен. А вот его, действительно, ненавидят — и, судя по тому, что до меня доходит в соцсетях, это и в самом деле на сто процентов люди, которые не читали Солженицына. Они приводят либо полностью подложные цитаты, либо цитаты, вырванные из текста до полного изменения смысла. Вы правы — это как в Советском Союзе. Не читал, но осуждаю.

Они пытаются доказать, что из-за Солженицына развалился Советский Союз, что Солженицын предатель Родины. Я бы посоветовала им в их собственных рядах найти хоть одного такого патриота России, каким был Солженицын. Поищут — и не найдут. Он был офицер-орденоносец на войне и самозабвенно любил Россию. Он был государственник и зрячий патриот. Такой патриот, который видит грехи и ошибки своей страны, хочет, чтобы они не повторялись, и считает правильным о них публично говорить. А его ненавистниками насаждается патриотизм запретительный, не допускающий критики по отношению к русской истории никаких времен. Абсолютно контрпродуктивен такой патриотизм. Он никому не поможет и ничто не продвинет.

Александр Исаевич последний в ряду великих российских писателей — философов и учителей жизни, тех, чьи книги больше, чем литература. Его предшественники — Достоевский и Лев Толстой. Ленин написал статью «Лев Толстой как зеркало русской революции», статью об Александре Исаевиче было бы можно назвать «Солженицын как зеркало российского ХХ века». Возможен ли еще писатель уровня Солженицына, осталась ли русская литература в том великом значении, в котором она когда-то была, не девальвировалось ли писательское слово?

Наталия Солженицына: Он до последнего дня верил, что русская литература сохранится во всем своем величии. Другое дело, что сегодня писателя такого масштаба пока не видно, и это тоже довольно закономерно. Мы все еще не устоялись, все еще в состоянии турбулентности. Во всей мировой литературе большие произведения и большие писатели появлялись, скорее, в эпохи застоя, общественного затишья, передышки. Когда революции и реформации прошли, половодье устаканилось, по поверхности не плавает то, что обычно плавает весной, и идет равномерная жизнь, дающая возможность оглянуться и осмыслить то, что произошло. Вот тогда в странах, где создались великие литературы, и появлялись большие произведения.

Но такое время у нас, будем надеяться, впереди. Наталия Дмитриевна, Александр Исаевич слился со своими произведениями, со своим подвигом и превратился в памятник. Непонятно, что это был за человек и каково с ним было жить. Как представишь, что автору выходящих в издательстве «Время» тридцати томов, отсидевшего восемь лет, победившего рак, написавшего «Письмо вождям Советского Союза» и «Бодался теленок с дубом», надо готовить завтрак, а потом вместе с ним его есть…

Наталия Солженицына: Очень даже можно, и даже замечательно. Он был человек дела, но между делом у нас родились трое прекрасных сыновей. От человека, а не от автора книг. Мне с ним было жить и счастливо, и легко, он не был жестким человеком. Мы тянули вместе, я была внутри всей его работы, каждая строчка проходила через меня. Я любила его работу и работала вместе с ним. Обстоятельства жизни были трудными, но друг с другом нам не было трудно. Он говорил: «Мы с тобой в одной упряжке, я коренник, а ты пристяжная»… И вот так, помахивая гривами, мы тянули свою телегу и были счастливы всю отпущенную нам жизнь.

И все же, судя по тону его произведений, он был жестким, бескомпромиссным, очень определенным человеком.

Наталия Солженицына: Вот опубликую «Дневник романа», дневник-собеседник, с которым Солженицын разговаривал, когда писал «Красное колесо», и вы увидите, что это был человек сомневающийся, страдающий, что он мучился тем, туда ли, так ли идет. Он радовался критике и принимал ее, если она была обоснована. А в быту он был крайне легкий, в высшей степени нетребовательный человек. Любил одни и те же щи и мог их есть 365 дней в году.

В семье в нем абсолютно не было авторитарности, мы были на равных, мое мнение он слушал и в быту, и в работе. Не всегда соглашался, мы много спорили, но в результате либо он меня убеждал, либо я его, и никогда не ссорились.

Обстоятельства вокруг были трудными, но друг с другом нам не было трудно

Он не был деспотом ни по отношению ко мне, ни по отношению к детям и друзьям. У него была замечательная улыбка, прекрасное чувство юмора, с ним было всегда интересно разговаривать. Детям он преподавал математику, физику, астрономию, час в день с ними занимался. Он был пунктуален, это другое дело, детям не приходило в голову опоздать на урок, они за 30 секунд до начала уже стояли под его дверью. Но при этом он никогда на них не кричал, и они очень его любили…

Хотите верьте, хотите нет, но он был прекрасный муж и ласковый отец.

Личное

Чем был Солженицын для моего отца

Моего отца, Александра Георгиевича Филиппова, можно было назвать убежденным сталинистом, которого не переубедил и ХХ съезд. Но отец всегда был заядлым книгочеем и очень любопытным человеком: и Солженицын изменил его мировосприятие, он стал таким же убежденным антисоветчиком. Его лучший друг, Марк Зиновьевич Рубанович, технический сотрудник газеты «Правда», тоже был книгочеем, а антисоветчиком стал еще в молодости, после того, как посадили его отца. Книги Александра Исаевича они размножали вдвоем.

Марк доставал оригинал, а у отца был верный человек в фотолаборатории Академии МВД, где он преподавал криминалистику. Верный человек делал снимки, книгу тут же отдавали, долго ее не держали. Марк перепечатывал пленки дома, двумя пальцами, закладывая в машинку как можно больше листов папиросной бумаги, чтобы получилось больше экземпляров.

Потом Марк раздавал их надежным людям.

Я спрашивал отца, как он мог так рисковать. На это он отвечал, что надеялся только на то, что, если эта история раскроется, его не даст посадить Щелоков — чтобы не порочить ведомство. Скандал в самом деле вышел бы огромный: полковник МВД размножает книги Солженицына в Академии министерства внутренних дел! Но эта надежда, очевидно, была призрачной, в любом случае его ждали бы крушение прежней жизни и волчий билет.

Алексей Филиппов

За что так ненавидят Хиллари Клинтон?

  • Жасмин Тэйлор-Коулман
  • Би-би-си, Вашингтон

Автор фото, Getty Images

Немногих кандидатов в президенты США не любили так же сильно, как не любят Дональда Трампа и Хиллари Клинтон. И все же именно критика в отношении Клинтон зачастую переходит границы, доходя до неприкрытой ненависти. Почему?

25-летняя Эмили Лонгворт выросла в южном штате Джорджия. За семейным ужином часто обсуждалась политика: отец и дедушка Эмили — непримиримые консерваторы.

Лонгворт работала специалистом по ремонту военной техники, и ей приходилось следить за тем, что она говорит об американских политиках.

Но три года назад она сменила армию на офисную работу и больше не сдерживает себя — особенно когда разговор заходит о Хиллари Клинтон.

«Она лживая, манипулирующая людьми, самовлюбленная женщина, достойная лишь того, чтобы пожизненно сидеть в тюрьме», — говорит Эмили.

Ее гневные ругательные тирады привлекают сотни тысяч зрителей в «Фейсбуке» и YouTube.

В одном из видео, обращаясь к Клинтон и ее «твердолобым феминистским и нацистским поклонникам», Лонгворт говорит об отвращении, которое ей приходится испытывать, слушая, как «этот мучительный скрежет, который вы называете интеллектом, изрыгается из ваших ртов, как типичный клинтоновский понос».

Она также выступает представителем группу активистов, продающих футболки и сувенирную продукцию со слоганом «Хиллари в тюрьму». Они полагают, что Клинтон заслуживает лишения свободы за скандал с финансовыми махинациями в 1990-х годах, известный как «дело Уайтуотер», нападение на дипмиссию США в Бенгази в 2012 году (она тогда была госсекретарем) и инцидент с использованием личного почтового сервера для рабочей переписки.

Многие американцы согласятся, что репутация Клинтон сильно подмочена этими скандалами, и это, возможно, объясняет данные предвыборных опросов: более половины респондентов относятся к ней негативно.

Однако большинство критиков все же не прибегают к таким радикальным выражениям, как Лонгворт. Из-за них ее публикации несколько раз блокировались администрацией «Фейсбука» за нарушение правил соцсети.

Так зачем же она это делает?

«Если есть проблема… нужно начинать дискуссию», — говорит она.

«К сожалению, так работает общество… Вы ввязываетесь в конфликт, но он способствует бизнесу и распространению ваших идей, — рассуждает Лонгворт. — Может, для других это безрассудно и неоправданно. Но не для нас».

Эмили Лонговорт — часть небольшого, но очень шумного радикального течения на периферии Республиканской партии.

На митингах в поддержку Трампа группы его сторонников кричат «Посадить ее за решетку!»

Некоторые носят футболки со словами «Trump that Bitch» (буквально — «взять верх над этой сукой»). Есть и те, кто называет Клинтон «служителем Сатаны» и использует в социальных сетях хэштеги вроде #Killary (сочетание глагола kill — убивать и имени Хиллари).

Автор фото, AFP

Подпись к фото,

Во время митинга в Филадельфии в понедельник Трамп прихлопывал под скандирование своих сторонников «Посадить ее за решетку!»

На долю Трампа выпадает не меньше презрения — это в лучшем случае. Его сравнивали с Адольфом Гитлером и обвиняли в расстройстве личности.

«Обоих кандидатов подвергали жесткой критике за физические данные, черты характера, принятые в прошлом решения», — отмечает историк американской политической риторики Дженнифер Мерсиеса.

«Единственная разница — Клинтон подвергается нападкам еще и за то, что она женщина, в то время как никто не критикует Трампа за то, что он мужчина, — говорит Мерсиеса. — Возможно, из-за того что она первая женщина-кандидат в президенты, люди просто не знают, за что еще ее критиковать и каким образом, кроме как путем гендерных и сексистских оскорблений».

По словам Мерсиесы, сексизм может быть как явным — например, использование слова «сука», так и скрытым.

Автор фото, Reuters

Подпись к фото,

«Посадить ее за решетку!» — гласит надпись на плакате

Многие колкости в отношении Клинтон крутятся вокруг получивших широкую огласку сексуальных похождений ее супруга в 1980-90-х годах.

В прошлом году Трамп «ретвитнул» комментарий: «Если Клинтон не может удовлетворить своего мужа, почему она думает, что сможет удовлетворить Америку?». Позднее он, однако, удалил этот пост.

Некоторые критики концентрируются на том, что она будто бы была сама вовлечена в тот скандал, пытаясь заставить замолчать причастных к нему женщин и очернить их.

В недавно вышедшем фильме под названием «Америка Хиллари: Тайная история Демократической партии» (Hillary’s America: The Secret History of the Democratic Party) — самой кассовой документальной ленте этого года — писатель-консерватор Динеш Д’Суза доходит до утверждений о том, что Хиллари Клинтон подначивала своего мужа спать с другими женщинами.

«Она все подстроила! — говорит он закадровым голосом. — Она использовала его слабость, чтобы он от нее зависел!»

Подобные обвинения демонстрируют намерение сделать Клинтон сообщником проступков ее мужа, говорит колумнист и писатель Мишель Голдберг.

«Они также подкрепляют утверждение о том, что она настолько одержима властью, что не способна на такие естественные человеческие чувства, как любовь, верность и ревность», — добавляет Голдберг.

Автор фото, Getty Images

За то время, что Клинтоны находились в публичном пространстве, американская политика стала заметно более поляризованной — частично этот процесс усугубляется появлением радикальных дискуссий в радиоэфире и интернете.

Избрание Барака Обамы — первого чернокожего и наиболее либерального за последние десятилетия президента — также стало «красной тряпкой» для некоторых, включая Д’Сузу.

В одном из своих скандальных фильмов Динеш Д’Суза, которого либеральные СМИ называли «главным консервативным троллем Америки», утверждает, что президент хочет «принизить» США в качестве наказания за «грехи колониализма».

В своей последней киноленте Д’Суза, намекая на способности Клинтонов превращать политический успех в финансовую выгоду, доходит до того, чтобы назвать Клинтон гангстером, который пытается «украсть Америку».

Однако и сам Дональд Трамп немало сделал для раздувания теорий заговора, которые, по мнению комментаторов, нагнетают враждебность общества по отношению к Обаме и Клинтон.

Он начал свою президентскую кампанию с возрождения давно развенчанного мифа о том, что Барак Обама родился за пределами США и поэтому не может быть президентом. В сентябре он отрекся от своих утверждений.

Он также предупредил, что ноябрьские выборы могут быть сфальсифицированы в пользу Клинтон, и заявил, что Клинтон и Обама были сооснователями группировки «Исламское государство» (запрещенной в ряде стран, в том числе США, Великобритании и России).

Миллиардер давно утверждал, что Обама — мусульманин, а в ходе дебатов в воскресенье — не в первый раз — Трамп назвал Клинтон дьяволом.

По словам Александра Зайчика, автора книги «Позолоченная ярость: Дикая поездка по Америке Дональда Трампа» (Gilded Rage: A Wild Ride Through Donald Trump’s America), благодаря выдвижению Трампа в теории заговора стали действительно верить люди, убежденные в провале большой политики.

«Он продвигает идеи, которые никогда в жизни не были бы выдвинуты Республиканской партией», — отмечает Зайчик.

Один из самых едких ненавистников Клинтон — поддерживающий Трампа радиоведущий из Техаса Алекс Джонс, которого правозащитная организация Southern Poverty Law Center назвала «одним из самых плодовитых теоретиков заговора в современной Америке».

По мнению Джонса, теракты 11 сентября и во время Бостонского марафона были подстроены государством.

Автор фото, Reuters

Подпись к фото,

Радиоведущий из Техаса Алекс Джонс выступал на митинге в поддержку Дональда Трампа

Своим чересчур пламенным выступлением в программе Би-би-си Sunday Politics в 2013 году Джонс довел ведущего Эндрю Нила до того, что он покрутил пальцем у виска и сказал: «Сегодня у нас в программе идиот».

Однако собственная программа Джонса — Alex Jones Show — и его сайт InfoWars («Инфовойны) привлекают миллионную аудиторию по всей стране.

«Она сволочь, она ведьма, она перешла на сторону зла, — говорил о Клинтон Джонс в спецвыпуске своей программы, выходившем в эфир во время съезда Демократической партии. — Посмотрите на ее лицо… Ей не хватает только зеленой кожи».

В той же программе Джонс показал видео, сравнивающее смех бывшей первой леди США с гиеной.

Но если кому-то и нравится такой юмор, Мишель Голдберг говорит, что издевательство над внешностью и смехом Клинтон отражает «элементарный сексизм».

Жесткие нападки на Клинтон свойственны не только крайне правым.

Еще во время праймериз, сражаясь со своим однопартийцем Берни Сандерсом, она нажила себе врагов и среди левых. Один из них, старший научный сотрудник Института политических исследований Эндрю Левайн, заявил Би-би-си, что скорее «проплывет через блевотину», чем проголосует за нее.

По мнению историка Дженнифер Мерсиеры, риторика в ходе этих выборов зашла слишком далеко.

«Когда мы относимся к политике как к спорту или войне, мы относимся к самим себе как к фанатам или солдатам — аплодируем, освистываем или подчиняемся приказам», — говорит она.

«Если мы таким образом относимся к политике, то те, кто придерживается отличных от наших взглядов, — они не просто неправы, они зло. Они не ошибаются, они враги», — отмечает Мерсиера.

Реакция Клинтон на критику

Автор фото, Getty Images

  • Нападение на дипмиссию в Бенгази: Клинтон говорила, что берет на себя ответственность за нападение на дипломатическую миссию США в 2012 году, в ходе которого погибли четыре американца. В результате нескольких слушаний в конгрессе не удалось установить какие-либо неверные действия с ее стороны.
  • Использование частного почтового сервера: Расследование ФБР заключило, что ни один «рациональный прокурор» не станет возбуждать уголовное дело в отношении Клинтон, однако она и ее помощники проявили «крайнюю небрежность» в обращении с засекреченной информацией.
  • «Фонд Клинтон»: Дискуссии о потенциально недобросовестных отношениях фонда с богатыми иностранными чиновниками и бизнесменами стали благодатной почвой для Трампа, однако штаб Клинтон указывал на то, что сам Трамп также был донором «Фонда Клинтон». Сама экс-госсекретарь указывала на благотворительную работу организации и отрицала подозрения в коррупции.
  • Сексуальные скандалы: Дональд Трамп использовал женщин, обвиняющих Билла Клинтона в сексуальных домогательствах (включая Хуаниту Броддерик, которая утверждала, что он ее изнасиловал), для раскрутки своей кампании. Клинтоны настаивали, что подозрения не имеют под собой оснований, хотя бывший президент и признавался в сексуальных контактах на стороне — но по обоюдному согласию.

Почему англичан не любят жители соседних стран

  • Борис Максимов
  • Би-би-си

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Англичане подарили миру футбол и футбольных хулиганов

Любой, кто когда-либо жил в коммуналке, знает, что соседи — это в лучшем случае головная боль. Они могут быть неплохими людьми (и в таком случае вам крупно повезло), но они всегда что-то делают не так и действуют на нервы своими привычками.

То же самое и с соседними странами. То, что в одной стране считается естественным и не вызывающим вопросов поведением, по другую сторону границы воспринимается как необъяснимое чудачество или даже беспардонное нарушение всех правил приличия.

Есть на свете такая страна — Англия.

Да, Англия — это страна, так как Соединенное Королевство — союз четырех стран: Шотландии, Уэльса, Северной Ирландии и Англии. Своего правительства у Англии нет, в отличие от остальных трех стран, но это до сих пор никому не мешало.

И вот в Англии задумались — какими повадками англичане раздражают своих соседей?

Телеканал History в попытке найти ответ провел опрос в Уэльсе, Шотландии, Франции, Ирландии, Германии и на всякий случай — в самой Англии тоже.

Выяснились сразу несколько интересных вещей.

Примерно каждый третий француз если не ненавидит, то очень плохо относится к англичанам. В Германии же, несмотря на все, что произошло в XX веке, — подобные чувства испытывает лишь примерно каждый седьмой.

Хулиганство и дорожное движение

Что же конкретно раздражает соседей Англии?

Список довольно большой, при этом французов и немцев нервирует примерно одно и то же.

И тем, и другим не нравится левостороннее движение в Британии. Англичане это заметили: съехав на автомобиле с парома в Дувре, на первых километрах дороги вы увидите знаки на неправильной правой стороне. На них написано, что ехать надо слева.

В обеих странах Англия ассоциируется с футбольными хулиганами. Хотя это явление почти искоренено в современной Англии, и в Голландии или Польше вокруг стадионов теперь дерутся намного чаще, никто не забыл, что этот феномен — английское детище.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Европейцам не понять, почему по дороге следует ехать с левой стороны

Говорят только по-английски

Французам и немцам не нравится, что англичане убеждены: все иностранцы говорят или должны говорить по-английски. При этом сами они не спешат выучить иностранный язык.

Строго говоря, это не предубеждение, а реальность. Практически в каждом уголке Европы можно увидеть англичан, заходящих в кафе, магазин или ресторан и с ходу начинающих говорить с персоналом по-английски.

Если их не понимают, англичане начинают говорить громче, так как уверены, что незнание английского — вещь настолько невероятная, что их собеседник, очевидно, просто плохо слышит.

В Германии и Франции также убеждены, что англичане слишком много пьют, а когда напиваются, начинают вести себя агрессивно. Например, хором что-то петь на улице и по возможности — посреди ночи.

Английские дети, считают французы и немцы, тоже чрезвычайно невоспитанные и ведут себя ужасно.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Для многих иностранцев англичане ассоциируются именно с пивом

Чай и картошка фри

Во Франции и Германии считают, что английская еда малосъедобна и именно по этой причине англичане заливают любое блюдо кетчупом и настаивают на том, что еда без картошки фри — не еда.

Это предубеждение и правда имеет под собой некоторые основания. Однако не все здесь так плохо: Лондон давно уже стал одной из кулинарных столиц мира.

Любимая еда англичан, если судить по статистике продаж — это карри, пицца и кебабы. Однако да — иногда в Англии можно найти и то, и другое, и третье, сотворенное вместе с картошкой фри.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Не все иностранцы убеждены, что это съедобно

И французы, и немцы считают, что англичане слишком высокомерны, чересчур горды королевской семьей и постоянно пьют чай.

В том, что касается чая, они правы. В Англии действительно считают, что чай — универсальное средство на все случаи жизни. Например, первое, что сказала акушерка моей жене сразу же после того, как родился наш сын: «Не хотите ли чаю?»

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Чай помогает во всех случаях жизни

В Германии народ также считает, что английский юмор слишком изощрен и потому непонятен. Вот тут англичане лишь посмеиваются, причем не слишком громко, если только они не выпили как следует, а на дворе не три часа ночи.

Жители обеих стран также искренне не понимают, почему англичане проголосовали за «брексит».

Не забудем, не простим

Когда дело доходит до ближайших соседей англичан, все становится еще сложнее.

Ирландцы жалуются: англичане считают жителей Ирландии пьяницами и коротышками и обзывают лепреконами невзирая на их реальный рост. Лепреконы — это такие коренастые и сонливые волшебные человечки из местного фольклора.

Ну и, конечно, все помнят сложную и кровавую историю отношений между двумя странами.

В Шотландии тоже не забывают английских завоевателей, но в целом англичан за прошлое не сильно журят.

Больше всего шотландцев возмущает то, что шотландские фунты стерлингов часто отказываются принимать в английских магазинах, несмотря на то, что это законная валюта во всем Соединенном Королевстве.

Многие валлийцы на вопрос об англичанах ответили: «Они убили принца Уэльского».

Не беспокойтесь, принц Чарльз жив и здоров. Речь идет о Лливелине Последнем. В 1282 году он объявил войну Англии, так как ему надоело, что английский король Эдвард I постоянно пытался завоевать его вотчину.

Это была смертельная ошибка. Восемь месяцев спустя войну он проиграл, и англичане отрубили ему голову. С тех пор Уэльсом правят они.

А чтобы посыпать рану солью, Эдвард I присвоил своему сыну и наследнику титул принца Уэльского. Наследники престола носят этот титул по сей день.

С тех пор прошло семь с лишним веков, но валлийцы обиды не забыли до сих пор.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Лливелин Последний — по левую руку английского короля

Интроспекция

Опрос проведен по просьбе английского комика Эла Мюррея, который запускает целую серию телепередач под заголовком «Почему не любят англичан?»

По его же просьбе были опрошены и сами англичане. Они отвечали на вопрос, что им не нравится в самих себе.

Англичане обычно в себе не копаются, но тут результаты опроса оказались интересными. Список вышел почти таким же, как в Германии или Франции.

Англичане недовольны незнанием иностранных языков, футбольными хулиганами, пьяными песнями на улицах по ночам, плохо воспитанными детьми и тем, что картошка фри сопровождает любое блюдо.

Но есть и различия. Англичанам не нравится, что в этой стране люди автоматически и не задумываясь выстраиваются в очередь, что все постоянно разговаривают о погоде и извиняются друг перед другом.

Последний пункт можно проверить эмпирически: если вы наступите кому-нибудь на ногу в метро, пострадавший немедленно извинится.

Если, конечно, перед вами не подвыпивший футбольный хулиган, вместе со своими невоспитанными чадами орущий песню, в которой невозможно разобрать ни одного слова.

Привычка ненавидеть: почему евреев продолжают преследовать | Статьи

1 мая в Тель-Авиве специалисты Центра Кантора представили результаты доклада о состоянии антисемитизма во всем мире. Исследователи бьют тревогу: ненависть к евреям превратилась в норму. Порой совершившие преступление даже не чувствуют раскаяния. Так, 19-летний Джон Эрнест, который 27 апреля убил одного и ранил троих человек (в том числе ребенка) в синагоге калифорнийского городка Пауэй, отказывается признать свою вину. И это несмотря на показания многочисленных свидетелей и антисемитское письмо, которое Эрнест сам же опубликовал незадолго до нападения на популярном среди экстремистов сайте. Оскорбительные карикатуры в газетах, марши неонацистов в Германии накануне Дня Катастрофы (День памяти 6 млн жертв Холокоста). Больше всего враждебность заметна на бытовом уровне: от брошенной в общественном месте оскорбительной фразы, надписи на заборе и травли в соцсетях до выпуска мороженого «Бедный еврей». Согласно данным агентства Европейского Союза по основным правам человека, 38% проживающих в Европе евреев задумываются об эмиграции. Почему народ, переживший геноцид, и сейчас не чувствует себя в безопасности — выясняли «Известия».

Дошли до точки

В 2018 году эксперты зафиксировали самое большое количество смертей от рук антисемитов за последние несколько лет — 13. После стрельбы в Пауэй Дональд Трамп заявил о том, что «антисемитизм и ненависть должны быть побеждены». С этим сложно поспорить, а еще труднее поверить, как если бы президент США призвал накормить всех голодных и дать кров нуждающимся. Как показал ежегодный отчет Центра Кантора при Тель-Авивском университете о ситуации с антисемитизмом во всем мире, в 2018 году Соединенные Штаты стали лидерами по количеству зафиксированных случаев проявления ненависти по отношению к евреям: 100 серьезных инцидентов, самый страшный из которых — теракт в синагоге Питтсбурга «Древо жизни» в октябре 2018 года. Тогда от рук 46-летнего Роберта Бауэрса погибло 11 евреев.

Полиция на месте массовой стрельбы в синагоге «Древо жизни» на Белки-Хилл, 27 октября 2018 года, Питтсбург, США

Фото: Global Look Press/Aaron Jackendoff

Недалеко от США ушла Великобритания — 68 серьезных случаев проявления нетерпимости.

«В Великобритании антисемитизм достиг институционального уровня в главной оппозиционной партии — Лейбористской, — подчеркивает президент Европейского еврейского конгресса (ЕЕК) Вячеслав Моше Кантор. — Ее высокопоставленные члены недооценивают или полностью игнорируют это явление. Надо четко сказать, что антисемитизм ультраправых опасен так же, как и антисемитизм ультралевых».

На Германию и Францию приходится 35 инцидентов, в Канаде — 20, Бельгии — 19, в Нидерландах зафиксировано 15 серьезных инцидентов, на Украине — 12 случаев, в Аргентине — 11. В России в прошлом году инцидентов с применением насилия не было (имели место несколько конфликтов с участием иностранных болельщиков на чемпионате мира по футболу, но они быстро сошли на нет). Впрочем, если вы путешествуете из аэропорта Шереметьево в Москву на аэроэкспрессе, то заметите по пути граффити с советом кого нужно бить, чтобы спасти Россию, а подсчитать число антисемитских комментариев в интернете вообще не представляется возможным.

Молящиеся возле Стены Плача в Иерусалиме

Фото: Depositphotos

Количество наиболее серьезных и жестоких происшествий по всему миру выросло на 13% — с 342 до 387 инцидентов. Но даже если речь не идет о реальном насилии, оскорбления и травля могут ранить ничуть не меньше, создавая атмосферу напряженности и страха. По данным французского министерства внутренних дел и Службы по защите еврейской общины, ни один день во Франции не проходит без антисемитского выпада.

«Enough is enough!» — восклицают исследователи, «Всему есть предел!». 13 унесенных жизней на почве национальной нетерпимости — это уже слишком.

«Описать ситуацию в 2018 году и начале 2019 года можно одним словом — критическая. Евреи во многих странах не чувствуют себя в безопасности, — отмечает Вячеслав Моше Кантор. — Как показало второе нападение в американской синагоге, страны, которые прежде считались безопасными, более таковыми не являются».

Нашли крайних

«Мы не просто машем рукой, мы включили сирену, — говорит специалист Центра Кантора доктор Хаим Фиреберг. По его словам, всплеск антисемитизма не связан с арабо-израильским конфликтом — в прошлом году в регионе было относительно тихо, масштабные военные операции не проводились. Речь идет именно о классическом антисемитизме.

«Растет невежество, слабеет приверженность обязательствам: всего 2% молодежи интересуется Второй мировой войной. Молодое поколение не несет ответственность за антисемитские проявления, не чувствует обязанность знать, помнить, искупать грехи прошлого, они даже не знают, где на карте находится Израиль, — констатирует директор Центра Кантора, профессор Дина Порат.

Осмотр жителей Варшавского гетто нацистами. Снимок с сентября 1939 года

Фото: Global Look Press/dpa

В представлении многих еврей до Холокоста ничуть не лучше еврея после: жадный до компенсаций, власти, марионеточник, который заботится только о своем благосостоянии, чужак и двурушник («и нашим, и вашим»). Сам термин «еврей» во многих странах и языках стал ругательством. Но исследователи подчеркивают: нетерпимость — проблема не только еврейского народа, как показывают недавние теракты на Шри-Ланке.

«В Нигерии были убиты тысячи христиан, сотни церквей осквернены во Франции. Давайте не будем смотреть только на евреев, а обратим внимание на то, что происходит с меньшинствами во всем мире. Экстремистские группировки культивируют ненависть по отношению ко всем, кто не разделяет их взглядов», — подчеркивает Дина Порат.

Прервать молчание

Кому-то может показаться, что на 7,5 млрд человек несколько сотен случаев проявления антисемитизма в мире — невысокий показатель, но это статистика только по официальным данным. Большинство евреев, около 75–80%, столкнувшись с проявлением антисемитизма, молчат, не обращаясь в правоохранительные органы и общины. Чтобы не привлекать внимания, всё меньше евреев выходят на улицу в кипе, из-за напряженности в общеобразовательных школах некоторые еврейские семьи вынуждены отдавать детей в католические учреждения. Растет «внутренняя миграция». Так евреи, живущие десятки лет в небольших городках Франции, переезжают в Лион или Тулузу. Количество евреев в Англии сократилось на 100 тыс. человек.

Фото: Global Look Press/Li Rui

«Почему молчат? Они боятся одной простой вещи: если они пожалуются на соседа, сосед отомстит. Или, скажем, если они пожалуются против мусульманской общины, то община примет меры. И эта проблема: что сделает полиция в таком случае? — поясняет «Известиям» профессор Дина Порат. — Наша цель — добиться того, чтобы еврейские диаспоры сообщали нам как можно больше информации».

Впрочем, на мировом уровне лед потихоньку, но все-таки тронулся. Так, Дональд Трамп назначил на должность спецпосланника по вопросам мониторинга и борьбы с антисемитизмом военного офицера, бывшего прокурора по уголовным делам Элана Карра (место было вакантно два года). 6 мая Карр выступит на еврейской конференции в Киеве. И в целом семинары, конференции, репортажи СМИ о проблемах антисемитизма дают результаты.

Фото: Getty Images/Michele Tantussi/

Мемориальная плита, украшенная бабочками, посвященная еврейским детям, которые погибли в Холокосте. Германия

«Было принято рабочее определение антисемитизма, совет ЕС одобрил декларацию о борьбе с антисемитизмом, укреплении безопасности и усилении защиты еврейских диаспор Европы. Специально созданная рабочая группа разрабатывает план по противостоянию антисемитизму. И это действительно результат: все-таки ЕС включает в себя 28 стран, это международная организация, — подчеркивает директор Центра Кантора. — Но главное — это информированность. Страны, общественные движения, сами гражданские общества должны говорить об антисемитизме как о части общей проблемы расизма, расовой и этнической нетерпимости (например, антицыганских настроений). Не нужно ни преувеличивать, ни преуменьшать угрозу, нужно действовать, рассматривая антисемитизм в мировом масштабе, понять, что чувствуют евреи».

14 мая в Тель-Авиве откроется музыкальный конкурс «Евровидение». Эксперты надеются, что фестиваль поможет укрепить культурные связи и понизить градус напряженности.

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ

Ксения Собчак объяснила, почему люди ненавидят Ольгу Бузову

17:41, 07.11.2018

По мнению журналистки, негатив в адрес телеведущей и певицы связан с «эффектом «Дома-2».

Ксения Собчак стала новой героиней YouTube-шоу Басты GazLive, где звезды отвечают только на те вопросы, которые задают им интернет-пользователи. Так, 37-летняя журналистка откровенно рассказала о своей попытке стать президентом России, конфликтах на предвыборных дебатах, фильме «Дело Собчака», своем отношении к запрещенным веществам и многом другом. Не обошлось и без вопроса об Ольге Бузовой, которая на сегодняшний день является, пожалуй, самой популярной девушкой в стране.

Один зритель поинтересовался у Ксении, думала ли она, увидев Ольгу впервые в «Доме-2», что эффектная блондинка станет такой популярной. «Мне кажется, она всегда была яркой девушкой. Просто все соединилось как-то в одну точку», — наотмашь ответила Собчак. Но тут Баста решил перефразировать вопрос. «Почему ее ненавидит такое количество людей?» — спросил рэпер.

«Мне кажется, это не про ненависть. Это, скорее, продолжение эффекта «Дома-2» — очень объяснимый психологический эффект. Люди любят смотреть на кого-то, кто глупее, чем они. Или, кого они таковым считают. В этот момент у них поднимается самооценка. Они думаю: «Ой, какая дурочка-то». Но продолжают при этом смотреть. Почему они это делают? Потому что, когда они смотрят на умного человека, им становится скучно, сложно и себя они чувствуют говном в этой ситуации. А тут у них ощущение из разряда: «Ну идиотка, я бы умнее сказала», — объяснила телеведущая.

Ольга Бузова и Ксения Собчак

Кстати, в этом году на «Премии МУЗ-ТВ 2018. Трансформация» Ксения Собчак и Ольга Бузова выступили с совместным номером. Компанию им составил поп-король российской эстрады Филипп Киркоров. «Вы ждете, чтобы была какая-то страшная ссора или ревность к Ольге Бузовой? Много раз уже говорила: я за нее рада, считаю, что она сделала прекрасную карьеру. Мы уже много лет не работаем вместе, и я не следила за ней долгие годы. Но то, что происходит сейчас в ее жизни, мне кажется, это прекрасно. Она много лет об этом мечтала. Поэтому я рада поучаствовать с ней вместе в церемонии», — высказала тогда свое мнение по поводу творчества Бузовой и их совместного номера Ксения Собчак.

Филипп Киркоров / Ксения Собчак / Ольга Бузова — Цвет Настроения Синий / Непопулярная / Мало Половин

Сама Ольга Бузова не обращает внимания на хейтеров и продолжает добиваться новых высот. В начале октября 2017 года Ольга презентовала второй в своей музыкальной карьере альбом — «Принимай меня». Туда вошли ставшие хитами треки «Принимай меня», WIFI, «Тоже музыка» и еще 11 композиций. Сейчас Бузова активно готовится к масштабному сольному концерту, который состоится 12 декабря в Санкт-Петербурге в СКК «Ледовый дворец». Специально для грандиозного шоу дивы на площадке, вмещающей более 12 тысяч зрителей, построят особую сцену. Режиссером концерта станет востребованный мастер своего дела и друг телеведущей Алексей Голубев, который снял для певицы клипы на ее хиты «Привыкаю», «Мало половин» и WIFI.

Ольга Бузова

Читайте также:

Мать 37-летней Ксении Собчак собиралась изгнать из дочери дьявола

Ксения Собчак едко прокомментировала четвертую свадьбу Сергея Шнурова

Ксения Собчак показала видео с празднования 30-летия Паулины Андреевой

что думают россияне о мире и о себе :: Мнение :: РБК

Сильная Россия в массовом сознании означает, что она поступает так, как сама хочет в своей политике. Это, говорят блоггеры, и вызывает ненависть со стороны окружающего мира. Но одновременно в дискуссиях звучит и другая нота: власти США и европейских стран, тем более их население, с пониманием относятся к политике Путина, им очевидно, что она справедлива, но вот только признаться в этом они не могут, поскольку задеты их собственные интересы.

Впрочем, кроме США и их сателлитов есть и другие политические силы, которые ненавидят Россию, а потому не хотят ее могущества. Это либералы, «пятая колонна», «укропы» – враги, не менее опасные, чем Америка, хотя и не самостоятельные, полностью находящиеся под влиянием Запада, «кормящиеся с его рук». Никогда еще антилиберальная риторика в интернет-обсуждениях не была столь яростной и экспрессивной. И это неслучайно, в ситуации войны полутона неуместны – ты или патриот и за Россию, или ты ее враг. Сегодня либералы воспринимаются как открытые враги, причем оценка их слов и действий гораздо более жесткая, чем внешних врагов. 

Читайте на РБК Pro

Но если нас все ненавидят, то как мы сами относимся к нашим политическим противникам?

Участники обсуждений воспринимают Россию как жертву исторической несправедливости. Россия всегда была миролюбивой, она никогда не начинала войн, она только пыталась отстаивать свои интересы. Мы не имели морального права бросить русских в Крыму, когда им грозила смертельная опасность, и сразу подверглись обструкции и санкциям. Мы гуманны, они жестоки. Мы защищаем свои интересы, они им противостоят. Моральная правота на нашей стороне, а потому ненависть к нам со стороны врагов особенно сильна. 

А как сами россияне относятся сейчас к свой стране? Заявили, что «гордятся тем, что живут в России», почти столько же людей, сколько одобряют деятельность ее президента, 86 и 88% соответственно. Правда, среди одобряющих  деятельность президента, испытывают гордость по поводу проживания в РФ 89%, а среди не одобряющего его деятельность меньшинства – только 61%. Интересно, что гордящихся «нынешней Россией» хоть и немало, но заметно меньше, чем гордящихся проживанием в ней,– 69%. Среди тех, кто отозвался с неодобрением о деятельности президента, нынешней Россией вообще гордятся менее трети, а отказываются гордиться почти половина. 

Был задан и прямой вопрос, испытывают ли жители России стыд за дела, которые происходят в их стране. Большинство – 52% – дали отрицательный ответ. Тех, кто испытывает стыд, более всего (45%) снова среди людей, не одобряющих деятельность президента. Собственно, этот стыд и заставляет большую их часть не соглашаться с остальной массой.  

Вообще же способность чувствовать стыд за свою страну приходит – если приходит – с возрастом. Среди пожилых она встречается вдвое чаще, чем среди молодых. Пожилые в нашей стране, как правило, беднее молодых, потому получается, и это замечали издавна, что бедные совестливее богатых (тоже вдвое). Политические симпатии отчасти связаны с возрастом и достатком. И более пожилой и менее зажиточный электорат КПРФ включает вдвое больше стыдящихся, чем электорат ЕР. Среди готовых голосовать за ЛДПР еще более (почти треть) заявляющих, что им стыдно за страну. Но, быть может, они стыдятся вовсе не того, чего стыдятся те, кто остались верны, скажем, принципам пролетарского интернационализма.

Если кому-то покажется, что описанная картина мнений есть результат «зомбирования», «манипулирования» со стороны СМИ или властей, то на это у россиян есть такой ответ: 69% сказали «да» на вопрос «Чувствуете ли вы себя в нашем обществе свободным человеком?» При этом среди начальников так сказали 76%, а среди домохозяек – все 78%. Разве такими людьми кто-то сможет манипулировать? 


Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции. 

Почему они нас ненавидят?

На вопрос «Почему террористы нас ненавидят?» Американцев можно простить за то, что они ответят: «А какое нам дело?» Непосредственной реакцией на убийство 5000 невиновных является гнев, а не анализ. Однако гнева будет недостаточно, чтобы пройти через долгую борьбу. Для этого нам потребуются ответы. Те, что мы слышали до сих пор, были успокаивающими, но знакомыми. Мы за свободу, а они ее ненавидят. Мы богаты, и они нам завидуют. Мы сильны, и им это не нравится.Все это правда. Но во всем мире есть миллиарды бедных, слабых и угнетенных людей. Они не превращают самолеты в бомбы. Они не взрывают себя, чтобы убить тысячи мирных жителей. Если бы зависть была причиной терроризма, Беверли-Хиллз, Пятая авеню и Мейфэр давно бы превратились в морги. Здесь действует что-то более сильное, чем лишения и ревность. Что-то, что может побудить людей убивать, но также и умирать.

У Усамы бен Ладена есть ответ — религия. Для него и его последователей это священная война между исламом и западным миром.Большинство мусульман не согласны. Каждая исламская страна в мире осудила теракты 11 сентября. Для многих бен Ладен принадлежит к длинной линии экстремистов, которые ссылаются на религию для оправдания массовых убийств и побуждают людей к самоубийству. Слова «головорез», «фанатик» и «убийца» пришли из древних культов террора — индуистского, еврейского и мусульманского, соответственно, — которые считали, что выполняют работу Бога. Разум террориста — это свое собственное место, и, подобно сатане Милтона, он может превратить рай в ад, рай из ада.Будь то Унабомбер, Аум Синрике или Барух Гольдштейн (убивший множество безоружных мусульман в Хевроне), террористы почти всегда являются неудачниками, которые ставят свою извращенную мораль выше человеческой.

Но бен Ладен и его последователи не являются изолированным культом, как Аум Синрикё или Ветвь Давидианцев, или сумасшедшими одиночками, такими как Тимоти Маквей и Унабомбер. Они происходят из культуры, которая усиливает их враждебность, недоверие и ненависть к Западу и, в частности, к Америке. Эта культура не оправдывает терроризм, но подпитывает фанатизм, лежащий в его основе.Сказать, что Аль-Каида является маргинальной группой, может быть обнадеживающим, но это ложь. Прочтите арабскую прессу о последствиях терактов, и вы обнаружите не такое уж скрытое восхищение бен Ладеном. Или рассмотрите это из пакистанской газеты The Nation: «11 сентября не было бездумным терроризмом ради терроризма. Это была реакция и месть, даже возмездие». Иначе почему реакция Америки на террористические атаки так сильно сдерживается страхами перед «исламской ответной реакцией» на улицах? Пакистан не осмелится позволить Вашингтону использовать свои базы.Саудовская Аравия трепещет при мысли о том, что ей придется помочь нам публично. Египет просит, чтобы наши удары были как можно меньше. Проблема не в том, что Усама бен Ладен считает, что это религиозная война против Америки. Кажется, с этим согласны миллионы людей во всем исламском мире.

Эта неловкая реальность заставила некоторых на Западе отбросить старые эссе и старые предрассудки, предсказывающие «столкновение цивилизаций» между Западом и исламом. Историк Пол Джонсон утверждал, что ислам по своей сути является нетерпимой и насильственной религией.Другие ученые не согласны, указывая на то, что ислам осуждает убийство невиновных и запрещает самоубийства. Ничего не решить поиском «истинного ислама» или цитированием Корана. Коран — это обширная расплывчатая книга, наполненная поэзией и противоречиями (очень похожая на Библию). Вы можете найти в нем осуждение войны и подстрекательство к борьбе, прекрасные выражения терпимости и суровую критику неверующих. Цитаты из него обычно больше говорят нам о человеке, который выбрал отрывки, чем об исламе.Каждая религия совместима с лучшим и худшим в человечестве. На протяжении своей долгой истории христианство поддерживало инквизиции и антисемитизм, но также поддерживало права человека и социальное благополучие.

Поиск в книгах по истории также имеет ограниченную ценность. От крестовых походов 11 века до турецкой экспансии 15 века до колониальной эпохи в начале 20 века ислам и Запад часто воевали в военном отношении. Эта напряженность существует сотни лет, в течение которых было много периодов мира и даже гармонии.Например, до 1950-х годов евреи и христиане мирно жили под властью мусульман. Фактически, Бернард Льюис, выдающийся историк ислама, утверждал, что на протяжении большей части истории религиозные меньшинства преуспевали при мусульманских правителях, чем при христианских. Все изменилось за последние несколько десятилетий. Поэтому, безусловно, уместным вопросом, который мы должны задать, является: почему мы сейчас находимся в особенно трудной фазе? Что пошло не так в мире ислама, что объясняет не завоевание Константинополя в 1453 году или осаду Вены 1683 года, а сентябрь.11 января 2001 г.?

Давайте сначала заглянем внутрь этого огромного исламского мира. Многие из крупнейших мусульманских стран мира не проявляют такой антиамериканской ярости. Самая крупная из них, Индонезия, до недавнего азиатского экономического кризиса неукоснительно следовала советам Вашингтона по вопросам экономики и добилась впечатляющих результатов. Вторая и третья по численности населения мусульманские страны, Пакистан и Бангладеш, с некоторым успехом смешали ислам и современность. В то время как обе страны бедны, обе проголосовали за женщину в качестве премьер-министра до того, как это сделало большинство западных стран.Далее идет Турция, шестая по величине мусульманская страна в мире, несовершенная, но функционирующая светская демократия и близкий союзник Запада (член НАТО).

Только когда вы попадете на Ближний Восток, вы увидите в мрачных тонах все дисфункции, которые возникают у людей, когда они думают об исламе сегодня. В Иране, Египте, Сирии, Ираке, Иордании, на оккупированных территориях и в Персидском заливе возрождение исламского фундаментализма опасно, и грубый антиамериканизм, похоже, присутствует повсюду.Это страна террористов-смертников, знаменосцев и пламенных мулл. Когда мы наносим удар по Афганистану, стоит помнить, что ни один афганец не был связан с террористическим нападением на Соединенные Штаты. Афганистан — это лагерь, из которого арабская армия сражается с Америкой.

Но даже арабский гнев в Америке появился сравнительно недавно. В 1950-х и 1960-х годах казалось немыслимым, что Соединенные Штаты и арабский мир в конечном итоге окажутся заблокированными в культурном конфликте. Самый влиятельный журналист Египта Мохамед Хейкал описал настроение того времени: «Вся картина Соединенных Штатов… был гламурным. Британия и Франция угасали, ненавидели империи. Советский Союз находился на расстоянии 5000 миль, и идеология коммунизма была анафемой мусульманской религии. Но Америка вышла из Второй мировой войны богаче, мощнее и привлекательнее, чем когда-либо ». Я впервые побывал на Ближнем Востоке в начале 1970-х, и даже тогда образ Америки представлял собой блестящую, доступную современность: быстрые автомобили, Hilton отели и Coca-Cola. Что-то произошло на этих землях. Чтобы понять корни антиамериканского гнева на Ближнем Востоке, нам нужно исследовать не последние 300 лет истории, а последние 30.

I. ПРАВИТЕЛИ

Трудно представить себе ажиотаж в арабском мире в конце 1950-х годов, когда Гамаль Абдель Насер консолидировал власть в Египте. На протяжении десятилетий арабами правили колониальные губернаторы и короли-декаденты. Теперь они достигли своей мечты о независимости, и Насер стал их новым спасителем, современным человеком послевоенной эпохи. Он родился под британским правлением в Александрии, космополитическом городе, скорее средиземноморском, чем арабском. Годы его становления прошли в армии, наиболее западном сегменте общества.В сшитых на заказ костюмах и модных темных очках он выглядел энергичным на мировой арене. «Египетский лев», — говорил он от лица всего арабского мира.

Насер считал, что арабская политика должна опираться на современные идеи, такие как самоопределение, социализм и арабское единство. И до того, как нефтяные деньги превратили страны Персидского залива в золотых гусей, Египет был бесспорным лидером Ближнего Востока. Так видение Насера ​​стало видением региона. Все режимы, от баасистов в Сирии и Ираке до консервативных монархий Персидского залива, высказывались в одних и тех же терминах и тонах.Не то чтобы они просто подражали Насеру. Ближний Восток отчаянно хотел стать современным.

Не удалось. При всей своей энергии эти режимы выбирали плохие идеи и худшим образом воплощали их в жизнь. Социализм породил бюрократию и застой. Вместо того чтобы приспосабливаться к провалам централизованного планирования, экономики так и не пошли дальше. Республики превратились в диктатуры. «Неприсоединение» третьего мира превратилось в просоветскую пропаганду. Арабское единство трещало и рушилось по мере того, как страны открывали свои собственные национальные интересы и возможности.Хуже всего то, что Израиль унизил арабов в войнах 1967 и 1973 годов. Когда Саддам Хусейн вторгся в Кувейт в 1990 году, он разрушил последние остатки арабской идеи.

Посмотрите на Египет сегодня. Обещание насеризма превратилось в тихий кошмар. Правительство эффективно только в одной области: подавление инакомыслия и удушение гражданского общества. За последние 30 лет экономика Египта пошла на спад, а его население увеличилось вдвое. Безработица составляет 25 процентов, а 90 процентов ищущих работу имеют дипломы колледжей.Когда-то являвшаяся сердцем арабской интеллектуальной жизни, страна выпускает всего 375 книг в год (по сравнению с 4000 в Израиле). Несмотря на гневные протесты в адрес иностранцев, египтяне все это знают.

Поразительно, но у Египта дела обстоят лучше, чем у его арабских соседей. Сирия стала одним из самых жестоких полицейских государств в мире, страной, в которой режим может арестовать и убить 25 000 человек без каких-либо последствий. (Это в стране, столица которой, Дамаск, является старейшим постоянно заселенным городом в мире.) За 30 лет Ирак превратился из одной из самых современных и светских арабских стран — где женщины работают, художники процветают, журналисты пишут — в убогий манеж для мании величия Саддама Хусейна. Ливан, многонациональное космополитическое общество со столицей, Бейрут, который когда-то назывался Парижем Востока, превратился в аду войны и террора. При почти немыслимом повороте глобальной модели почти каждая арабская страна сегодня менее свободна, чем 30 лет назад. В мире мало стран, о которых можно так сказать.

Мы думаем о диктаторах Африки как о хищных, но диктаторы Ближнего Востока могут быть такими же жадными. А по сравнению с успехом Израиля неудачи арабов еще более унизительны. Несмотря на все свои недостатки, из той же пустыни Израиль создал функционирующую демократию, современное общество с все более высокотехнологичной экономикой и процветающей художественной и культурной жизнью. В Израиле сейчас ВВП на душу населения, равный многим западным странам.

Если бедность приводила к неудачам в большей части Аравии, то богатство приводило к неудачам в остальной части.Подъем нефтяной энергетики в 1970-х годах дал второе дыхание арабским надеждам. Там, где терпит поражение насеризм, нефть добивается успеха. Но этого не произошло. Все, что привело к росту цен на нефть за три десятилетия, — это породило новый класс богатых, внешне западных арабов Персидского залива, которые путешествуют по миру в роскоши и презираются остальным арабским миром. Посмотрите карикатуры на шейхов Персидского залива в египетских, иорданских или сирийских газетах. Их изображают в самой оскорбительной, почти расистской манере: тучными, коррумпированными и слабыми.Большинство американцев думают, что арабы должны быть благодарны за нашу роль в войне в Персидском заливе, поскольку мы спасли Кувейт и Саудовскую Аравию. Большинство арабов думают, что мы спасли королевских семей Кувейта и Саудовской Аравии и . Большая разница.

Деньги, которые растратили шейхи Персидского залива, достигли размеров, в которые почти невозможно поверить. Только один пример: любимый принц Саудовской Аравии в возрасте 25 лет построил дворец в Эр-Рияде за 300 миллионов долларов и в качестве дополнительной награды получил комиссию в 1 миллиард долларов по телефонному контракту королевства с AT&T.Богатство не только не привело к политическому прогрессу, но и имело некоторые негативные последствия. Он обогатил и расширил возможности правительств стран Персидского залива, так что они, как и их арабские братья, со временем стали более репрессивными. Бедуинские общества, которыми они когда-то правили, превратились в позолоченные клетки, наполненные разочарованными, ожесточенными и недовольными молодыми людьми, некоторые из которых сейчас живут в Афганистане и работают с Усамой бен Ладеном. (Бен Ладен и некоторые из его помощников происходят из привилегированных семей Саудовской Аравии.)

К концу 1980-х, когда весь остальной мир наблюдал за разрушением старых режимов от Москвы до Праги, Сеула и Йоханнесбурга, арабы застряли в своих руках. стареющие диктаторы и коррумпированные короли.Режимы, которые в 1960-е могли казаться многообещающими, теперь разоблачились как усталые, коррумпированные клептократии, крайне непопулярные и совершенно нелегитимные. Следует добавить, что многие из них — близкие союзники Америки.

II. НЕПРАВИЛЬНЫЕ ИДЕИ

Около десяти лет назад в непринужденной беседе с пожилым арабским интеллектуалом я выразил разочарование по поводу того, что правительства на Ближнем Востоке не смогли провести либерализацию своей экономики и общества так, как это сделали жители Восточной Азии. «Посмотрите на Сингапур, Гонконг и Сеул», — сказал я, указывая на их выдающиеся экономические достижения.Этот человек, мягкий, обаятельный ученый, выпрямился и резко ответил: «Посмотрите на них. Они просто подражали Западу. Их города — дешевые копии Хьюстона и Далласа. Это может быть приемлемым для рыбацких деревень. Но мы наследники. одной из великих цивилизаций мира. Мы не можем стать западными трущобами ».

Это разочарование в Западе лежит в основе арабской проблемы. Это делает невозможным экономический прогресс, а политический — трудностями. Под модернизацией сейчас понимают неизбежно неконтролируемое вестернизацию и, что еще хуже, американизацию.Этот страх парализовал арабскую цивилизацию. В некотором смысле арабский мир кажется менее готовым противостоять эпохе глобализации, чем даже Африка, несмотря на разрушения, которые этот континент пострадал от СПИДа и экономических и политических дисфункций. По крайней мере, африканцев хотят, чтобы адаптировались к новой мировой экономике. Арабский мир еще не сделал этого первого шага.

Вопрос в том, как регион, который когда-то жаждал современности, смог так резко отвергнуть его. В средние века арабы изучали Аристотеля (когда о нем давно забыли на Западе) и изобрели алгебру.В 19 веке, когда Запад высадился на берегу в арабских странах, в форме завоевания Наполеоном Египта, местные жители были очарованы этой могущественной цивилизацией. Фактически, как задокументировал историк Альберт Хурани, в 19 веке на Ближнем Востоке процветала вдохновленная европейцами либеральная политическая и социальная мысль.

Колониальная эпоха конца 19-го и начала 20-го веков породила надежды на британскую дружбу, которые были разочарованы, но все же арабские элиты оставались очарованными Западом.Будущие короли и генералы посещали колледж Виктории в Александрии, изучая речь и манеры британских джентльменов. Многие затем перебрались в Оксфорд, Кембридж и Сандхерст — традиция, которую до сих пор поддерживает королевская семья Иордании, хотя теперь они едут в Хотчкисс или Лоуренсвилль. После Первой мировой войны в арабском мире ненадолго промелькнула новая либеральная эра, поскольку идеи открытости политики и общества получили распространение в таких странах, как Египет, Ливан, Ирак и Сирия. Но поскольку они были частью мира королей и аристократов, эти идеи умерли вместе с теми старыми режимами.Новые же оказались такими же западными.

Насер считал свои идеи относительно Египта и арабского мира современными. Они тоже были западными. Его «национальная хартия» 1962 года выглядит так, как если бы она была написана левыми интеллектуалами в Париже или Лондоне. (Как и многие лидеры Третьего мира того времени, Насер был преданным читателем французских Le Monde и британских New Statesman.) Даже его самый страстный проект, панарабизм, был европейским. Это была версия национализма, объединившего Италию и Германию в 1870-х годах: те, кто говорил на одном языке, должны быть одной нацией.

Америка считает современность всем добром — и почти все это было хорошо для Америки. Но для арабского мира современность была одной неудачей за другой. Каждый пройденный путь — социализм, секуляризм, национализм — заканчивался тупиком. В то время как другие страны приспособились к своим неудачам, арабские режимы застряли на своем пути. А те, кто реформировался экономически, не могли заставить себя расслабиться политически. Шах Ирана, ближневосточный правитель, который попытался быстрее всех перевести свою страну в современную эпоху, наиболее жестоко отреагировал на иранскую революцию 1979 года.Но даже шахская модернизация — по сравнению, например, с восточноазиатским подходом к упорному труду, инвестициям и бережливости — была попыткой купить модернизацию за счет нефтяного богатства.

Получается, что для модернизации нужны не только силачи и нефтяные деньги. Импортировать иностранные товары — Cadillac, Gulfstreams и McDonald’s — несложно. Импортировать внутреннее наполнение современного общества — свободный рынок, политические партии, подотчетность и верховенство закона — сложно и опасно. Страны Персидского залива, например, получили облегчение модернизации, с товарами и даже рабочими, импортированными из-за границы.Ничего собственного не было; даже сейчас ничего нет. Что касается политики, правительства стран Персидского залива предложили своему народу сделку: мы подкупим вас богатством, но взамен позволим нам остаться у власти. Это был обратный лозунг американской революции — никаких налогов, но и никакого представительства.

Новая эпоха глобализации очень странным образом поразила арабский мир. Его общества достаточно открыты, чтобы их разрушила современность, но не настолько открыты, чтобы они могли оседлать волну. Они смотрят телешоу, фаст-фуд и газированные напитки.Но они не видят подлинной либерализации в обществе с расширенными возможностями и большей открытостью. Глобализация в арабском мире — это карикатура критиков на глобализацию — множество западных продуктов и рекламных щитов, практически ничего не говоря. Для некоторых в их обществе это означает больше вещей, которые нужно покупать. Для режимов это тревожное, опасное явление. В результате люди, которыми они правят, могут смотреть на глобализацию, но по большей части не трогать ее.

Америка стоит в центре этого мира глобализации.Это кажется неудержимым. Если вы закроете границы, Америка придет по почте. Если подвергнуть цензуре почту, она появится в фастфуде и выцветших джинсах. Если вы запретите эту продукцию, она просочится через спутниковое телевидение. Американцы настолько довольны глобальным капитализмом и культурой потребления, что мы не можем представить себе, насколько революционны эти силы.

Дезориентированные молодые люди, которые одной ногой придерживаются старого мира, а другой — нового, теперь ищут более чистую и простую альтернативу. Фундаментализм ищет таких людей повсюду; он тоже стал глобальным.Теперь в Индонезии можно найти людей, которые считают палестинское дело своим. (Двадцать лет назад индонезийский мусульманин едва ли знал бы, где находится Палестина.) Часто они узнавали об этом пути вдали от Запада, находясь на Западе. Так же поступил и Мохамед Атта, инженер с гамбургским образованием, который первым самолетом въехал во Всемирный торговый центр.

Арабский мир имеет проблему с Аттасом в нескольких смыслах. Глобализация застала его в плохой демографический момент. Арабские общества переживают массовый приток молодежи, причем более половины населения большинства стран моложе 25 лет.Молодые люди, зачастую более образованные, чем их родители, покидают свои традиционные деревни в поисках работы. Они прибывают в шумные, многолюдные города, такие как Каир, Бейрут и Дамаск, или уезжают работать в нефтяные государства. (Почти 10 процентов трудоспособного населения Египта когда-то работали в Персидском заливе.) В своем новом мире они видят огромные различия в уровне благосостояния и дезориентирующие эффекты современности; Наиболее тревожно то, что они видят женщин без накидок и в общественных местах, которые едут в автобусах, едят в кафе и работают вместе с ними.

Огромный наплыв неугомонных молодых людей в любую страну — плохая новость. Когда он сопровождается даже небольшими экономическими и социальными изменениями, он обычно порождает новую политику протеста. В прошлом общества в этих обстоятельствах становились жертвами поиска революционных решений. (Франция пережила «молодежный всплеск» незадолго до Французской революции, как и Иран до революции 1979 года.) В случае арабского мира эта революция приняла форму возрождения ислама.

III.ENTER RELIGION

Насер был достаточно набожным мусульманином, но не интересовался смешиванием религии с политикой. Ему показалось, что он движется назад. Это стало очевидным для небольших исламских партий, которые поддержали приход Насера ​​к власти. Самая важная из них, «Братья-мусульмане», начала решительно, часто жестоко, противостоять ему. Насер расправился с ним в 1954 году, заключив в тюрьму более тысячи его лидеров и казнив шестерых. Один из заключенных, Сайид Кутуб, хилый человек с огненным пером, написал в тюрьме книгу под названием «Дорожные указатели», которая в некотором смысле знаменует собой начало современного политического ислама или того, что часто называют «исламским фундаментализмом».

В своей книге Кутуб осуждал Насера ​​как нечестивого мусульманина, а его режим — как неисламский. Более того, продолжал он, почти каждый современный арабский режим был так же ошибочен. Исламские принципы — основная цель ортодоксальных мусульман с 1880-х годов. По мере того, как режимы на Ближнем Востоке становились все более отдаленными, репрессивными и пустыми в течение десятилетий после Насера, привлекательность фундаментализма росла. Он процветал, потому что Братья-мусульмане и подобные ему организации, по крайней мере, пытались дать людям ощущение смысла и цели в меняющемся мире, чего не пытался сделать ни один лидер на Ближнем Востоке.

В своей основополагающей работе «Арабское затруднение» Фуад Аджами объясняет: «Призыв фундаменталистов имеет резонанс, потому что он приглашает мужчин участвовать … [в] отличие от политической культуры, которая сводит граждан к зрителям и просит их уйти. вещи их правителям. В то время, когда будущее неопределенно, оно связывает их с традицией, которая уменьшает недоумение «. Фундаментализм дал арабам, недовольным своей судьбой, мощный язык оппозиции.

В этом отношении у Ислама было мало конкурентов.Арабский мир — это политическая пустыня, где нет реальных политических партий, нет свободной прессы и мало путей для инакомыслия. В результате мечеть превратилась в место для обсуждения политики. А фундаменталистские организации сделали больше, чем просто разговоры. От «Братьев-мусульман» до ХАМАС и «Хизбаллы» они активно предоставляют социальные услуги, медицинскую помощь, консультации и временное жилье. Для тех, кто дорожит гражданским обществом, неприятно видеть, что на Ближнем Востоке эти нелиберальные группы являются гражданским обществом.

Я спросил Шери Берман, ученого из Принстона, изучающего подъем фашистских партий в Европе, видит ли она какие-либо параллели. «Фашисты часто очень эффективно оказывали социальные услуги», — отметила она. «Когда государство или политические партии не в состоянии обеспечить ощущение легитимности или цели или основных услуг, другие организации часто оказываются в состоянии шагнуть в пустоту. В исламских странах есть готовый источник легитимности в религии. Так что это Неудивительно, что это фундамент, на котором эти группы процветают.Конкретная форма — исламский фундаментализм — характерна для этого региона, но основная динамика похожа на подъем нацизма, фашизма и даже популизма в Соединенных Штатах ».

Исламский фундаментализм получил огромное развитие в 1979 году, когда аятолла Рухолла Хомейни сверг иранского шаха. Иранская революция продемонстрировала, что влиятельного правителя могут взять на себя группы внутри общества. Она также показала, как в сломанном обществе даже, казалось бы, благотворные силы прогресса — образование и технологии — могут усугубить беспорядки. .До 1970-х годов большинство мусульман на Ближнем Востоке были неграмотными и жили в деревнях и городах. Они практиковали своего рода уличный ислам, адаптированный к местной культуре. Плюралистические и терпимые, эти люди часто поклонялись святым, ходили в святыни, пели религиозные гимны и дорожили религиозным искусством — все это технически запрещено в исламе. (Это было особенно верно в отношении Ирана.) Однако к 1970-м годам люди начали переезжать из деревень, и их религиозный опыт не был связан с определенным местом.В то же время они учились читать и обнаружили, что фундаменталисты проповедуют новый ислам, абстрактную веру, основанную не на историческом опыте, а буквальную, пуританскую и книжную. Это был ислам Высшей церкви в отличие от ислама деревенской ярмарки.

В Иране аятолла Хомейни использовал мощную технологию — аудиокассету. Его проповеди распространялись по всей стране и стали средством противодействия шахскому репрессивному режиму.Но не только Хомейни использовал язык ислама в качестве политического инструмента. Интеллигенция, разочарованная недоработанной или чрезмерно быстрой модернизацией, которая привела к хаосу в их мире, писала книги против «вестоксификации» и называла современного иранского человека — наполовину западным, наполовину восточным — безродным. Модные интеллектуалы, часто пишущие, не выходя из Лондона или Парижа, критиковали бы американский секуляризм и консьюмеризм и поддерживали исламскую альтернативу. По мере того, как подобные теории распространялись по арабскому миру, они не обращались к беднейшим из бедных, для которых вестернизация была волшебной (она означала еду и лекарства).Они обращались к толпе полуобразованных людей, прибывающих в города Ближнего Востока или ищущих образование и работу на Западе.

Тот факт, что ислам является в высшей степени эгалитарной религией, по большей части также оказался призывом к расширению прав и возможностей людей, которые чувствовали себя бессильными. В то же время это означает, что ни один мусульманин на самом деле не имеет права сомневаться в том, является ли тот, кто утверждает, что он настоящий мусульманин. Фундаменталисты, начиная с Сайида Кутуба, прыгнули в эту пустоту. Они спрашивают, являются ли люди «хорошими мусульманами».«Это вопрос, который напугал мусульманский мир. И здесь мы подходим к провалу не только правительств, но и интеллектуальной и социальной элиты. Умеренные мусульмане не хотят критиковать или опровергать фанатизм фундаменталистов. Подобно умеренным в Северной Ирландии, они боятся того, что с ними случится, если они выскажут свое мнение

Самая большая сделка с дьяволом была заключена умеренными монархиями Персидского залива, особенно Саудовской Аравией. Саудовский режим сыграл опасную игру.Он отвлекает внимание от своей дрянной репутации дома, финансируя религиозные школы (медресе) и центры, распространяющие жесткую, пуританскую разновидность ислама — ваххабизм. За последние 30 лет школы, финансируемые Саудовской Аравией, выпустили десятки тысяч полуобразованных фанатичных мусульман, которые относятся к современному миру и немусульманам с большим подозрением. Америка в этом мировоззрении почти всегда злая.

Этот экспортированный фундаментализм, в свою очередь, заразил не только другие арабские общества, но и страны за пределами арабского мира, такие как Пакистан.Во время 11-летнего правления генерала Зия уль-Хака диктатор решил, что для подавления политического инакомыслия ему нужны союзники. Он нашел их в фундаменталистах. С помощью саудовских финансистов и чиновников он основал множество медресе по всей стране. Они купили ему временную легитимность, но разрушили социальную ткань Пакистана.

Если есть одна великая причина подъема исламского фундаментализма, то это полный провал политических институтов в арабском мире. Мусульманские элиты отводили глаза от этой реальности.Конференции в исламских центрах по-прежнему будут скорее обсуждать «Ислам и окружающую среду», чем изучать дисфункции нынешних режимов. Но поскольку умеренное большинство смотрит в другую сторону, ислам захватывает небольшой ядовитый элемент, люди, которые пропагандируют жестокое отношение к женщинам, образованию, экономике и современной жизни в целом. Я видел, как это происходило в Индии, где я вырос. Богатый, красочный, плюралистический и непринужденный ислам моей юности превратился в суровую пуританскую веру, находящуюся под контролем мелких теократов и религиозных комиссаров.В следующем разделе рассказывается о том, что Соединенные Штаты могут сделать, чтобы помочь исламскому миру. Но если мусульмане не возьмут на себя задачу не дать своей религии стать жертвой медиевистов, ничто из постороннего не сможет их спасти.

IV. ЧТО ДЕЛАТЬ

Если бы почти любой араб прочитал это эссе до сих пор, он бы резко возразил. «Хорошо говорить о неудачах арабского мира, — говорил он, — но как насчет неудач Запада? Вы говорите о долгосрочном упадке, но наши проблемы связаны с конкретной, жестокой американской политикой.«Для большинства арабов отношения с Соединенными Штатами были наполнены разочарованием.

В то время как арабский мир долгое время чувствовал себя преданным европейскими колониальными державами, его разочарование в Америке начинается, прежде всего, с создания Израиля в 1948 году. в то время, когда колонии завоевывали независимость от Запада, здесь было государство, в основном состоящее из иностранцев, которых навязывали региону при поддержке Запада. Гнев усилился после того, как Америка поддержала Израиль во время войн 1967 и 1973 годов. , и с тех пор в его отношениях с палестинцами.Ежедневное столкновение с жестким правлением Израиля над оккупированными территориями превратило это в великое дело арабского — и, по сути, исламского мира в целом. В других странах они смотрят на американскую политику в регионе как на цинично связанную с нефтяными интересами Америки, безо всяких колебаний поддерживая головорезов и тиранов. Наконец, бомбардировки и изоляция Ирака стали кормом для ежедневных нападений на Соединенные Штаты. Хотя многие в арабском мире не любят Саддама Хусейна, они считают, что Соединенные Штаты выбрали особенно бесчеловечный метод борьбы с ним — метод, который голодает целую нацию.

Некоторые из этих обвинений имеют под собой основание, и, конечно же, с точки зрения араба, действия Америки никогда не будут казаться полностью справедливыми. Как и у любой страны, у Америки есть свои интересы. На мой взгляд, самые большие грехи Америки перед арабским миром — это грехи бездействия. Мы не пытались оказать давление на какой-либо там режим, чтобы открыть его общество. Это пренебрежение обернулось смертельным исходом в случае Афганистана. Уход из этой раздробленной страны после 1989 года привел к усилению бен Ладена и талибов.Это не самая серьезная ошибка, которую может совершить великая держава, но это обычная американская ошибка. Как объяснил Ф. Скотт Фицджеральд о своих персонажах в «Великом Гэтсби»: «Они были нерадивыми людьми, Том и Дейзи — они крушили вещи и создания, а затем отступили к своим деньгам или своей безмерной неосторожности … и позволили другие люди убирают беспорядок «. Америка не была продажной в арабском мире. Но это было небрежно.

И все же беспечности недостаточно, чтобы объяснить арабский гнев. В конце концов, если в основе проблемы лежит забота о палестинцах, почему их арабские братья ничего для них не сделали? (Они не могут переселиться ни в одну арабскую страну, кроме Иордании, а помощь, которую они получают от стран Персидского залива, ничтожна.) Израиль обращается со своим 1 миллионом арабов как с гражданами второго сорта, что является позором для его демократии. И все же трагедия арабского мира заключается в том, что Израиль предоставляет им больше политических прав и достоинств, чем большинство арабских стран дает своему народу. Почему гнев арабов сосредоточен на Израиле, а не на этих режимах?

Непропорциональное чувство обиды, направленное на Америку, необходимо поместить в общий контекст чувства унижения, упадка и отчаяния, охватившего арабский мир. В конце концов, китайцы категорически не согласны с большей частью внешней политики Америки и вели войны с У.С. прокси. Африканские государства испытывают такое же чувство разочарования и несправедливости. Но они не доводят его до гнева против Америки. Однако арабы чувствуют, что они находятся в осаде современного мира и что Соединенные Штаты символизируют этот мир. Таким образом, каждое действие Америки увеличивается в тысячу раз. И даже когда мы бездействуем, слухи о наших гигантских силах и гнусных деяниях продолжают распространяться. Большинство американцев не поверили бы, насколько распространены слухи в арабском мире о том, что ЦРУ или израильский Моссад взорвали Всемирный торговый центр, чтобы оправдать нападения на арабов и мусульман.Это культура, из которой произошли террористы-смертники.

Теперь Америка должна разработать стратегию борьбы с этой формой религиозного терроризма. Как теперь широко понимают, это будет долгая война с множеством фронтов и битв, малых и больших. Наша стратегия должна быть разделена на три направления: военное, политическое и культурное. На военном фронте — я имею в виду войну, тайные операции и другие формы принуждения — цель проста: полное уничтожение Аль-Каиды. Даже если мы никогда не поймем всех причин апокалиптического террора, мы должны бороться с ним.Каждый, кто планирует и помогает в террористической операции, должен понимать, что его будут отслеживать и наказывать. Их операции будут нарушены, их финансы истощены, их убежища будут разрушены. Осуществление такой стратегии будет сопряжено с расходами, но все они исчезнут, если мы добьемся успеха. На военном фронте все остальное не имеет значения.

Политическая стратегия сложнее и амбициознее. На самом широком уровне у нас теперь есть шанс перестроить международную систему с учетом этой насущной новой опасности.Степень сотрудничества со всего мира беспрецедентна. Не стоит с подозрением относиться к этой тенденции. Большинство правительств чувствуют угрозу роста субнациональных сил, таких как Аль-Каида. Даже те, кто явно поддерживал терроризм в прошлом, например Иран, похоже, заинтересованы в том, чтобы вновь войти в мировое сообщество и изменить свой образ жизни.

Мы можем определить стратегию для эпохи после окончания холодной войны, которая отвечает основным потребностям Америки в области национальной безопасности и при этом поддерживается широким международным консенсусом.Для этого нам придется отказаться от некоторых рефлексов «холодной войны», таких как аллергия на многосторонность, и перестать настаивать на том, что Китай собирается соперничать с нами в военном отношении или что Россия, вероятно, вновь появится в качестве новой военной угрозы. (Вот уже 10 лет наши силы обороны приспособлены ко всему, кроме реальной опасности, с которой мы сталкиваемся. Это неизбежно изменится.)

Цель международной коалиции — практическая и стратегическая. Учитывая характер этой войны, нам потребуется постоянное сотрудничество других правительств — чтобы производить аресты, закрывать убежища, закрывать банковские счета и делиться разведданными.Политика альянса стала вопросом высокой национальной безопасности. Но есть более широкий императив. Соединенные Штаты доминируют в мире, что неизбежно вызывает зависть, гнев или противодействие. Это приходит с силой, но нам все еще нужно делать что-то. Если мы сможем замаскировать нашу власть — извините, работать с такими учреждениями, как Совет Безопасности Организации Объединенных Наций, США, возможно, будет легче вынести для большей части мира. Отец Буша понимал это, поэтому он добился того, чтобы ООН санкционировала войну в Персидском заливе.Дело здесь в том, чтобы добиться успеха, и международная легитимность может помочь нам в этом.

Теперь мы попали в Израиль. Очевидно, что это одна из центральных и наиболее острых проблем в регионе. Но это проблема, для решения которой мы не можем предложить арабскому миру поддержку для ее решения — исчезновение государства. Мы никоим образом не можем ослабить нашу приверженность существованию и здоровью Израиля. Точно так же мы не можем отказаться от нашей политики сдерживания Саддама Хусейна. Он создает оружие массового поражения.

Однако мы не должны проводить ошибочную политику просто назло. Наша политика по отношению к Саддаму нарушена. У нас нет инспекторов в Ираке, санкции — по какой-то причине — голодают иракцев, а он продолжает создавать химическое и биологическое оружие. Есть способ переориентировать нашу политику, чтобы сосредоточить наше давление на Саддама, а не на его народ, сдержать его в военном отношении, но не нанести экономический ущерб обычным иракцам. Колин Пауэлл пытался сделать это; ему следует дать свободу попробовать еще раз. Со временем нам придется обратиться к более широкому вопросу о том, что делать с Саддамом, — вопросу, на который, к сожалению, нет простого ответа.(Оккупация Ирака, даже если бы мы могли это сделать, не кажется хорошей идеей в этой обстановке.)

Что касается Израиля, мы должны проводить четкое различие между его правом на существование и его оккупацией Западного берега и Газы. В первом случае мы должны быть как никогда непреклонны; во втором мы должны продолжить попытки заключить окончательную сделку в соответствии с положениями, изложенными Биллом Клинтоном и Эхудом Бараком. Я предлагаю сделать это меньше, потому что это снизит температуру в арабском мире — кто знает, снизится ли? — чем потому, что это правильно.Израиль не может оставаться демократическим государством и продолжать оккупировать и управлять 3 миллионами человек против их воли. Это плохо для Израиля, плохо для палестинцев и плохо для Соединенных Штатов.

Но политические изменения, большие или маленькие, не составляют суть борьбы, с которой мы сталкиваемся. Третий, жизненно важный компонент этой битвы — культурная стратегия. Соединенные Штаты должны помочь исламу войти в современный мир. Это звучит как невыполнимая задача, и мы бы точно не выбрали ее.Но Америка — да и весь мир — сталкивается с серьезной угрозой безопасности, которая не будет устранена, если мы не сможем остановить политический, экономический и культурный коллапс, лежащий в основе арабского гнева. Во время холодной войны Запад использовал множество идеологических стратегий, чтобы дискредитировать привлекательность коммунизма, сделать демократию привлекательной и способствовать открытому обществу. Нам нужно будет сделать что-то в таком масштабе, чтобы выиграть эту культурную борьбу.

Во-первых, мы должны помочь умеренным арабским государствам, но при условии, что они будут придерживаться умеренности.Слишком долго такие режимы, как Саудовская Аравия, вступали в смертельный танец с религиозным экстремизмом. Даже Египет, который всегда осуждал фундаментализм, позволяет контролируемым СМИ безумно разглагольствовать об Америке и Израиле. (Таким образом, они не будут разглагольствовать о диктатуре, в которой живут.) Но в более широком смысле мы должны убедить умеренных арабов доказать своему народу, что ислам совместим с современным обществом, что он позволяет женщинам работать, что он поощряет образование и приветствует людей других вероисповеданий и вероисповеданий.Кое-что из этого они сделают — сентябрь. 11 стал тревожным звонком для многих. Саудовский режим осудил и разорвал свои связи с Талибаном (режим, который он использовал для прославления как представителя чистого ислама). Теперь египетская пресса призывает к военным действиям. Соединенные Штаты и Запад также должны делать свою работу. Мы можем финансировать умеренные мусульманские группы и ученых и распространять свежие идеи по всему арабскому миру, направленные на то, чтобы сломить власть фундаменталистов.

Очевидно, нам придется помочь построить новый политический порядок в Афганистане после того, как мы свергнем режим талибов.Но помимо этого мы должны оказывать давление на народы арабского мира — и другие страны, такие как Пакистан, где распространился вирус фундаментализма — с целью реформирования, открытости и обретения легитимности. Нам нужно вести дела с этими режимами; тем не менее, так же, как мы поступили с Южной Кореей и Тайванем во время холодной войны, мы можем объединиться с этими диктатурами и по-прежнему подталкивать их к реформам. Тем, кто утверждает, что мы не должны заниматься строительством нации, я бы сказал, что внешняя политика — это не теология. Я сам скептически относился к построению нации в тех местах, где наши интересы были неясны, и казалось маловероятным, что мы останемся в этом курсе.В этом случае стабильное политическое развитие является ключом к уменьшению нашей величайшей угрозы безопасности. У нас нет другого выбора, кроме как вернуться в бизнес по строительству нации.

Звучит сложно, но есть много хороших знаков. Аль-Каида не более могущественна, чем объединенная сила многих решительных правительств. Мир действительно объединяется вокруг американского лидерства, и, возможно, на какое-то время мы увидим появление нового глобального сообщества и консенсуса, которые могут принести прогресс во многих других областях международной жизни.Возможно, самое главное, исламский фундаментализм до сих пор не обращается к большинству мусульман. В Пакистане фундаменталистские партии еще не набрали более 10 процентов голосов. В Иране, испытав на себе жестокий пуританство мулл, люди стремятся к нормальной жизни. В Египте, несмотря на все репрессии, фундаменталисты являются мощной силой, но пока не доминирующей. Если Запад сможет помочь исламу войти в современность с достоинством и миром, он сделает больше, чем обеспечит безопасность.Это изменит мир.

Наука, объясняющая, почему мы любим ненавидеть

Вы когда-нибудь слышали клише «Нет связи сильнее, чем два человека, которые ненавидят одного и того же человека?» Оказывается, в этом утверждении действительно есть доля правды. Несмотря на то, что ненависть к людям является социально неприемлемым поступком, в тех немногих случаях, когда у людей хватает смелости и / или сильных эмоций, чтобы побудить их поделиться своим негативным мнением о человеке, это часто окупается в виде новых или более сильных связей.

Исследования показали, что у людей формируются более сильные связи, когда они могут говорить о своей неприязни к кому-то еще, чем когда они оба испытывают к кому-то положительные чувства. Вопрос в том, почему такое неуважительное действие, как высказывание негатива в адрес других людей, увеличивает количество и качество связей между ненавистными людьми?

Пламенные эмоции, разжигающие ненависть

Если вы в целом позитивный и снисходительный человек, концепция ненависти к другим, а тем более к тем, кого вы почти не знаете, является для вас чуждой концепцией.В большинстве случаев люди не говорят ненависти, потому что они жестокие, осуждающие и антиобщественные люди. Напротив, общие чувства и психологические потребности выявляют худшее поведение некоторых людей и побуждают их говорить негативные высказывания о другом человеке.

Вот четыре основные причины, по которым люди ненавидят других:

Люди хотят козла отпущения

Когда вы боретесь, будь то проблемы на работе, низкая самооценка, конфликты в отношениях и т. Д., гораздо лучше направить свою негативную энергию на обвинение кого-то другого, чем противостоять собственной роли в своих проблемах. Многие люди присоединяются к группам ненависти, потому что это позволяет им переложить вину за все свои проблемы на другую группу людей при поддержке группы людей, которые разделяют их убеждения и заставляют их чувствовать себя принадлежащими к ним.

↑ Содержание ↑

Они одиноки и ищут связей, даже ненавистных

Многие другие люди присоединяются к группам ненависти, потому что это удовлетворяет их потребность в дружбе и принадлежности.Вам не нужно делать что-то особенное или быть чем-то особенным, все, что вам нужно, — это отрицательно относиться к другим людям. Это легко. Точно так же некоторым людям легче устанавливать связи, унижая других и видя, кто согласен, чем доказывать людям, что они интересные и ценные товарищи.

↑ Содержание ↑

Они боятся неизвестного

Когда кто-то новый входит в группу, особенно если они занимают влиятельную позицию, многие люди сразу же начинают сплетничать о человеке негативно, потому что опасаются, как этот человек изменит их групповую динамику.Разделение ненависти к новому человеку — это способ для существующей группы укрепить свои связи в защите от постороннего.

↑ Содержание ↑

Их неуверенность побеждает их

Ненависть проявляется и тогда, когда люди сильно не уверены в себе. Часто они сравнивают себя с другими людьми, и когда они приходят к выводу, что другой человек может быть лучше их или обладает чертами, которые они не хотят признавать, которые они разделяют, люди могут высказаться против этого человека, чтобы проецировать на них свою тревогу.

↑ Содержание ↑

Понимание объединяющей силы ненависти

Выражение неприязни к другим людям спорно. С юных лет нас учат, что о других следует говорить только хорошее, поэтому, когда кто-то говорит что-то негативное, это привлекает внимание других людей и привлекает их. Если люди разделяют негативные мнения, это открывает людям возможность создавать связи тремя ключевыми способами:

↑ Содержание ↑

Ненависть определяет социальные линии

Люди хотят структуры и определенности в своей социальной жизни.Чтобы установить это, люди естественным образом делятся на внутренние группы (социальные круги, в которых каждый чувствует, что они принадлежат друг другу) и чужие группы (люди, которые существуют вне социальных кругов и обычно не приветствуются в них). Когда люди заявляют о своей неприязни к другим, это помогает им понять границы между социальными кругами. Это мощный мотиватор для установления связей между людьми, потому что он удовлетворяет их потребность чувствовать связь с другими.

↑ Содержание ↑

Взаимная неприязнь вызывает более сильную реакцию, чем взаимная неприязнь

В одном исследовании людям показали видео разговора двух человек, в котором мужчина вежливо приставал к женщине.После того, как их спросили, нравится или не нравится им этот человек, им сказали, что они собираются встретиться с людьми, которые разделяют их мнение о них, и спросили, насколько вероятно, что они собираются ладить с человеком, которого они встречают. Люди, которые отрицательно относились к этому мужчине, с гораздо большей вероятностью говорили, что они ладят с кем-то, кто разделял их отрицательное мнение, чем те, кто придерживался положительного мнения.

↑ Содержание ↑

Разделять ненависть может быть выражением уязвимости

Исследования показывают, что для формирования прочных интимных связей с людьми нужно быть уязвимым по отношению к ним — то есть вы должны делиться своими подлинными, неотфильтрованными чувствами.Вместо того, чтобы отрицательно относиться к другому человеку из-за описанной выше внутренней борьбы, вы можете сказать, что ненавидите кого-то по уважительной, личной причине, например, он причинил вам боль или причинил боль кому-то и / или чему-то, что вам небезразлично. Этот случай является моментом уязвимости, потому что вы делитесь трудным опытом, который может привести к тому, что другие будут ненавидеть другого человека от вашего имени и привязаться к вам.

↑ Содержание ↑

Узы ненависти имеют свою цену

Несмотря на то, что негативное отношение к другим людям дает определенные преимущества, не пытайтесь использовать эту тактику, чтобы завести друзей, потому что ее риски намного перевешивают любую выгоду, которая от нее исходит.Помните о возможных последствиях плохого отношения к другим людям:

Чтобы узнать, не нравится ли кому-то тот же человек, что и вы, один из вас должен сделать первый шаг и сказать что-нибудь негативное. Это может серьезно сказаться на вашей репутации окружающих вас людей, если они не согласны с вашим негативным мнением. Исследователи обнаружили, что, когда мы слышим, как кто-то говорит о других людях, мы навязываем говорящему содержание сказанного. Это явление называется спонтанным переносом черт, и, чтобы понять, как это работает, представьте, что мы с вами встретились на конференции и разговариваем так:

Вы: «Привет, Ванесса, что ты думаешь о последнем выступающем?»

Я: «Ух, он был такой скучный и сухой.Мне было трудно бодрствовать ».

Это может происходить одним из двух способов: если вы также думаете, что говорящий был скучным, мы бы связались из-за нашей общей неприязни к нему. Но если вы думаете, что докладчик интересен или, по крайней мере, заслуживает достойного обзора, вы услышите мое мнение и подумаете, что я скучный и сухой, потому что ваш мозг проецирует на меня мои утверждения. Это может быть не мгновенно или что-то, что вы полностью осознаете, но то, как вы относитесь ко мне, будет уменьшаться в ответ на мое негативное отношение к другому человеку.

С другой стороны, если бы я был в восторге от того, насколько умным был говорящий и как я любил его энергию, ваш мозг также проецировал бы эти черты на меня и дал бы вам более положительное впечатление обо мне.

Другая опасность негативного мнения о других людях, особенно когда вы находитесь с незнакомыми людьми, заключается в том, что вы создаете негативное эмоциональное впечатление о себе. Люди запоминают лишь небольшую часть того, что вы говорите, однако у них развиваются конкретные воспоминания о том, что вы заставляли их чувствовать.Если ваши слова вызывают у других людей гнев, разочарование, отвращение и другие циничные эмоции, они будут ассоциировать эти чувства с вами. Большинству людей не нравятся такие чувства, и они могут с меньшим желанием видеть вас в будущем, потому что вы ухудшаете их эмоциональное состояние.

Итог: С учетом этих рисков, если ваша ненависть не основана на социально приемлемых идеологических убеждениях, исходит из личного опыта причинения вреда или может быть иным образом оправдана большинством людей, лучше оставить это при себе.

«Почему они нас ненавидят?»

«Почему они нас ненавидят?» — спросил президент Буш в своем выступлении перед Конгрессом в прошлый четверг вечером. Это вопрос, который болел в сердце Америки последние две недели. Почему эти 19 человек решили разрушить символы военной и экономической мощи США?

Большинство арабов и мусульман знали ответ еще до того, как они подумали, кто виноват. Командир авиации Пакистана в отставке Саджад Хайдер — друг США — понял, почему.Радикальный священнослужитель египетского происхождения и враг США Абу Хамза аль-Масри все понял. И Джимми Нур Замзами, набожный мусульманин и рекламный руководитель из Индонезии, все понял.

Все они понимали, что это нападение было более целенаправленным, чем нападение на «цивилизацию». В первую очередь, это было нападение на Америку.

В Соединенных Штатах военные планировщики решают, как добиться возмездия. Для многих людей на Ближнем Востоке и за его пределами, где политика США породила широко распространенный антиамериканизм, кровавая бойня сентября11 было возмездие.

И голоса во всем мусульманском мире предупреждают, что если Америка не будет вести свою войну с терроризмом так, как мусульманский мир считает справедливым, Америка рискует вызвать еще большую враждебность.

Мистер Хайдер — герой войны Пакистана 1965 года против Индии и заклятый друг Америки. Но он и его соседи в одном из самых красивых районов Исламабада ясно понимают, почему их теплые чувства к США не разделяются широко в Пакистане.

В своем темном кабинете в мечети на севере Лондона Абу Хамза аль-Масри сочувствует целям Усамы бен Ладена, которого официальные лица США называют главным подозреваемым в нападении на сентябрь.11 атак. По данным британской полиции, Абу Хамза сам руководил террористическими операциями за границей, хотя из-за отсутствия доказательств они никогда не привлекали его к суду.

Г-н Замзами, 30-летний менеджер по рекламе из Джакарты, тоже знал, что стоит за атакой. Пытаясь приукрасить свою рекламу и при этом оставаться в рамках своей мусульманской веры, он остро осознает противоречия между исламом и глобальным капитализмом в американском стиле.

Эти 19 человек, которые, по словам официальных лиц США, угнали четыре американских пассажирских самолета и совершили на них террористические операции, в результате которых погибло или пропало без вести более 7000 человек, все были с Ближнего Востока.Большинство угонщиков были идентифицированы как мусульмане.

Подавляющее большинство мусульман на Ближнем Востоке были шокированы и напуганы тем, что происходило на экранах телевизоров, как и любой американец. И они боятся быть смешанными в популярном американском воображении с виновниками нападения.

Но от Джакарты до Каира мусульмане и арабы говорят, что, подумав, они не удивлены этим. И они не разделяют мнение г-на Буша о том, что преступники сделали то, что они сделали, потому что «они ненавидят наши свободы.»

Скорее, они говорят, что настроение обиды на Америку и ее поведение во всем мире стало настолько обычным явлением в их странах, что не могло не вызвать враждебности и даже ненависти.

И кнопки, которые нажимает г-н бен Ладен в его заявлениях и интервью — несправедливость по отношению к палестинцам, жестокость продолжающихся санкций против Ирака, присутствие американских войск в Саудовской Аравии, репрессивный и коррумпированный характер поддерживаемых США правительств Персидского залива — вызывают большую симпатию населения.

Недовольство США распространилось по обществам, деморализованным своей недавней историей. В немногих из примерно 50 мусульманских стран мира правительства предлагают своим гражданам либо процветание, либо демократию. Арабские страны проиграли три войны своему заклятому врагу — и ближайшему союзнику Америки — Израилю. Ощущение неудач и несправедливости поднимается в глотках миллионов людей.

Три недели назад ведущая арабская газета «Аль-Хайят» опубликовала стихотворение на своей первой полосе. Долгое оплакивание арабов, адресованное мертвому сирийскому поэту, закончилось:

«Дети умирают, но никто не двигается.

Дома снесены, но никто не двигается.

Святые места оскверняют, но никто не двигается ….

Мне надоела жизнь в мире смертных.

Найди мне дыру рядом с тобой. В этих дырах заключается достойная жизнь ».

Звучит так, как будто это могло быть написано отчаявшимся и безнадежным человеком, движимым разочарованием в поисках смерти или, возможно, мученичества. Молодой палестинский беженец, планирующий теракт смертника Фактически, он был написан послом Саудовской Аравии в Лондоне, членом одной из самых богатых и влиятельных семей в королевстве, которое является ближайшим арабским союзником Вашингтона.

На фоне этого униженного настроения безразличное военное, экономическое и культурное поведение Америки можно было бы рассматривать как оскорбление, даже если бы ее политика на Ближнем Востоке была нейтральной. И никто не озвучивает эту точку зрения.

От одного конца региона до другого бытует мнение, что Израиль может избежать наказания за убийство — в буквальном смысле — и что Вашингтон будет закрывать глаза. Ясно, что у США и Израиля есть веские причины для своих действий. Но мало что из того, что американские дипломаты сделали в последние годы для заключения мирного соглашения между Израилем и палестинцами, убедило арабов в том, что США являются беспристрастным и беспристрастным судьей в ближневосточных делах.

За последний год арабские телеканалы показали бесчисленное количество фотографий, на которых израильские солдаты стреляют в палестинскую молодежь, израильские танки врезаются в дома палестинцев, израильские вертолеты обстреливают палестинские улицы. И они знают, что США ежегодно направляют Израилю более 3 миллиардов долларов военной и экономической помощи.

«Вы видите это каждый день, и что вы чувствуете?» — спрашивает Рафик Харири, дородный премьер-министр Ливана, человек не возбудимый. «Мне это очень больно. Но для сотен тысяч арабов и мусульман это сводит их с ума.Они чувствуют себя униженными ».

Возмущение растет, рождается радикал

Спросите шейха Абдула Маджида Атта, почему палестинцам могут не нравиться Соединенные Штаты, и он не сразу ответит. Вместо этого он босиком идет по красным завиткам своей гостиной ковер и тянется за тремя фотографиями в рамке на полу рядом с диваном.

На черно-белых снимках изображены пыльные, усыпанные камнями холмы, усеянные крошечными палатками и домами из шлакоблоков: первые дни лагеря беженцев Духейше к югу от Вифлеема в Западный берег.Здесь родился г-н Атта и его семья жила более полувека.

Семейная деревня Атты была разрушена в ходе борьбы между палестинскими арабами и евреями после того, как Великобритания разделила между ними Палестину в 1948 году. В течение 10 лет его семья из 13 человек жила в палатке. В год рождения Атты Организация Объединенных Наций подарила им однокомнатный дом.

Для Атты не имеет значения, что Соединенные Штаты не были напрямую вовлечены в «катастрофу», как палестинцы называют события 1948 года.По его словам, Вашингтон отводил глаза, когда мог помочь, и с тех пор твердо на стороне Израиля.

Плотный, плотный, с аккуратно подстриженной бородой, Атта — проповедник в соседней мечети. Он выглядит как лидер общины, всегда аккуратно одетый в хрустящие рубашки и отглаженные брюки, очки для чтения в золотой оправе, заправленные в карман.

В последний год палестино-израильского конфликта Атта присоединился к ХАМАС, радикальной группировке, ответственной за недавнюю отправку большинства террористов-смертников в израильские города.По его словам, разочарование в связи с ростом числа погибших палестинцев от рук израильской армии сыграло большую роль в его решении.

Его негодование по отношению к Израилю, однако, восходит к его младенчеству и историям, которые он слышал о своей деревне Рас Абу Амар, которых он никогда не знал. Эта деревня для него все еще жива, точно так же, как миллионы палестинцев на Западном берегу и в секторе Газа, а также на всем Ближнем Востоке дорожат фотографиями, ключами от домов и делами от домов, которые больше не существуют или в которых жили израильтяне на протяжении поколений.

Сегодня он живет в своем собственном доме в Духейше, разветвленном клубке плотно уложенных бетонных зданий, которые заполняют извилистые узкие улочки. Но он все еще мечтает о доме, которого никогда не знал, и вспоминает, кто его отнял, и помнит, на кого они полагаются в своих силах.

То, что произошло 11 сентября, «было ужасной вещью, трагедией, и, поскольку мы живем в постоянной трагедии, мы чувствовали, что это тронуло нас», — добавляет он. «Но когда мы видим нечто подобное в Израиле или США, мы чувствуем противоречие.Мы видим, что это трагедия, но мы помним, что это люди, стоящие за нашей трагедией ».

« Даже маленькие дети знают, что Израиль — ничто без Америки », — говорит Атта.« И здесь Америка означает F-16, M-16, Вертолеты Apache — инструменты, которые израильтяне используют, чтобы убить нас и разрушить наши дома ».

Чванство сверхдержавы

Такое оружие — явное лицо американской политики на Ближнем Востоке, где военная мощь удерживала баланс сил в течение 50 лет Тысячи американских солдат, размещенных в Персидском заливе, и миллиарды долларов США ежегодно на военную помощь Израилю, Египту и другим союзникам укрепили интересы Вашингтона в стратегически важном, богатом нефтью регионе.

Это военное присутствие и мощь кажется некоторым в мусульманском мире чванством, даже вдали от горячих точек. «Теперь Америка готова своими самолетами бомбить эту бедную страну [Афганистан], и большинство людей в Индонезии не любят высокомерия», — говорит имам Буди Прасоджо, индонезийский социолог и ведущий ток-шоу.

«Вы — сверхдержава, вы — военная сверхдержава, и вы можете делать все, что хотите. Людям это не нравится, и это опасно», — добавляет он.

«Америка должна распространять свою культуру, а не оружие или танки», — добавляет Мохаммед эль-Сайед Саид, заместитель директора влиятельного аналитического центра Каира «Аль Ахрам».«Им нужно вести себя как любой уважаемый командующий или лидер армии. Они не могут просто создать образ презрения к тем, кем они хотят руководить».

Десять лет назад, во главе широкой коалиции западных и арабских стран, Соединенные Штаты использовали свой статус сверхдержавы, чтобы выгнать иракскую армию из Кувейта. Однако с тех пор Вашингтон оказался один — за исключением лояльного союзника Великобритании — в своей решимости продолжать бомбить Ирак и продолжать вводить строгие экономические санкции, которые, по мнению ООН, частично ответственны за смерть полумиллиона иракских детей.

Эти смерти и эти бомбы (которые американские и британские самолеты сбрасывают регулярно, но без лишнего шума) остро ощущаются среди собратьев-арабов. А Сания Гуссейн знает все о бомбах.

Дочь умирает, и родители ждут извинений США.

Ночью 16 апреля 1986 года оглушительный звук зенитных орудий разбудил Санию Гусейн. «Боже мой, — подумала она, — над моим домом идет война».

Она выскользнула из постели и побежала в спальню, где ранее вечером заснули ее муж Бассем и их 7-летняя дочь Кинда.«Бассем, американцы здесь», — настойчиво сказала она. «Похоже, они собираются ударить нас».

Она проверила свою другую дочь, Раафат. Она страдала от ежегодного приступа сенной лихорадки, и 18-летняя студентка художественного факультета находилась в телевизионной комнате рядом с увлажнителем, чтобы ей было легче дышать.

Раафат все еще спала, совершенно не обращая внимания на происходящее вокруг нее из-за лекарства, которое она приняла ранее. Сания мало что могла сделать.Она снова забралась в кровать и плотно накинула на себя простыню.

Бассем лежал без сна на кровати, прислушиваясь к ужасающему шуму в ночном небе над головой.

Гражданин Ливии, уроженец Палестины, Бассем проработал в Ливии инженером в американском нефтяном гиганте Occidental в течение 20 лет, помогая разрабатывать огромные запасы нефти в стране. Он и его семья жили в престижном районе Бен Ашур в Триполи, столице Ливии, на первом этаже двухэтажного жилого дома.

Бассем никогда не слышал взрыва. Вместо этого он с удивлением наблюдал, как оконная рама внезапно влетела в комнату, и крыша обрушилась на него и его дочь.

Кинда кричала в темноте рядом с ним. Бассем попытался двинуться с места, но был прижат к обломкам. Он нащупал в темноте Кинду. «Не волнуйся», — сказал он, сжимая руку дочери. «Папа здесь, не плачь, все будет хорошо».

В результате взрыва Сания потеряла сознание. Она проснулась, услышав крик Бассема из соседней комнаты и крик Кинды.Она споткнулась в темноте, босиком по щебням и осколкам стекла, задыхаясь от дыма от взрыва ракеты, когда она назвала имя своей дочери «Раафат! Раафат!» в течение нескольких минут. Но ответа не последовало, и Сания с ужасной уверенностью знала, что ее дочь мертва.

«Бассем», — воскликнула она. «Раафат ушел».

Прикрепленный под обломками, Бассем услышал слова своей жены и ощутил в себе глубокое чувство гнева и негодования. Его жизнь и жизнь его семьи были разрушены, и ничто уже не будет прежним.

Им потребовалось восемь часов, чтобы выкопать Раафата из-под руин дома. «Наша боль и агония, которые я не могу описать, начались в тот момент», — говорит Сания.

Раафат был одной из примерно 55 жертв авианалета, совершенного американскими военными самолетами против ряда целей в Триполи и другом ливийском городе Бенгази.

Атаки были совершены в ответ на взрыв дискотеки в Берлине, Германия, 10 днями ранее, в результате которого 200 человек получили ранения, 63 из них — солдаты США; один солдат и одно гражданское лицо были убиты.Администрация Рейгана обвинила ливийского лидера Муаммара Каддафи.

Бассем и Сания Гуссейн не являются естественными антиамериканцами. Бассем учился в США, прежде чем пойти работать в Esso, а затем в Occidental. Он отправил Раафата в американскую католическую школу, а во время семейных поездок в США Сания возил Раафата в Диснейуорлд во Флориде. «Мы делали все типичные американские вещи», — говорит она.

Но с той ужасной ночи 16 лет назад ни Бассем, ни Сания не ступили ногой в Америку.Они вернулись в Бейрут в 1994 году, когда Бассем вышел на пенсию.

В 1989 году правительство Ливии заручилось помощью Рамси Кларка, генерального прокурора при администрации Картера, чтобы подать иск против президента Рональда Рейгана и премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер за гибель мирных жителей во время воздушных налетов. «Когда Кларк пришел, чтобы забрать наши документы и доказательства, я спросил его, считает ли он, что у нас есть дело», — вспоминает Бассем. «Он сказал:« О, определенно. Это было убийство ». «

Но судья окружного суда США Томас Пенфилд Джексон не согласился.Он отклонил иск и оштрафовал Кларка за представление «легкомысленного» дела, которое «не давало никакой надежды на успех».

Двенадцать лет спустя решение суда все еще вызывает недовольство Бассема. «Я вернусь в Америку только тогда, когда буду знать, что кто-то выслушает меня и скажет:« Да, твоя дочь умерла по нашей вине, и мне очень жаль ». Пока они считают смерть моей дочери «несерьезной», я не вернусь », — говорит Бассем.

Гуссейны не симпатизируют религиозному экстремизму и решительно осуждают сентябрьское событие.11 террористов-смертников в Нью-Йорке и Вашингтоне. И все же они оба утверждают, что разрушительное нападение было результатом «высокомерной» политики Америки на Ближнем Востоке и в других местах. «Мы хотим, чтобы американский народ мог видеть, что их правительства делают в остальном мире», — говорит Сания.

Чувство предательства среди друзей

На другом конце Азии, в Пакистане, командор авиации Хайдер посочувствовал бы желанию Гуссейнов. Он всегда был другом Соединенных Штатов, и не только потому, что ему нравились 10 лет, которые он провел в Вашингтоне в качестве военного атташе своей страны.Как и большинство других членов правящей элиты Пакистана, в вооруженных силах, в бизнесе и в политических партиях, он рассматривает Америку как естественного союзника.

Но ненадежный.

Преобладающие в Пакистане настроения гнева и подозрительности по отношению к Соединенным Штатам проистекают из глубоко укоренившегося представления о том, что США были непостоянным другом, говорит Хайдер, и не только для Пакистана, но и для других стран мусульманского мира.

Если и был момент предательства для Хайдера, то это была война 1965 года между Индией и Пакистаном, в основном из-за будущего Кашмира.Когда индийские танки наступали на пакистанский мегаполис Лахор, Хайдер возглавлял эскадрилью истребителей F-86 Sabre, посланных для их уничтожения. Советские союзники Индии помогли деньгами, оружием и дипломатической поддержкой. Но в решающий момент союзник Пакистана, США, отказался отправить больше оружия. Как оказалось, Пакистан смог отразить нападение Индии на Лахор и другие места без помощи США. Эскадрилья Хайдера уничтожила колонну индийских танков, достигших шести миль от Лахора. Но урок продолжался: Америке нельзя доверять.

«Есть ощущение, что вас предали, это чувство того, что вас разочаровали, и вас может подвести только тот, кто вам небезразличен», — говорит Хайдер, выходя на вечернюю прогулку по тонкому району Исламабада.

«Они сказали, что вы будете оплотом Америки и свободного мира против коммунизма. Но потом они бросили друга без уважительной причины».

Сегодня Хайдер видит «совпадение интересов» между США и Пакистаном в борьбе с терроризмом. Но он говорит, что президенту Бушу нужно будет следить за своим языком, когда он говорит о мусульманском мире.«Когда Буш говорил о крестовом походе … это не было оговоркой. Это был образ мышления. Когда они говорят о терроризме, единственное, что они имеют в виду, — это ислам».

В конечном счете, Хайдер видит способ для Америки и мусульманских народов стать прочными друзьями, но только если США начнут придавать столько же веса интересам мусульманских стран, сколько Израилю.

«Когда вы отрицаете справедливость по отношению к людям, что вы делаете в Палестине на протяжении нескольких десятилетий, а они умные и чувствительные люди, они найдут себе занятие», — предупреждает Хайдер.«Они могут найти убежище в исламе, в фатализме, и некоторые будут презирать вас».

Египтянин, «вдохновленный» присоединением к афганским боевикам

Шейх Абу Хамза аль-Масри, радикальный мусульманский священнослужитель, управляющий мечетью в ветхом районе на севере Лондона, определенно стал презирать Америку.

Абу Хамза говорит, что в молодости он восхищался Западом — настолько, что бросил университет в своей родной Александрии, Египет, чтобы учиться в Великобритании. И он явно не имел ничего против британского правительства, когда после окончания учебы устроился на работу инженером-строителем в Сандхерст, британский аналог Вест-Пойнта.

Но по мере того, как он все больше и больше погружался в религиозные исследования и вступал в контакт с все большим и большим числом арабских моджахедов, которые путешествовали из гор Афганистана в Англию для лечения, он начал менять свое мировоззрение.

«Когда вы видите, насколько они счастливы, как хотят просто получить новую конечность, чтобы они могли снова бежать и снова сражаться, не думая об уходе на пенсию, их главная цель — быть убитыми за дело Бога … вы понимаете другое измерение в аятах Корана », — говорит Абу Хамза.

Вдохновленный их примером, он взял свою семью в Афганистан в 1990 году, чтобы работать там инженером-строителем, строить дороги, туннели и «делать все, что я мог». И он также боролся с моджахедами против президента Афганистана Мохаммада Наджибуллы (который рассматривается как российский дублер, поддерживаемый Советами), пока он не оторвал обе руки и не потерял зрение на левый глаз в результате взрыва мины.

По его словам, его и его соратников из антисоветских боевиков в антиамериканских боевиков превратило то, как Вашингтон отказался от них в конце войны в Афганистане и стремился их разоружить и разогнать.

«Это было, когда американцы вытащили нож из русских и воткнули его нам в спину, все очень просто, — говорит Абу Хамза. «Это был естественный поворот, а не теоретический.

« Тем временем они бомбардировали Ирак и оккупировали [Аравийский] полуостров », — говорит он, имея в виду американские войска, дислоцированные в Саудовской Аравии после войны в Персидском заливе», а затем с охотой на ведьм против моджахедов, все это сошлось, это была полномасштабная война, это было очень ясно ».

Абу Хамза предпочел бы видеть, как исламские боевики сражаются с коррумпированными или светскими арабскими правительствами, прежде чем они вступят в Америка (действительно, правительство Йемена добивалось его экстрадиции из Великобритании за заговор с целью свержения правительства в Сане).Но он не сомневается, что американское правительство взяло события 11 сентября с ног на голову.

«Американцы хотели воевать с русскими мусульманской кровью, и они могли оправдать это только произнесением слова« джихад »», — утверждает он. «К сожалению для всех, кроме мусульман, когда эта кнопка нажата, это не возвращается так просто. Это продолжается и продолжается до тех пор, пока мусульманская империя не поглотит все существующие империи».

Может ли он понять мотивы нападения на Нью-Йорк и Вашингтон? «Мотивация везде», — говорит он при нынешней администрации США.«Когда президент встает перед планетой и говорит, что американец на первом месте, он всего лишь проповедует ненависть. Когда президент встает и говорит, что мы не соблюдаем договор о ракетах с русскими, он проповедует только высокомерие. Когда он отказывается чтобы осудить то, что происходит в Палестине, он всего лишь проповедует тиранию.

«На самом деле, американская внешняя политика пригласила всех, чтобы попытаться унизить Америку и пустить ей кровь в нос», — добавляет он.

В Джакарте, противодействуя американцам культура без насилия

Вы не поймаете Ризки «Джимми» Нура Замзами, оправдывающего насилие таким образом, хотя он исповедует такую ​​же глубокую привязанность к исламу, как Абу Хамза.

Г-н Замзами, стройный молодой индонезийский рекламный менеджер в розовой рубашке, сидит в кафе в западном стиле в Джакарте, его мобильный телефон наготове, а его жареный цыпленок остывает, пока он объясняет, как он пытается быть хорошим Мусульманин по праву поступает, а не борется.

Это, по его мнению, лучший способ противостоять тому, что он считает разлагающим влиянием американской культуры и морали на традиционный индонезийский образ жизни в самой большой мусульманской стране в мире.

Еще несколько лет назад Замзамы вела обычную светскую жизнь, тусовалась в барах и встречалась с женщинами.Затем он встретил мусульманского учителя, который стал его духовным наставником. Теперь он следует исламскому учению и жертвует большую часть своей ежемесячной зарплаты в размере 1300 долларов своему «гуру», чтобы те потратили его на строительство мечетей и помощь бедным.

По его словам, он позаботился о том, чтобы никакие деньги не шли экстремистским группам, использующим насилие во имя ислама, таким как группа Ласкар Джихад, ведущая кровавую битву с христианами в регионе Малуку в Индонезии.

Два года назад, в соответствии с его растущими религиозными убеждениями, он ушел из рекламного агентства, в котором работал, и основал свою собственную компанию по исламскому образцу: он не будет брать в качестве клиентов банки или производителей алкогольных напитков, например, и он не занимается делами в пятницу, священный для мусульман день.

Но он спокойно относится к тем, кто не разделяет его убеждения: например, он не настаивает, чтобы его жена носила платок, и ему не неудобно сидеть в кафе рядом с богатыми молодыми джакартанцами, которые флиртуют и пьют. Он говорит, что они должны делать свой собственный выбор.

И хотя ему не нравится сексуальный подтекст американской поп-культуры, он знает, что «от американской культуры невозможно спрятаться». Живя своей жизнью в соответствии с исламскими заповедями, он говорит: «Я борюсь с Америкой по-своему.Но я не согласен с насилием ».

Двойственное отношение к Америке

Во всем мусульманском мире молодые люди, подобные Замзами, совмещают свое чувство исламской идентичности с атрибутами глобализированного светского общества.

В классе Университет Аль-Хайр, расположенный в бетонном офисном парке в Исламабаде, Набиль Ахмед, студент-бизнесмен, и его одноклассники возмущены предательством своего президента пакистанского народа, обещая поддержать то, что, как они опасаются, превратится в крестовый поход против мусульман.

Ахмед и его друзья — хорошо одетые мальчики из среднего класса, они не представляют собой ни надежную защиту пакистанской элиты, ни бедных крестьян, составляющих основную часть разгневанных консервативных масс Пакистана. Они представляют собой молчаливое большинство в Пакистане, твердо стоящие на ногах как на Востоке, так и на Западе. В будние дни они слушают Уитни Хьюстон и Майкла Болтона, носят рубашки Dockers и Van Heusen. По выходным многие переодеваются в традиционные наряды сальвар-камиз и идут с отцами в мечеть, чтобы помолиться.

Они могут многое получить от западного образа жизни, и большинство из них планируют переехать в Соединенные Штаты на несколько лет, чтобы заработать немного денег, прежде чем вернуться домой в Пакистан. Однако, несмотря на их влечение к Западу, они тоже его опасаются.

«Большинству из нас здесь нравится и то, и другое, нам нравится американская мода, американская музыка, американские фильмы, но, в конце концов, мы мусульмане», — говорит Ахмед. «Святой Пророк сказал, что все мусульмане подобны одному телу, и если одна часть тела получает травму, все части чувствуют эту боль.Если один мусульманин ранен немусульманами в Афганистане, долг всех мусульман мира — помочь ему ».

Как и его друзья, Ахмед считает, что Америка придерживается двойных стандартов по отношению к своим друзьям и врагам. Америка атакует Ирак, если он вторгается в Кувейт, но позволяет Израилю сносить бульдозерами дома палестинцев на Западном берегу и в секторе Газа. Он подвергает остракизму мусульманскую нацию, такую ​​как Судан, за притеснение ее христианского меньшинства, но позволяет России бомбить мусульманское меньшинство, чтобы заставить его подчиниться в Чечне.

И хотя США поддерживали многие движения «борцов за свободу» в последние несколько десятилетий, включая движение «контра» в Никарагуа, Америка называет Пакистан и Афганистан террористическими государствами, потому что они поддерживают воинствующие мусульманские группы, сражающиеся в индийском штате Кашмир и в других местах.

«У Америки есть только один способ быть другом ислама», — говорит Ахмед. «И это если они считают нашу жизнь такой же драгоценной, как и их собственная». Если американцев беспокоят 6500 смертей во Всемирном торговом центре, пусть они также расскажут о смертях в Кашмире, Палестине, Чечне, Боснии. .Именно этот двойной стандарт порождает ненависть ».

Двойственное отношение Ахмеда к Америке — его желание жить и работать там, его восхищение ее ценностями, но его гнев на ее поведение во всем мире — широко разделяется в мусульманском мире и арабских странах. world.

«Я думаю, они ненавидят нас из-за того, что мы делаем, и это, кажется, противоречит тому, кем мы себя называем», — говорит Брюс Лоуренс, профессор религии в Университете Дьюка, имея в виду людей с Ближнего Востока. главная проблема в том, что наша политика, кажется, противоречит нашим собственным базовым ценностям.«

Это кажется достаточно очевидным для мусульман, которые сочувствуют палестинцам и говорят, что Вашингтон должен заставить Израиль соблюдать резолюции Организации Объединенных Наций об уходе с оккупированных территорий». Американцы говорят, что 11 сентября было нападением на цивилизацию », — говорится в сообщении. Г-н Харири, премьер-министр Ливана. «Но что означает цивилизованное общество, если не общество, живущее по закону?»

Это также кажется очевидным гражданам монархических государств в Персидском заливе, где выборы неизвестны, а права женщин строго ограничены. ограниченный.«После окончания холодной войны Америка заговорила о продвижении демократии», — говорит Джон Эспозито, глава Центра мусульманско-христианского взаимопонимания при Джорджтаунском университете в Вашингтоне. «Но мы ничего не делаем с этим в репрессивных режимах на Ближнем Востоке, поэтому вы можете понять широко распространенный там антиамериканизм».

В то же время государственные СМИ — а это все средства массовой информации, существующие на большей части Ближнего Востока — часто разжигают пламя антиамериканских и антиизраильских настроений, потому что это помогает сосредоточить умы граждан на чем-то другом. чем недостатки собственного правительства.

В Сане, столице Йемена, где ежедневно выстраиваются очереди соискателей визы у посольства США, неоднозначное отношение к Америке очевидно. «Когда вы едете туда, вы действительно любите Соединенные Штаты», — говорит Мурад аль-Мурайри, физик, получивший образование в США. «С вами обращаются как с человеком, гораздо лучше, чем в вашей собственной стране. Но когда вы вернетесь домой, вы обнаружите, что США применяют справедливость и справедливость к своему собственному народу, но не за границей. В эту эпоху глобализации это терпеть не может . »

Настроение, охватившее Вашингтон за последние две недели, также не успокоило скептиков, говорит Франсуа Бургат, французский социолог из Йемена.

«Когда Буш говорит« крестовый поход »или что он хочет, чтобы бен Ладен« живым или мертвым », это фетва (религиозный указ) без какого-либо судебного пересмотра», — предупреждает он. «Он отрицает все принципы, которыми должна быть Америка».

Фетва — это то, что Амирул Хак, пакистанский владелец магазина, чей сын умер два года назад во время джихада в Кашмире, понимает лучше, чем судебный надзор. «Когда я услышал, что мой сын умер, я был удовлетворен», — говорит он.

Это мнение разделяет и Азад Хан.Жарким воскресным днем ​​в Мардане, Пакистан, г-н Хан и его семья устроили пир в небольшом гостевом доме рядом с местной мечетью. Они празднуют, потому что только что узнали, что 20-летний сын г-на Хана, Саид, был убит в перестрелке с индийскими войсками в той части штата Джамму и Кашмир, которая находится под контролем Индии. После своей смерти Саид стал еще одним шахидом, мучеником и героическим защитником мусульман от врагов ислама. Согласно Корану, шахиды на самом деле не мертвы; они еще живы, их просто не видно.И благодаря подвигам шахид гарантирует, что вся его семья попадет на небеса.

«Это не вещь, о которой нужно оплакивать. Мы счастливы», — говорит Хан, садясь за трапезу из курицы и баранины, риса и хлеба, вместе с лидерами группы, с которой сражался Саид. «Я сказал ему принять участие в джихаде [священной войне], потому что он сын мусульманина», — говорит Хан. «И так же, как мы воюем в Кашмире, если нам нужно сражаться против Соединенных Штатов в Афганистане, мы готовы, потому что мы мусульмане.Наш долг — бороться с любыми неверными, которые угрожают нашим братьям-мусульманам ».

Маловероятно, что многие пакистанцы или другие мусульмане действительно пойдут в Афганистан, чтобы сражаться с американцами — если там высадятся американские солдаты. не разделяется большинством его соотечественников.

Но в более широком смысле и в долгосрочной перспективе многие люди на Ближнем Востоке опасаются, что грядущая война с терроризмом — если она не будет вестись с максимальной осторожностью — может спровоцировать новые волны антиамериканские настроения.

Джамаль аль-Адими, йеменский юрист, получивший образование в США, говорит от имени многих, когда предупреждает, что «в случае эскалации насилия вы принесете семена и воду для терроризма. Вы убьете чьего-то брата или мать, и у вас будет больше сумасшедших». »

Попытки искоренить терроризм, не вспахивая почву, на которой он растет, — что означает переосмысление политики, порождающей антиамериканские настроения — вряд ли увенчаются успехом, говорят обычные жители Ближнего Востока и некоторые из их лидеров.

На практическом уровне, отмечает Харири, «развязывание войны находится в руках американцев, но победа в ней нуждается в каждом.А это означает, что каждый должен видеть, что он заинтересован в присоединении к коалиции, «которую создает Вашингтон.

На более высоком уровне, — утверждает Бассам Тиби, профессор международных отношений Геттингенского университета в Германии и эксперт по политическому исламу: «нам нужно ценить консенсус между Западом и исламом по вопросам демократии и прав человека, чтобы бороться с исламским фундаментализмом. Мы не можем сделать это с помощью бомб и стрельбы — это только усугубит проблему ».

Об этом сообщил штатный писатель Скотт Балдауф из Исламабада, Пакистан; Кэмерон У.Барр в Аммане, Иордания; Питер Форд в Лондоне; Николь Гауэт в Иерусалиме; Роберт Маркванд в Пекине; Скотт Петерсон в Сане, Йемен; Илен Р. Прушер в Токио; а также участники Николас Бланфорд в Бейруте, Ливан; Сара Гауч в Каире; и Саймон Монтлейк в Джакарте, Индонезия.

(PDF) «Почему они нас ненавидят?» Международное отношение к Америке, американским брендам и рекламе

Конгресс о реакции Соединенных Штатов на

террористических атак 11 сентября ‘, еженедельно

Сборник президентских документов, извлечено

15 марта 2004 г., из базы данных ProQuest.

ДеФлер, М. и Болл-Рокич, С. (1989) «Теории

массовой коммуникации», 5-е изд., Лонгман,

Уайт-Плейнс, Нью-Йорк.

ДеФлер, М. Х. и ДеФлер, М. Л. (2003)

«Учимся ненавидеть американцев: как СМИ США

формируют негативное отношение среди подростков в

Twelve Country’Marquette Books Spokane,

WA.

Эллиотт, С. (2003) «Американские компании корректируют

почти все, что представляет их за рубежом»,

New York Times, 4 апреля, стр.C5.

Генцков М. и Шапиро Дж. (2003) «Образование,

СМИ и антиамериканизм в мусульманском мире

», неопубликованная рукопись, доступна по адресу

www.people.fas.harvard.edu/- jmshari / papres.html.

Гайон, Дж. (2003) ‘Brand America’, Fortune, 27th

October, p. 179.

Фридман, Т. Л. (2003) «Теория всего»,

New York Times, 1 июня.

Фуллертон, Дж. А. и Вейр, Т. (2002) «Восприятие

рекламы в новых независимых государствах:

верования казахстанских студентов в рекламу»,

Journal of Advertising Education, Vol.6, №1,

с. 45.

Kendrick, A. and Fullerton, JA (2003) «

пропагандистский анализ общих ценностей

Initiative: первая американская рекламная кампания в мусульманском мире

», документ, представленный на

Association for Образование в области журналистики и массовых коммуникаций

Национальная конвенция по коммуникациям, Канзас

Сити, Миссури.

Кристоф Н. Д. (2002) «Саддам, агент США», Нью-

Йорк Таймс, 15 октября.

Ларкин, Э.F. (1977) «Факторный анализ отношения студентов колледжа

и

к рекламе», журнал

Advertising, Vol.6, Spring, pp.42–46.

Липпман В. (1992) «Общественное мнение», MacMillan,

New York, NY.

Лав, Т. (2003) «Старые идеи подводят бренд Америки»,

Advertising Age, 7 июля, стр. 12.

Мансо-Пинто, Дж. Ф. и Диас, Ф. (1997) «Убеждения о

рекламе чилийских университетских студентов», Journal

of Social Psychology, Vol.137, апрель, стр. 267–269.

Исследовательский центр Pew для людей и прессы

(2002) «Что думает мир в 2002 году: как

мировая политика видят свою жизнь, свои

страны, мир, Америку», Pew Research

Center, Вашингтон, округ Колумбия, доступно по телефону

http://people-press.org/reports/pdf/165.pdf.

Pew Research Center for the People and Press

(2004) ‘Год после войны в Ираке: недоверие в

Америка в Европе все выше, мусульманский гнев

Persists’, Pew Research Center, Вашингтон, округ Колумбия,

доступно по адресу http: // people-press.org /

reports / pdf / 206.pdf.

Рейнхард, К. (2003) «Восстановление бренда Америки»,

Advertising Age, 23 июня, стр. 30–31.

Швейцер Дж., Росс Б. И. и Флетчер А. (2003)

для общения с зарубежной аудиторией.

Основным ограничением данного исследования является

его потенциальное отсутствие внешней достоверности;

трудно узнать, будут ли такие же результаты

найдены среди других групп

, которые могли участвовать.В случае

настоящего исследования решение использовать

для выборки иностранных студентов, временно проживающих в Лондоне

, было попыткой

получить «всемирную выборку» эффективным способом

путем отбора участников

в одном месте. Очевидно, что

иностранных студентов, принявших участие

, не были случайно выбраны из числа жителей

их соответствующих стран. Тем не менее,

в той мере, в какой студенты университетов

по всему миру представляют следующее поколение

мировых лидеров в бизнесе

и правительстве, результаты этого исследования

могут пролить некоторый свет не только на

«почему ониатеус» но также, возможно, на

«как заставить их полюбить нас».

Примечание издателя

Этот документ был представлен по специальному приглашению, поэтому

не был представлен на обычную проверку

.

Благодарность

Автор выражает особую благодарность другу и партнеру

по исследованиям доктору Алисе Кендрик. Ее усилия в

, план исследования и сбор данных внесли большой вклад в этот документ.

Ссылки

Эндрюс, Дж. К., Лисонски, С. и Дурвасула, С.(1991)

«Понимание межкультурного восприятия учащимися

рекламы в целом: последствия для

преподавателей и практиков рекламы», Журнал

Реклама, Том 20, № 2, стр.15–28.

Эндрюс, Дж. К. Дурвасула, С. и Нетемейер, Р.

(1994) «Проверка кросс-культурной применимости

американских и российских рекламных убеждений и отношения

мер», Journal of Advertising, Vol. 23 марта

с.71–73.

Avraham, E. and First, A. (2003) «IbuyAmerican»:

Американский имидж, отраженный в израильской рекламе

», Journal of Communications, Vol.53,

No. 2, pp. .282–298.

Бауэр, Р. А. и Грейзер, С. А. (1968) «Реклама

в Америке: взгляд потребителей», Гарвардский университет

University Press, Бостон, Массачусетс.

Буш, Г. У. (2001) «Речь перед совместным заседанием

Публикации Генри Стюарта 1744–0696 (2005) Vol.1, 2, 129–140 Place Branding 139

«Почему они нас ненавидят?» Международное отношение к Америке, американским брендам и рекламе

«Почему они нас ненавидят?» — Harvard Gazette

Теракты 11 сентября 2001 года создали в Соединенных Штатах чувство уязвимости, которое все еще сохраняется, что превратило мусульманское сообщество страны из невидимого в предполагаемого врага внутри и побудило к действиям, которые, по прогнозам одного эксперта, будут учтены историей. как моральные неудачи.

Таков был смысл панельной дискуссии в четверг в Бойлстон-холле Гарварда. Дункан Кеннеди, профессор общего права в Гарвардской школе права и член комиссии, сказал, что атаки были разрушительными не только из-за ужасающих человеческих жертв, но и из-за того, что американцам было трудно их понять. Это было зафиксировано, сказал он, в вопросе, который часто повторяли после нападений: «Почему они нас ненавидят?»

Атаки рассматривались как угроза нации, хотя ее существованию никогда не угрожало.Кеннеди отметил, что, несмотря на ужасающее количество погибших, число убитых 11 сентября ежегодно значительно превышает количество погибших в автокатастрофах и убийствах.

Но эти нападения шокирующе проиллюстрировали, что далеко не все держатся за то, что обычно держится дома: это первые колонии, героически свергающие европейское угнетение. Вместо этого, сказал он, нападавшие видели в Соединенных Штатах глобальную державу, практикующую свой собственный колониализм и угнетение по всему миру. Последствия нападений были связаны как с человеческими жертвами, так и с нанесением ударов по символам американской мощи.Всемирный торговый центр олицетворял экономическую мощь; Пентагон, военная мощь; и здание Капитолия или Белый дом — предполагаемая цель самолета, разбившегося в Пенсильвании, — глобальный политический охват.

Воздействие атак было усилено тем фактом, что две башни Торгового центра были не только повреждены, но и рухнули, чего даже террористы не могли предвидеть, сказал Кеннеди.

По словам Кеннеди, когда нация обращается внутрь себя и вспоминает жертв атак на этой неделе, важно, чтобы американцы снова не упускали из виду свое влияние на мир в целом и не увековечивали «наивное невежество», которое когда-то заставляло многих спрашивать: « Почему они нас ненавидят? »

К Кеннеди присоединились Джослин Сезари, директор программы «Ислам на Западе» и исламопедии, и Чарли Клементс, исполнительный директор Центра Карра по политике в области прав человека в Гарвардской школе Кеннеди.Мероприятие, спонсируемое Информационным центром Центра ближневосточных исследований, Ближневосточной инициативой Гарвардской школы Кеннеди и Программой исламских исследований принца Алвалида бин Талала, было представлено директором информационно-просветительской программы CMES Полом Бераном.

По словам Сезари, теракты 11 сентября глубоко затронули мусульман Америки. В одно мгновение они превратились из невидимой, практически игнорируемой группы в центр внимания. По словам Сезари, они сразу перескакивали от невидимого к «врагу», никогда не переходя в статус «другого».

Новый статус мусульман был подтвержден дебатами по поводу предполагаемой мечети в Нью-Йорке рядом с площадкой Ground Zero для башен торгового центра, сказал Сезари. Хотя мусульмане десятилетиями становились жертвами дискриминации в Европе и встречали там некоторое сопротивление строительству мечетей в 1980-х и 1990-х годах, в Америке такого сопротивления никогда не было. По ее словам, это связано с тем, что Соединенные Штаты не имеют большой истории разделения по религиозным признакам. Теперь видимые символы ислама стали нежелательными, а простое присутствие мечети в районе заставляет некоторых жителей чувствовать себя небезопасно.

Гонка традиционно была такой горячей темой в Америке, что критики не могли открыто критиковать Барака Обаму за то, что он черный. Однако, по словам Чезари, для некоторых было нормально нападать на него как на «другого», связывая его с исламом.

Тем временем

мусульман работают над преодолением такой враждебности и «реамериканизацией», сказал Сезари, реинтегрируясь в основное русло нации.

По словам Клементса, этот мейнстрим может со временем взглянуть на действия страны после 11 сентября более предвзято.Клементс проследил, как представление нации о кубинском ракетном кризисе изменилось после той 10-й годовщины. «Теперь люди знают, что мир был даже ближе к ядерной войне, чем предполагалось тогда», — сказал Клементс.

Клементс сказал, что теракты 11 сентября заставили Соединенные Штаты приостановить свой здравый смысл и совершить несколько моральных упущений, последствия которых будут ощущаться и дальше.

После терактов по всему миру произошел массовый излияние симпатий и доброй воли к Соединенным Штатам, в том числе со стороны мусульманского мира, которые, по словам Клементса, были растрачены в последующих военных кампаниях в Афганистане и Ираке.

Конгресс принял Патриотический акт, и законодатели даже не прочитали то, за что они голосовали, и другие страны последовали его примеру. С тех пор, по словам Клементса, это привело к аресту 120 000 человек, осуждению 36 000 человек, а также к эрозии гражданских свобод, нарушениям прав человека и узакониванию некоторых форм пыток.

«Был момент, когда мир был с нами, и мы его упустили», — сказал Клементс.

Почему они так сильно нас ненавидят? — Ежемесячный журнал Texas

Я впервые увидел новый мир с заднего сиденья семейного универсала ближе к вечеру, когда косое солнце позади нас осветило городской горизонт ярким и ярким цветом.Теперь, конечно, вид небоскребов, который внушал мне страх в детстве, похоронен в тени современного Далласа; здания, которые тогда казались такими монументальными на фоне плоского горизонта, были бледно-голубым зданием Southland Life, зданием Mobil с неоновым крылатым конем на вершине, Республиканским банком, крупнейшим банком на юго-западе — когда я наткнулся на эти строения, теперь они кажутся миниатюрными и почти исторический. Прежде всего, когда мы подъехали к городу, это было простое здание кубической формы с огромным рекламным щитом наверху, рекламирующим арендуемые автомобили Hertz и мигающим индикатором времени и температуры.Само здание было анонимным, и впоследствии, когда мир узнал его как Техасское хранилище школьных книг, люди в Далласе опознали его по вывеске Hertz и сказали: «О, , что ».

Мы переезжали из Абилина, где мой отец был вице-президентом крупнейшего банка города. Сестры плакали несколько недель, с тех пор как папа вернулся из загадочной поездки и объявил, что получил новую работу — наконец-то он станет президентом своего банка. Он предупредил нас, что он небольшой, но он находится в Далласе, и Даллас растет, и по мере роста города будет расти и его банк.Даллас был местом, где у мечтателей вроде моего отца был шанс.

Даллас был процветающим городом, полным обещаний. Как и во всех городах экономического бума, напряжение было высоким. Некоторые люди мчались по обществу, как гоночные машины, создавая для мира впечатление о Далласе как о городе зажиточных бедняков — можно было увидеть, как они внезапно щеголяют своими гринбэками за игровыми столами от Лас-Вегаса до Монте-Карло или слишком громко разговаривают своим протяжным носом. голоса в ресторанах, которые действительно были для них слишком хороши — денежные, наивные, слишком нетерпеливые, демократичные, да, но социально претенциозные.Для поразительного количества людей Даллас был именно таким джекпотом, и они образовали грубое общество новых миллионеров; они построят великолепный особняк в стиле Гэтсби на северной стороне, зачисят своих детей в Хокадей или Сан-Марко, откроют счет Неймана-Маркуса, купят норковую шубу и два кадиллака и присоединятся к республиканской партии. Победителей определить было несложно.

Проигравшие попали в заголовки газет. Даллас был столицей убийств Техаса, который привел к убийствам в Соединенных Штатах.Нам напомнили, что Даллас убил больше людей за несколько лет, чем вся Англия — статистика с небольшим эффектом, потому что разве Англия не была крепко спящим обществом, и разве мы не взорвались с новой силой, построив новый мир, зарабатывая миллионы поминутно, а вы ожидали, что новый мир родится без смерти и разбитых сердец?

Во многих отношениях мой отец был типичным человеком, создавшим этот новый мир. Он пошел в однокомнатную школу в центре Канзаса, смотрел, как его семейная ферма уносится тем же ветром, который принес Депрессию, и без видимых ресурсов, кроме собственной несгибаемой силы, он поступит в Центральный государственный педагогический колледж в Эдмонде, штат Оклахома. затем через юридический факультет Университета Оклахомы.Когда разразилась Вторая мировая война, он послушно присоединился к пехоте, провел семь лет в боях в Европе, на Тихом океане и в Корее в условиях, дважды сделавших его волосы полностью седыми, и был демобилизован из майора в 1952 году в возрасте 36 лет; Теперь он штатский, с семьей из пяти человек, и он даже не начал делать карьеру. Он взялся за дело.

Спустя восемь лет он узнал, что банки маленького городка разочаровываются в сонном семейном управлении, поэтому, когда ему наконец предложили пост президента Лейквудского государственного банка в Далласе, он сразу согласился.В 1960 году это был небольшой и проблемный банк на Гастон-авеню, между аптекой Дока Харрелла и салоном красоты Кирка. Увидеть это сейчас — три городских квартала, башню, гараж, фонтаны, дорогие произведения искусства на стенах, стол в зале заседаний, который заставил бы покраснеть король Артур, и современное объединенное имя Allied Lakewood — значит осознать мою собственные устремления отца в их наиболее осязаемой форме. Он построил этот банк с помощью таких людей, как он, людей, которые пришли из ниоткуда ни с чем, которые приехали в Даллас, потому что Даллас дал им шанс.

Для моих родителей покидание тесных социальных кварталов Абилина было похоже на выход из тюрьмы. Они не были настоящими западными техасцами; они не полюбили бесконечное однообразие мескитовых пустошей или высокое горячее голубое небо, делающее закаты предметом молитвенной благодарности. Для постороннего Абилин был похож на небольшой берег в Саргассовом море — удаленный, лаконичный и навсегда закрытый для посторонних. По сравнению с этим Даллас казался широко открытым, но, как мы вскоре узнали, на самом деле это не так. Политически это было закрыто.Амбициозные новички, такие как мой отец, находили руководство города далеким и таинственным, кликой, и разорвать тайный круг не годилось. Вы должны проявить себя, выдержать испытательный срок. Если вы это сделаете, вас заметят; вы будете вести себя медленно, как жеребенка, которого приучают к уздечке. Однажды к вам кто-нибудь подойдет. Вас попросят «сделать что-нибудь для Далласа». Вы получите задание. Для моего отца это было возглавить выборы облигаций, чтобы кондиционировать общественные школы. Люди были удивлены, когда связь прошла; тайный круг открылся и впустил моего отца и, конечно же, быстро закрылся за ним.

И почему он не должен быть рад сделать что-нибудь для Далласа? Разве город не поделился с ним своей щедростью? Позже гражданственность далласцев показалась бы остальному миру холодным лицемерием, но большинство людей в Далласе испытывали такую ​​же благодарность и покровительство, как и иммигрант, по отношению к месту, которое открывается ему и позволяет ему добиться успеха. Если этот новый мир не был идеальным — тогда как он сравнивался со старым? Посторонние указывали на трущобы на западной стороне Далласа и говорили, что это город, которому все равно; это было правдой.Они указали на мирную интеграцию города и сказали, что это было сделано просто потому, что это было выгодно для бизнеса; не было аргументов. Даллас не был заботливым городом, но эффективным. Его миссия заключалась не в том, чтобы заботиться о нуждающихся и несчастных, а в расширении, раскрытии возможностей. В качестве политической модели он правил сверху вниз, но в целом город управлялся хорошо.

Однако именно это твердое правило привело к тому, что жизнь в Далласе пошла не так, как хотелось бы. Если бы вы приехали в Даллас в 1960 году из любого другого американского города сопоставимого размера, вы бы нашли его таким же, как и ваш город.Его жители одинаково одевались, одинаково говорили и думали одинаково, как и большинство горожан среднего класса в любом другом городе; В конце концов, в 1960 году в стране была очень однородная культура. Что бы вас поразило, если бы вы были достаточно внимательны, чтобы наблюдать это, так это то, что в Далласе сходство зашло слишком далеко. Возможно, Америка была конформистским обществом, но в Далласе конформизм доходил до крайностей. Я не помню, чтобы когда-либо видел в городе бородатого мужчину, кроме Санта-Клауса, пока Стэнли Маркус не решил отрастить бороду через два года после убийства.Когда коммандер Уайтхед приехал в Нейман-Маркус на празднование двух недель в Великобритании, Маркус решил устроить вечеринку для бородатых мужчин. Он обнаружил, что почти ничего не знает; он закончил обслуживать комнату, полную незнакомцев.

Даллас был городом верующих, городом восьмисот церквей, среди которых была самая большая методистская, самая большая баптистская и одна из крупнейших пресвитерианских церквей в мире. Перед лицом такой веры честное сомнение быстро скрылось; скептики и еретики были одним и тем же.В 1960 году, когда Кеннеди боролся за выдвижение на пост президента от Демократической партии, преподобный В. А. Крисуэлл из Первой баптистской церкви в Далласе заявил в своей проповеди, что «избрание католика президентом будет означать конец религиозной свободы в Америке». Одним из 18 500 прихожан Крисвелла был миллиардер Х. Л. Хант, и он позаботился о том, чтобы 200 000 экземпляров проповеди Крисвелла были разосланы протестантским служителям по всей стране. Позднее Крисуэлл сказал Ронни Даггеру и Уилли Моррису из Texas Observer , что, по его мнению, католикам следует запретить занимать какие-либо государственные должности.

Хотя все были религиозными, некоторые были сверхрелигиозными и считали себя духовным авангардом. Они презирали всех нас — с таким же успехом мы могли быть агентами Дьявола. То же было и с политикой. Политический масштаб в Далласе начался с консерватизма Эйзенхауэра и перешел от фашизма к своего рода консервативному нигилизму. Эрл Кэбелл был крайне правым демократом, присутствовавшим при основании, но не членом далласского отделения Общества Джона Берча, и тем не менее, более дальние правые обычно называли его «социалистическим мэром Далласа».”

Это была политика нового мира. Когда люди говорили о политике правого толка, они имели в виду архиконсерваторов Южной Калифорнии, Аризоны, Техаса и Флориды — иными словами, это был не только Даллас. Деньги хлынули на юг и запад; формировались новые города, города без традиций, с одним лишь слепым инстинктом роста, приумножения богатства. По всей стране, но особенно в этом новом мире, царила некоторая подростковая горечь, подозрительное чувство предательства, готовность обнаружить заговор, скрывающийся в каждом углу.«Настроение, — как описал его Артур Шлезинджер-младший, — было одним из стремлений к миру мечты, в котором нет коммунизма, заморских проблем, Организации Объединенных Наций, федерального правительства, профсоюзов, негров или иностранцев — мир, в котором главный судья Уоррен будет подвергнут импичменту, вторжение на Кубу, отмену дифференцированного подоходного налога, прекращение фторирования питьевой воды и запрет на ввоз польской ветчины ».

Нет, это был не только Даллас, , но и мой родной город уже завоевал репутацию столицы этого нового мира.Единственным избранным республиканцем, имеющим какое-либо значение в Техасе, был конгрессмен из Далласа Брюс Алджер, красивый фанатик с вьющимися волосами и тяжелым подбородком, которого в его собственной партии высмеивали как безнадежного экстремиста. Алджер уже пережил политические вызовы со стороны двух самых популярных демократов в городе, сначала окружного прокурора Генри Уэйда, а затем Бэрфута Сандерса, законодателя штата, который стал федеральным окружным судьей. Во всех своих состязаниях Алджер сопровождал грозный отряд разгневанных женщин правого толка.Его отношение к этим женщинам было предметом легенд и домыслов в городе. Алжир был их принцем; Для них не имело значения, что за десять лет, в течение которых он представлял Даллас, не было принято ни одного важного законодательного акта с его именем, или что преобладающее руководство в Вашингтоне было настолько враждебно к его присутствию в Конгрессе, что Форт-Уэрт был рост жира на проектах по производству свиных бочек, которые могли быть реализованы в Далласе.

За четыре дня до всеобщих выборов в город приехал Линдон Джонсон.Мы там ненавидели Джонсона. Остальная часть страны могла бы рассматривать кандидата в кандидатуру Кеннеди как жесткого консерватора с юга, инстинктивного расиста, протяжную политическую шлюху без единого ориентира, кроме пособия на истощение запасов нефти, но в Далласе его называли закрытым социалистом. , оставшийся в живых новый дилер, кровоточащее сердце в домашних делах и слабая сестра, когда дело дошло до противостояния коммунистической агрессии. Был ли когда-нибудь в политической жизни человек с таким раздвоенным общественным имиджем?

Это было 4 ноября 1960 года, в День республиканцев в Далласе, и толпу обедающих в центре города опрашивали триста женщин в красно-бело-синих нарядах.Это были женщины Брюса Алджера. Многие из них были в юниорской лиге и выглядели обезоруживающе по-девичьи в своих красных шапках с лентами на спине. Они раздавали литературу для кампании Никсона-Лоджа. Некоторые из них были в норках.

Джонсон говорил ранее этим утром в Арлингтоне, и когда он вошел в Даллас, городской полицейский остановил его, чтобы предупредить о «небольшом волнении», ожидающем его в отеле Baker, где традиционно останавливались Джонсоны. Торговая улица перед отелем заполнилась девушками-бирками, которые внезапно превратились в гневную демонстрацию с плакатами, которые Алджер хранил в Бейкер на ночь.Полицейский посоветовал сенатору Джонсону использовать вход с улицы Акард.

Несколько девчонок заметили прибывающих Джонсонов и бросились окружать машину. Когда леди Берд выходила из «Линкольна», один из пикетчиков импульсивно выхватил у нее перчатки и бросил их в сточную канаву. Леди Берд побледнела. Это было еще время, когда в политике было редкостью невежливость, когда общественные деятели чувствовали себя в безопасности в толпе. Никто, возможно, даже сами Tag Girls, не был готов понять свирепость гнева тех, в остальном счастливых и хорошо ухоженных женщин.

Джонсон бросился к леди Берд в вестибюль «Бейкер», который был заполнен насмешливыми девчонками-бирками. Когда он вошел в лифт, Джонсон повернулся и сказал: «Вы должны радоваться, что живете в стране, где у вас есть законное право свистеть и шипеть человеку, баллотирующемуся на пост вице-президента США».

На мгновение наступила тишина, затем голос в глубине толпы ответил: «Громче и смешнее, Линдон».

Джонсон должен был выступить за завтраком через дорогу в отеле «Адольфус».Конгрессмен Джим Райт из Форт-Уэрта сопровождал Джонсонов и пошел вперед. Проходя на улице через толпу в норковых шубах, он встретил своего коллегу Брюса Алджера, широко улыбающегося и держащего табличку с надписью: «LBJ продан социалистам-янки». Райт сказал ему, что конгрессмену Соединенных Штатов неуместно стоять посреди толпы, и что бы Алджер ни думал о политике человека, Джонсон был лидером большинства в сенате и заслужил уважение к своей должности.

«Мы покажем Джонсону, что он никому не нужен в Далласе», — ответил Алджер, и Tag Girls приветствовали.

Когда Джонсоны пробирались через вестибюль Бейкер-холла, толпа сомкнулась за ними, становясь смелее, но это было ничто по сравнению с толпой, которая ждала на улице, и, кроме того, переполненной толпой Tag Girls в холле ресторана Адольф. Это было странное политическое испытание, которое нужно было пройти, вспоминая забрызгивание камнями кортежа вице-президента Никсона в Каракасе. Но это была не Южная Америка; это был штат Линдона.Мы знали его здесь.

Демонстрация на Коммерс-стрит ждала криками и обвинениями. Большинство из них несли Никсон-Лодж и Башню для Сената; одной из особенностей этих выборов было то, что Джонсон участвовал в обеих гонках благодаря особому разрешению Законодательного собрания Техаса. «Подумай один раз и поцарапай Линдона дважды», — гласил один знак. Также: «LBJ Traitor», «Judas Johnson», «Johnson Go Home». Джонсоны двигались внутри небольшой капсулы личного расстояния, которая становилась все меньше и угрожала полностью рухнуть под натиском толпы.Оглядываясь назад, можно сказать, что именно это нарушение личного пространства, казалось, знаменовало нашу новую трагическую политическую эру. Спустя годы, став президентом, Джонсон привык видеть ненавистные знаки с его именем на них; действительно, он узнал бы ярость публики, как немногие люди, но в 1960 году это было что-то новое, неслыханное.

Что было более удивительно, так это то, что носильщики знаков и призыватели были по большей части ухоженными женщинами из одних из лучших домов города, и тем не менее, как только Джонсоны вошли вброд на Коммерс-стрит, женщины в красном, белом и синий стал их ругать и плевать.(Позже некоторые члены «мафии из норковой шубы», как их стали называть, утверждали, что они не плевались, а пенились.)

Почему? Чем объясняется враждебность (или, говоря по ее словам, негодование) модной и богатой женщины из Далласа? Отчасти она была пленницей своего возраста: женщина с несфокусированными амбициями, очень конкурентоспособная, но безработная (работающая жена все еще была признаком экономического отчаяния), одинокая дома и преданная делу. Она могла быть финансово обеспечена, но ее глубоко беспокоил какой-то неназванный страх, что ее замок был построен из песка, и приближающийся прилив смоет ее американские мечты.Она назвала этот прилив международным коммунизмом или ползучим социализмом. Когда советский премьер Никита Хрущев хвастался Западу: «Мы вас похороним», консервативная женщина из Далласа поверила ему. Ранее той осенью Хрущев приехал в ООН и стукнул ботинком по столу — жест такой чванливой хамства, что он оправдал все сомнения, которые испытывала женщина из Далласа по поводу России, Организации Объединенных Наций и американской внешней политики. Она беспокоилась о ракетном бреши и распространении коммунизма на Кубу.Более того, люди в ее собственной стране с энтузиазмом говорили о социальных изменениях — Кеннеди уже говорил о «революционных шестидесятых» — и женщина из Далласа знала, что эти изменения произойдут за ее счет. Она беспокоилась об эрозии свободы, вызванной недавними решениями Верховного суда (которые часто выносил главный судья Эрл Уоррен, олицетворение ползучего социалиста). Суд отнял права у женщины из Далласа и присудил их порнографам, преступникам, атеистам, коммунистам и неграм.Женщина из Далласа чувствовала, что подвергается нападкам дома и за границей.

Не только она чувствовала это беспокойство. Во многих отношениях 1960 год стал для Соединенных Штатов поворотным идеологическим моментом, моментом, когда консервативные и либеральные импульсы находились в почти идеальном равновесии, когда основные кандидаты в президенты представляли обе партии. Это должно было быть одним из величайших политических соревнований. Тем не менее, наиболее важным вопросом теледебатов между кандидатами была защита Кемой и Мацу, двух незначительных островов в проливе Формоза.Это была кампания, в которой реальные проблемы почти не учитывались. На первый взгляд кампания была просто личностным соревнованием, и в этом отношении Никсон был до абсурда превзойден; Хотя он сам был актером-любителем, ветераном общественного театра, он делил сцену с Бэрримором. Но под поверхностью — внизу, среди примитивных страхов и предрассудков — раздавались предупреждающие звуки, и они исходили от Кеннеди. Это не имело ничего общего с его политикой. Это имело отношение к его семье, его религии, его образованию, его вкусу, его внешности, его жене.Кеннеди испускал угрожающие излучения миллионам американцев, и никто не был настроен на эту частоту лучше, чем правая домохозяйка из Далласа.

Но Кеннеди сегодня не было в Далласе; Джонсон был — Джонсон, «Техасский предатель» — и он пробирался сквозь плакаты на Коммерс-стрит с женой, практически похороненной у него под мышкой. Линдон, конечно же, навис над девочками-бирками, его огромная морда собаки была видна даже из самых отдаленных уголков толпы; Однако леди Берд была на их уровне, и она могла видеть ярость ненависти на лицах вокруг нее.Она начала отвечать одной из женщин, но Джонсон зажал ей рот рукой и провел в вестибюль «Адольфа».

Их ждали там — девчонки и прихлебатели, а также фоторепортеры и телекамеры. Даже в этой толпе до лифтов было бы несколько минут ходьбы, если бы Джонсон протиснулся сквозь них. Но вместо того, чтобы броситься к лифтам, Джонсон сделал нечто весьма неожиданное. Он замедлился. Он двигался с мучительной медлительностью через распевающую толпу, сквозь плакаты и вертел, все время глядя в телекамеры со смущенной улыбкой мученика.В течение тридцати минут Джонсон и его жена выдерживали крик толпы.

Это были самые триумфальные полчаса в карьере Джонсона, потому что в тот вечер в телевизионных новостях миллионы американцев встретили нового Линдона Джонсона. Они внезапно поняли его именно так, как он понимал самого себя. H был либералом — в южном контексте. В одночасье он стал приемлемым кандидатом для северных демократов из больших городов, которые автоматически ненавидели его, традиционных демократов, которые (теперь они признались сами себе) не заметили мимо подмигивающего Рузвельта внутри него подмигивающего ФДР.

В тот вечер мы с мамой вместе смотрели новости. До этого она скромничала, за кого собиралась голосовать; мы дразнили ее, что она влюбляется в сексуальную привлекательность Кеннеди, но она настаивала на том, что она восхищалась его умом — она ​​прочитала « Профилей храбрости» , за которые Кеннеди получил Пулитцеровскую премию. И все же идея голосования за билет Кеннеди-Джонсона была почти ересью в наших кругах, поэтому мама до этого момента не определилась. Я помню ее крик даже сейчас, когда мы наблюдали унижение в «Адольфусе»: «Позор! Стыд!»

В тот вечер техасцев тысяч как моя мама решили как проголосовать.Хотя Никсон обрушился на округ Даллас, Техас выбрал Кеннеди-Джонсон. (Джонсон также победил Тауэра в сенаторской гонке, хотя Тауэр выиграл последующие внеочередные выборы.) Это были самые близкие президентские выборы в истории страны, и решение было принято сегодня в вестибюле отеля Adolphus. Позже люди говорили, что они голосовали не столько за Кеннеди, сколько против Далласа.

Против нас. Впервые в городе о вине узнали по ассоциации.До этого у Далласа было очень мало национальной идентичности, но теперь мы оказались с новым миниатюрным образом: город разъяренных нуворишей, самодовольных, доктринерских, воинственных, города, склонного к политическому насилию. Многие далласцы были шокированы, увидев наш город таким образом, но это мало повлияло на то, как мы думаем о себе.

На самом деле, на плече города лежал осколок неповиновения, поощряемый газетой Dallas Morning News . News — старейшее бизнес-учреждение в штате, основанное в 1842 году, когда Техас еще был республикой, а Даллас — не более чем опрометчивым предположением.При Джордже Б. Дили « News » была прогрессивной газетой, возглавившей беду, изгнавшую Ку-клукс-клан из Техаса. Название «Дили» стало известным благодаря странному веерообразному парку, известному как Дили Плаза, прямо через дорогу от Техасского хранилища школьных книг, где установлена ​​бронзовая статуя Дж. Дили смотрит на великолепный горизонт центра Далласа. Многие граждане считают совершенно уместным, что имя Дили безвозвратно связано с убийством, даже несмотря на то, что они винят его сына.

Э.М. «Тед» Дили, сын, сменил своего отца на посту издателя « News », и в его руках она стала самой яркой и агрессивной ежедневной газетой в стране, за исключением лишь изредка «Лидера профсоюзов » Уильяма Леба , в Манчестере, Нью-Гэмпшире. Как и многие крайне консервативные люди, он нашел своего образца в фильмах и политике Джона Уэйна. Собственно говоря, каждое утро читать « News » было похоже на просмотр драки в салоне, в которой передовицы газеты унижали «социалистов» (читай: демократов), «извращенцев и подрывников» (либеральных демократов), «Судебный Кремль» (Ю.S. Верховный суд), и практически все представители федерального правительства, взгляды которых расходились с взглядами Теда Дили. Сразу после выборов главным объектом презрения News стал президент Джон Ф. Кеннеди, который, по мнению газеты, был мошенником, сочувствующим коммунистам, вором и «пятьдесят раз дурак».

Тед Дили отправился в Белый дом осенью 1961 года с группой техасских издателей, чтобы встретиться с человеком, которого он так часто клеветал в своей газете.Он воспользовался случаем, чтобы лично напасть на Кеннеди. «Мы можем уничтожить Россию, и мы должны дать понять это советскому правительству», — посоветовал он президенту, к неудовольствию своих коллег в зале. Он обвинил Кеннеди и его администрацию в том, что они слабые сестры (любимая фраза Дили). «Нам нужен человек на лошади, чтобы возглавить эту нацию, — заключил он, — и многие люди в Техасе и на Юго-Западе думают, что вы едете на трехколесном велосипеде Кэролайн».

Это был стиль Дили: блеф, оскорбление и нелепость.Он сообщил в своей статье о своем обмене мнениями с президентом (Grassroots Sentiment Told), хотя он не включил ответ президента. «О войнах легче говорить, чем вести», — сказал ему Кеннеди. «Я такой же жесткий, как и вы, и меня избрали президентом не благодаря мягким суждениям».

После этого редактор вечерней газеты Dallas Times Herald написал президенту, что Дили говорит только от своего имени, а не от других техасцев в зале.Кеннеди ответил остроумно: «Я уверен, что жители Далласа рады, когда наступит полдень».

Кеннеди все еще думал о своей встрече с Дили, когда в том же году говорил о людях, которые «призывают« человека на лошади », потому что не доверяют людям. Они находят измену в наших церквях в нашем высшем суде, в нашем обращении с водой. Они отождествляют Демократическую партию с государством всеобщего благосостояния, государство всеобщего благосостояния с социализмом, социализм с коммунизмом ». Своим прозорливым политическим глазом Кеннеди видел, что новый мир создается, и он противостоит всему, что он представляет: либерализму Восточного побережья, основной политике Демократической партии, обучению в Лиге плюща, обычным ограничениям образованного общества.Хотя в народе Кеннеди считался человеком своего времени, полностью современным президентом, во многих отношениях он был последним из традиционалистов. Он называл свою администрацию New Frontier, но его преемники — Джонсон, Никсон, Картер, Рейган — показали, что настоящая граница американской политики лежит далеко в новом мире.

Во время его президентства атмосфера в Далласе приближалась к истерии. «Исторический консерватизм города, — писал самый выдающийся торговец Далласа Стэнли Маркус, — раздувается до бушующего огня сочетанием ряда факторов: ежедневная программа ультраправого радио« Форум фактов », спонсируемая Дэном Смутом. ультраконсервативным богатейшим человеком города Х.Л. Хант; Общество Джона Берча; истерическое беспокойство нефтяной промышленности о сохранении того, что они считали библейской гарантией их пособия на истощение; «Национальная лига возмущения», основанная местным гаражником Фрэнком Макгихи в знак протеста против обучения военно-воздушных сил некоторых югославских пилотов на близлежащей авиабазе; последовательно односторонние нападки на администрацию со стороны газеты Dallas Morning News и полу-уступчивую редакционную политику Times Herald , которая до этого была посредственной и честной газетой.Из-за отсутствия смелых пожарных в деловых и интеллектуальных слоях общества пожар бушевал ».

Жаркий политический климат в городе довел обычную жизнь до кипения. Да, я был в истерике, но после определенного момента кажется, что между истерией и весельем есть небольшая разница. Чувствовалась привлекательность фанатичных движений. Они начинаются так, в городе, где запугана оппозиция, где есть только один общественный голос, полный уверенности и ненависти.Тормоза были отключены в Далласе. У нас было ощущение, что мы несемся к какой-то величественной трещине, но это была захватывающая поездка, и у кого хватило наглости сказать, помедленнее?

Даллас получал уведомление. Лидер американской нацистской партии Джордж Линколд Роквелл высказал мнение, что в Далласе проживают «самые патриотичные и проамериканские люди из всех городов страны». Комплимент, возможно, смутил некоторых, учитывая его источник, но мы верили в это в отношении самих себя. Для радикальных консерваторов Даллас стал своего рода святыней, правым Камелотом.

Вскоре после избрания Кеннеди генерал-майор армии США по имени Эдвин А. Уокер был освобожден от своего командования, когда было обнаружено, что он обращает свои войска в свою веру с помощью литературы правого толка. Уокер подал в отставку и быстро переехал в Даллас, где ожидал, что его политика будет более приветствоваться. Он был прав. Он стал лидером местного отделения Общества Джона Берча и быстро стал одним из самых выдающихся горожан — достаточно известным, по крайней мере, в сознании другого гражданина, Ли Харви Освальда, чтобы его стоило убить.Здесь история Далласа начинается и, возможно, закончилась.

10 марта 1963 года, когда Уокера не было в городе, Освальд пошел в дом генерала на бульваре Тертл-Крик и сделал несколько фотографий. Сделал несколько эскизов расположения окон в доме. Два дня спустя он отправил денежный перевод на 21,45 доллара вместе с купоном, который он вырезал из магазина American Rifleman в качестве оплаты за устаревшую итальянскую винтовку, известную как Mannlicher-Carcano. Он оснащался четырехкратным оптическим прицелом.

Месяц спустя Уокер вернулся в город, сидел за своим столом в своем кабинете и работал над своей налоговой декларацией. Было 9 часов вечера, и его голова была в поле зрения винтовки Освальда, в 120 футах от него. Уокеру показалось, что прямо над ним внезапно взорвалась петарда; он повернулся и увидел дыру в оконной раме и понял, что он был покрыт осколками стекла и дерева и бледной штукатуркой.

Полиция сообщила, что он повернул голову в последний момент. Уокер не согласился. По его мнению, свет в комнате заливал оконную раму с точки зрения Освальда.Пуля попала в раму и отразилась. Позже Уокер показал поврежденное окно журналистам и насмешливо заметил: «А Кеннеди говорят, что внутренней угрозы нашей свободе нет».

Освальд сказал своей жене Марине, что стрелял в Уокера, потому что считал генерала фашистом, еще одним Гитлером. В то время я думал о генерале Уокере как о добродушном сумасшедшем, и я думаю, что большинство людей в Далласе чувствовали то же самое. У него была своя привлекательность (определенная военная честность и командный вид, которые напоминали генерала Дугласа Макартура, наряду с южным достоинством манер; он был бы хорош как офицер Конфедерации), но он сыграл лишь небольшую роль в события момента, и через несколько лет он был бы почти забыт — эксцентричный, но, для некоторых журналистов, довольно дорогой старик, дважды всплывший из безвестности в конце семидесятых, когда его арестовали за проступки гомосексуализма.

И все же тогда в моем городе назревало что-то страшное. Люди требовали уверенности, которую не мог предложить ни один здравомыслящий человек. Военные решения — вторжение на Кубу, уничтожение России — были четкими, окончательными ответами на проблемы, которые казались чертовски трудными для понимания. «Почему бы нам просто не бомбить ублюдков до каменного века?» — можно было услышать эту гипотезу, предложенную как полушутк над самыми запутанными вопросами внешней политики, и люди полусмеялись, но альтернативные решения казались такими неубедительными. , так скомпрометировано.«Нечеткий» — это слово для обозначения любого ответа, кроме прямого вторжения в чужую страну, когда американские интересы — а американские интересы всегда были — были под угрозой. Нечеткие ответы — это то, чего можно было ожидать от связанных с бабочками интеллектуалов, заполнявших кабинет Кеннеди. В атмосфере резкие настроения, даже сумасшедшие, были до неприличия ясными.

И снова — это был не только Даллас. Но у нас, живущих там, было ощущение, что мы находимся в центре политической кальдеры, ворчащего, пробуждающегося фашистского побуждения, которое было слишком горячим, чтобы его сдержать.Интересно, что могло бы случиться в Далласе, если бы Кеннеди не умер там.

Самым заметным и презираемым символом нечеткого интеллектуализма был Адлай Стивенсон, бывший кандидат в президенты от Демократической партии и нынешний посол США в ООН. Стивенсон стоял рука об руку с мальчиками Кеннеди, Бобби и Джеком, и с Эрлом Уорреном, как с самыми ненавистными людьми в Далласе — с той разницей, что, хотя люди, ненавидящие Уоррена и Кеннеди, обычно заявляли, что восхищаются учреждениями, которые представляли эти люди, они просто не мог терпеть У.Н. Он выступал за единый мир, который был не чем иным, как коммунизмом; это означало разговоры, а не действия. Почти каждая машина в городе с наклейкой на бампере «Импичмент Эрлу Уоррену» хвасталась своим компаньоном: «Вытащите США из ООН».

В ненависти Стивенсона было что-то очень личное. Он был последним словом у умников, самого мистера Шалтая-Болтая. Его вежливость не отразилась в Далласе. Интеллектуальное обаяние было подозрительным; кроме того, если вы потрудились быть остроумием, вы, вероятно, не заметили этого.Стивенсон была слабой сестрой.

На самом деле он был искренне храбрым человеком, и он решил сразить своих врагов, войдя прямо в их лагерь. Он согласился выступить в Далласской мемориальной аудитории 24 октября 1963 года, в День Организации Объединенных Наций.

Это был вызов, который нельзя было игнорировать. Некоторые правые убедили губернатора Джона Конналли объявить 23 октября Днем США, и Национальная конвенция возмущения превратила это событие в небольшое мероприятие. На наклейках на бампере по всему городу было написано: «У.День С. или День Организации Объединенных Наций — выбор должен быть »и« Вы не можете ездить на обеих лошадях ». Накануне выступления Стивенсона генерал Уокер арендовал ту же аудиторию для митинга в честь Дня США. Ли Харви Освальд, всегда интересовавшийся деятельностью человека, которого он пытался убить, пошел послушать Уокера.

На следующую ночь Стивенсон прибыл и обнаружил, что зал окружен пикетами. (Среди них, возможно, был Освальд, по словам людей, которые позже думали, что видели его с табличкой.Сам Освальд сказал, что присутствовал на выступлении Стивенсона.) Из двух тысяч человек внутри многие были сторонниками генерала Уокера и принесли с собой плакаты и хеллоуинские гудки. Когда Стивенсон встал, чтобы говорить, аудитория наполнилась гудением, лязгом, треском, а также размахиванием флагов США и Конфедерации, топанием ногами и громким свистом всякий раз, когда голос Стивенсона повышался, чтобы выразить слышимость. Один мужчина кричал снова и снова: «Кеннеди получит свою награду в аду. Стивенсон умрет.Его сердце остановится, остановится, остановится. И он будет гореть, гореть, гореть ».

Для большинства аудитории, как ярых сторонников Стивенсона, так и тех неполитических людей, которые просто хотели услышать его выступление, это была самая смущающая публичная демонстрация, на которой они когда-либо присутствовали. Если и есть что-то, что далласцы запихнули в свой мозг, так это озабоченность по поводу имиджа своего города. Месяц спустя это беспокойство подвергнется критике во всем мире, но в контексте выступления Стивенсона эта гражданская защита показала себя с лучшей стороны.Они бурно приветствовали Стивенсона, когда его представили, и несколько раз аплодировали ему стоя. Они сделали все, что могли, чтобы остановить нарушителей порядка в аудитории. Когда Фрэнк МакГихи, глава Национального собрания возмущения, встал во время выступления Стивена и начал громкую тираду, к нему подошел невысокий пожилой мужчина и попытался толкнуть крепкого МакГихи обратно на свое место. Полицейские наконец выгнали МакГихи. Перед лицом шума Стивенсон заметил: «Со своей стороны, я верю в прощение грехов и искупление невежества.”

Полицейские сформировали кордон вокруг Стивенсона, когда он вышел из зала. Снаружи его все еще ждали более сотни пикетов. Одна женщина была в истерике. Стивенсону следовало не обращать на нее внимания, но он не мог; он должен был задаваться вопросом, как одно его присутствие могло довести эту женщину до такого полета разочарованного отчаяния. Его инстинкт заключался в том, чтобы урезонить ее, возможно, изгнать демона, которым он был в ее разуме. Он также мог бы узнать, какие качества в себе вызывали такую ​​ненависть у этих людей.Он вышел из строя.

Толпа немедленно окружила его. Истеричная женщина, которая была женой страхового директора, уронила свой плакат на голову Стивенсона. Студент колледжа плюнул на него. Когда полицейский наконец спас его, Стивенсон вытер слюну с лица платком и громко спросил: «Это люди или эти животные?»

Кеннеди гордился им. Его спичрайтер Артур Шлезингер-младший позвонил Стивенсону и поздравил его с проявленным мужеством.Это качество Кеннеди однажды назвал «самой замечательной из человеческих добродетелей». Стивенсон пошутил об этом инциденте, но был сильно потрясен. «В атмосфере было что-то ужасное и пугающее, — сказал он Шлезингеру. Он посоветовал Шлезингеру отговорить президента от запланированной поездки в Даллас. Этого Шлезингер решил не делать. Для Кеннеди было невозможно поехать в Техас и обойти Даллас — это говорит о том, что Кеннеди боялся ехать. Культ храбрости в Белом доме Кеннеди был таков, что даже предложить такой курс было бы свидетельством трусости.Как вспоминал Шлезинджер: «Я не хотел передавать послание Стивенсона, чтобы оно не обвинило его в чрезмерной тревоге в глазах президента».

Да, инцидент со Стивенсоном нас шокировал. Лидеры города подписали телеграмму с извинениями, городской совет принял постановление о запрете преследований, а мэр выступил против крайне правых. С другой стороны, Брюс Алджер утверждал, что у города не было причин чувствовать себя опозоренными, что протестующие потеряли голову только из-за их оправданного недовольства U.Н. Генерал Уокер выразился более прямо. Он повесил перевернутый американский флаг возле своего дома в Тертл-Крик, сигнализируя о том, что он огорчен извинениями города перед Стивенсоном. «Адлай понял, что к нему придет», — сказал он репортерам.

Так как политическая атмосфера в Далласе, ответственная за убийство президента, будет на большей части страны, интересно узнать, насколько близко Освальд был настроен на события момента. Он был совершенно неуместен в Далласе. Я помню, что самым большим сюрпризом убийства в моем собственном сознании было свидетельство того, что президент был застрелен марксистом.В Далласе ? Было необычно встретить даже либерального демократа. Освальд однажды рассказал, что он заинтересовался марксизмом, когда ему было пятнадцать лет, после того, как старушка передала ему брошюру с протестом против казни Юлиуса и Этель Розенберг. Это было в 1954 году, в том же году, когда проходили слушания по делу Арми-Маккарти. Это было время, когда антикоммунизм достиг пика истерии, неизвестной в Америке после судебных процессов по делу о колдовстве в Салеме, когда в Конгрессе заговорили о начале расследования не только против государственных служащих, но и против старшеклассников и христианских служителей.И все же к 1954 году коммунизм как политическая сила в Америке исчез. Антикоммунисты ругали фантома, который был в их сознании везде, но нигде в действительности. В этот момент пятнадцатилетний Ли Харви Освальд из Нового Орлеана решил дать форму страхам: он станет коммунистом, национальным врагом. Психологи сказали бы, что он присоединился к псевдосообществу, существующему только в его сознании. Он сказал своим знакомым, что везде искал коммунистическую ячейку, в которую можно было бы вступить; он писал письма в Социалистическую партию.Но даже после того, как он сбежал в Россию, он засвидетельствовал об одиночестве своих политических убеждений в письме своему брату Роберту: «Я был прокоммунистом в течение многих лет, и все же я никогда не встречал коммуниста».

Он прекрасно разбирался в аутсайдерах. В сильно изолированном Новом Орлеане он однажды спровоцировал драку, когда решил сесть в негритянскую секцию городского автобуса. На него напала группа белых мальчиков. «Люди, которые видели бой, говорили, что Ли не боялся», — написал Роберт Освальд.«Его кулаки летели во все стороны, но он был в меньшинстве и полностью избит».

Освальд бежал в Россию, женился на русской женщине, вернулся в Соединенные Штаты и поселился в городе, где его, скорее всего, боялись, презирали и оскорбляли. Как и многие злодеи, он мечтал о всеобщей любви; он сказал своей жене Марине, что сам станет президентом через двадцать лет (в 43 года, в том же возрасте, когда Кеннеди был избран). И все же Освальда мало кто любил. «Все его ненавидели, — сказала Марина после убийства, — даже в России.«В понимании Освальда ненависть была выше безразличия; он хотел, чтобы люди сильно относились к нему. В Далласе, конечно, сделают.

Как и генерал Уокер, Освальд был привлечен к изменчивой и жестокой политике нового мира. Такие мужчины всегда оказываются в эпицентре социальной истерии. Даллас извинялся, потому что убийца не был правым — многие из нас с трудом могли поверить в нашу удачу, когда мы узнали об Освальде, — и тем не менее атмосфера фанатизма в городе манила хаотичных и внушаемых людей и притягивала их к себе.

Новый мир расширялся. То, что происходило в Далласе, распространилось по Техасу, разрушая древние коалиции, составлявшие Демократическую партию (со времен Реконструкции, единственную настоящую партию в Техасе). Два демократа, чьи политики сильно разошлись, сенатор Ральф Ярборо и губернатор Джон Конналли, были вовлечены в ссору, которая закончилась смертью техасского либерализма и рождением Республиканской партии в штате. Но, возможно, Кеннеди смог бы удержать штат для демократов, если бы он просто приехал в Техас.И приведите его жену, посоветовал Ярборо.

Толпа в Сан-Антонио, Хьюстоне и Форт-Уэрте встретила президента с энтузиазмом, но эти приемы затмила пресса, которая разыгрывала раскол между Ярборо и Конналли и, между прочим, между Ярборо и Джонсоном. Все эти люди будут отрицать, что Кеннеди приехал в Техас, чтобы уладить их ссоры, но несомненно, что Кеннеди сделал все, что мог, чтобы продемонстрировать единство. И у него был некоторый успех. К тому времени, как он произнес свою первую речь ранним утром в Форт-Уэрте, члены президентской партии уже торжествовали.Следующим был Даллас — Кеннеди собирался выступить на обеде для руководителей города в Торговом зале — и хотя были некоторые опасения по поводу того, что может произойти в этом городе, Кеннеди, казалось, был в потрясающей форме, публика была очарована, и его присутствие жены произвело фурор. Облегчение, которое люди почувствовали на президентской вечеринке, было похоже на облегчение тренера, который видит своего лучшего игрока на вершине своей игры и знает, что в хороший день его лучший игрок непобедим. После Далласа «Кеннеди» летели в Остин.По словам Стэнли Маркуса, Линдон Джонсон собирался завершить приветственную речь следующей ночью замечанием: «И слава Богу, господин президент, что вы вышли из Далласа живым».

После завтрака в Форт-Уэрте Кеннеди получил экземпляр Dallas Morning News , на первой полосе которого были статьи о спорах между техасскими демократами и полностраничная реклама с черной рамкой внутри передней части. «Добро пожаловать, мистер Кеннеди в Даллас», — гласил он, — «город настолько опозорен недавней попыткой клеветы либералов, что его граждане только что избрали еще двух консервативных американцев на государственные должности…».Город, который будет продолжать расти и процветать, несмотря на попытки вас и вашей администрации наказать его за несоответствие «Новому фронтиризму» ». Реклама включала двенадцать риторических вопросов, в которых президент обвинялся в мягком отношении к коммунизму и предательстве американских союзников. . Он был подписан Бернардом Вайсманом, председателем Американского комитета по установлению фактов, полностью вымышленного лица. Вайсман оказался членом правого кружка, сформированного тремя американскими военнослужащими в Германии; подобно Освальду и генералу Уокеру, члены группы тяготели к Далласу.

Кеннеди прочитал объявление и передал его жене. «О, ты знаешь, — сказал он ей, — сегодня мы направляемся в страну психов».

У моего отца были свои мрачные мысли о Кеннеди. Будучи молодым человеком с некоторыми политическими амбициями, он готовился к выступлению Кеннеди в Оклахоме. В то время Кеннеди был конгрессменом от Массачусетса, уже набирающий общенациональную поддержку для своего возможного баллотирования на пост президента; мой отец был вице-президентом банка, но, как и Кеннеди, он был героем войны, и ему предсказывались блестящие возможности на политической арене.Кеннеди был образцом для многих людей вроде моего отца, которые надеялись обменять свою военную славу на государственные должности; Очевидно, в союзе с молодой политической звездой были преимущества. Ожидалось, что мой отец предоставит все, что нужно конгрессмену, и единственное, что ему было нужно, — это широкий и разнообразный выбор женщин из Оклахомы — нет, не свидания за ужином, как проинструктировали моего отца, только сексуальные компаньоны. Это был момент, когда умерли политические устремления моего отца. Он даже не пошел послушать Кеннеди.

Однако в Далласе он неохотно согласился с президентством Кеннеди.Он видел политическую власть и приумножение богатства в более близких кругах; он пришел к пониманию людей, чьи потребности были больше, чем его собственные, людей, которые давали обещания только себе. Теперь он мог поверить, что это божественная ошибка в самом себе, которая удерживает его от того, чтобы быть таким человеком. 22 ноября 1963 года его пригласили послушать выступление Кеннеди в Далласском торговом центре, и на этот раз он решил поехать.

Одна из моих сестер вспоминает, как несколько дней назад видела эту дату, написанную на доске — в этот день у нее должно было быть школьное задание — и почувствовала мгновенную волну ужаса.В городе были и другие предупредительные течения. Позже чувство вины, которое мы чувствовали за смерть Кеннеди, будет связано не столько с его убийством, сколько с нашим собственным предвкушением. Что-нибудь случится — что-то . Мы ожидали позора. Это случилось с Джонсоном, это случилось со Стивенсоном, это случится снова. В городе царило смутное возбуждение, такое же, какое может быть у кинозрителей, когда вот-вот начнется перестрелка, — это было вторичное возбуждение, не страх, что кто-то действительно умрет, а ожидание того, что что-то драматическое может произойти. кажется, что мы увидим это или услышим об этом, возможно, поговорим об этом позже, и это пройдет без какого-либо вреда.Другими словами, политический театр.

Утром я пошел за новостями и обнаружил на пороге флаер, который выглядел точно так же, как объявление о розыске в почтовом отделении: это был Джон Кеннеди, анфас и в профиль, и в листовке говорилось, что он «Разыскивается». за измену ». Ниже перечислены его преступления, семь пунктов, таких как: предательство Конституции, поддержка вдохновленных коммунистами расовых беспорядков, назначение антихристиан на федеральные должности и ложь американскому народу о его предыдущем браке и разводе.

Я принес листовку с бумагой и прочитал ее по дороге к столу для завтрака. Я слышал большую часть этого раньше — а кто не слышал? — ту же старую правую тираду, хотя помню, как задавался вопросом о «предыдущем браке и разводе Кеннеди». Поскольку я уже опаздывал в школу, я не прочитал « News » в то утро, хотя позже в тот же день одним из первых моих побуждений было спасти газету, как и многие другие люди в Далласе. В конце концов, теперь это был исторический документ.

Хотя некоторых детей выпустили из школы в Хьюстоне и Сан-Антонио, когда проезжал кортеж президента, в Далласе нам не повезло, и мы могли быть освобождены только под опеку родителей. Так что, как и большинство моих одноклассников, я был в школе, когда это случилось. Это было на уроке алгебры сразу после обеда. Мистер Ирвин Хилл описывал параболу на доске, когда по системе громкой связи прозвучали три гудка, и директор начал говорить. Мы действительно знали, что что-то не так, еще до того, как он сказал хоть слово, потому что была задушенная пауза, и мы могли слышать радио на заднем плане.

«Президент был застрелен».

Прошло всего лишь долю секунды, прежде чем он сообщил нам подробности, а затем включил радиокомментарий в P.A. до конца часа. Но в этой фракции мир, который мы знали, превратился в призраков и сбежал. Случилось! — то, чего мы ждали. Мы были ошеломлены и взволнованы. Мы повернулись на стульях и посмотрели друг другу в глаза, обнаружив удивленные ухмылки. Что-то произошло! В тот момент своей жизни я знал о природе трагедии не больше, чем слепой знает о синем цвете.Все, что я знал, это то, что жизнь может измениться, наконец-то она изменилась. Разве мы не этого ждали? Мы задавали вопрос глазами, ища какой-то фиксированный ответ на этот новый поток обстоятельств. Мы были напуганы и напуганы, а я был благодарен за потерю невинности.

«… выстрелом в голову, губернатор Коннали ранен…»

Некоторые детали были не в основе. Мы слышали, что в Джонсона тоже стреляли, его видели, когда он входил в больницу Паркленда, держась за руку. Кто еще? Они убивали всех? Я не думаю, что когда-либо останавливался, чтобы подумать, кто были они были ; Я знал.В тот момент я предположил, что мы были в центре переворота правых.

И пока мы сидели там, безумно глядя друг на друга и на P.A. box, я наконец заметил мистера Хилла и понял, что слезы текут по его морщинистым щекам. Его грудь начала вздыбиться, затем он всхлипнул, и теперь все смотрели на него, изучая его, как будто он знал ответ на наши собственные реакции. Но его горе было личным делом, и он поднял его, как самую большую ношу, которую он когда-либо нес, и вышел из комнаты.Когда он уходил, я почувствовал первую увертюру стыда.

«Президент мертв».

Было шоком, как сильно мир ненавидел нас — и почему? Освальд был далласцем лишь смутно. Он был марксистом и атеистом; его вряд ли можно было назвать продуктом города. Во всяком случае, он был Анти-Далласом, суммой всего, что мы ненавидели и боялись. Как мы можем нести за него ответственность?

Мир решил, что Кеннеди умер на вражеской территории, что независимо от того, кто его убил, у нас было воли и его смерти.И все же правда в том, что мы были очарованы Камелотом, как и все остальные. Хотя мы были полны негодования по отношению к привилегированному и высокомерному обществу Восточного побережья, которое представлял Кеннеди, это было негодование, порожденное завистью и сильным любопытством. Мы чувствовали себя неполноценными. То, что Жаклин Кеннеди говорила по-французски и немного по-испански, произвело на нас впечатление; единственные двуязычные люди, которых я знала, были мексиканскими детьми из центральной части города. Мы восхищались вкусом миссис Кеннеди, нам нравилось, когда она была дома с великими музыкантами и артистами мира, а ее запыхавшийся голос Мэрилин Монро давал понять, что она не только белые перчатки и шляпы для пилюль.Семья Кеннеди наполнила страну застенчивой эротикой, которую приятно сдерживало присутствие маленьких детей в Белом доме. Короче говоря, у нас была обычная человеческая идентификация с президентом, как у большинства американцев. Я даже помню, как фразы Кеннеди закрались в словарный запас моего отца. Мой отец говорил о том, чтобы «двигаться вперед с энергией», и когда я задавал ему вопрос, он, вероятно, предварял свой ответ фразой «Позвольте мне сказать вот об этом». Кеннеди ненавидел носить шляпы, поэтому мой отец, как и почти все мужчины в стране, перестал их носить.

Мы сблизились с Кеннеди, хотя остальная часть страны разочаровалась. Позор Залива Свиней действительно помог ему в Далласе; в том, чтобы видеть униженного Кеннеди, было что-то благородное и обидное. Мой отец восхищался тем, как Кеннеди принял вину на себя. Кубинский ракетный кризис показал Далласу, что Кеннеди научился использовать силу; это также показало нам опасность бахвальства Теда Дили. Мама покупала консервы и воду в бутылках. У нас был запас свечей, батарейки для фонарей и транзисторный радиоприемник, на котором станции Конельрада были отмечены ядерными треугольниками.Я помню, как писал своему итальянскому другу по переписке, что к тому времени, когда он получит мое письмо, мы наверняка будем в состоянии войны с Кубой, возможно, с Россией, и кто знает? Возможно, мир будет разрушен до того, как я получу его ответ. Мир выжил — до сих пор страшно думать, как близко мы подошли к краю пропасти, — но я так и не получил ни одного письма из Италии.

И действительно, когда Кеннеди приехал в Даллас, мы оказали ему самый теплый прием — идеальное противостояние хваленой храбрости Кеннеди (идти в толпу, останавливать кортеж, чтобы пожать руку) и новой готовностью Далласа заводить друзей.Последние слова, которые Кеннеди услышал в жизни, были сказаны Нелли Конналли, которая повернулась и сказала: Президент, нельзя сказать, что Даллас не любит вас. Это было правдивое наблюдение, но в то же время ирония всей истории: мгновение спустя Жаклин Кеннеди пришлось ответить: «Их убил муж, у меня в руках его мозги».

Она сказала «они», и я предположил, что она имела в виду нас. Это предположение разделял весь мир.

Даллас убил Кеннеди; мы слышали это снова и снова. Даллас был «городом ненависти, единственным американским городом, в котором можно было застрелить президента» (это от нашей судьи Сары Хьюз, которая принесла присягу Линдону Джонсону на борту Air Force One ).И все же ценности города, осуждаемые миром, были более или менее моими ценностями; Образ города, который был белым, средним, провинциальным и консервативным, более или менее соответствовал моей семье. Я был незнаком с трагедией, и теперь весь земной шар содрогнулся от горя и возложил на меня ответственность.

Но Даллас не имел никакого отношения к смерти Кеннеди. Ненависть, направленная на наш город, стала ответом на многие предыдущие обиды. Восток ненавидел нас, потому что мы были частью узурпирующего Запада, либералы ненавидели нас, потому что мы были консерваторами, трудящиеся, потому что мы не работали, интеллектуалы, потому что мы были сырыми, меньшинства, потому что мы были преимущественно и явно белыми, атеисты и агностики, потому что мы были стойкими верующими , бедные, потому что мы были богатыми, старые, потому что мы были новыми.В самом деле, было несколько избирательных округов в мире, которых мы не смогли оскорбить до того, как президент приехал в наш город, и разве мы не усугубляли преступление снова и снова, хвастаясь этими качествами? В этом случае нас теперь хорошо заставили замолчать.

В то воскресенье, 24 ноября, в церкви мы с отцом слушали, как наш служитель проповедовал проповедь под названием «Давайте изменим климат». Слово «климат» уже приобрело особое значение в Далласе. Если раньше он использовался только для описания широких возможностей для роста бизнеса, то теперь дикторы и авторы журналов присвоили его как своего рода сеть, которую можно было бы перебросить по всему городу, вовлекая всех в преступление.Да, в Далласе были фанатики, но разве мы не все были ответственны за создание атмосферы, в которой фанатики могли пустить корни? Атмосфера ненависти? Атмосфера нетерпимости? Атмосфера фанатизма? Это было неопровержимое обвинение. Мой отец сжал челюсть, когда мы услышали, как священник принимает на себя вину от имени нашего города — его проповедь транслировалась по всей стране по радио ABC — вину за климат, который стал причиной смерти Кеннеди. В конце проповеди, когда мы спели славословие и собирались уходить, кто-то подошел к кафедре и передал служителю послание.

«Освальд застрелен!»

Прихожане снова упали на скамейки. Полиция велела нам покинуть центр города и покинуть этот район. Что теперь? Что происходило?

Это было просто чересчур — психологический переломный момент для многих из нас, таких как мой отец, который сопротивлялся инсинуациям прессы, отказавшимся взять на себя вину за климат в Далласе. Но чем больше мы узнавали об обстоятельствах смерти Освальда и предыстории его убийцы, тем больше нам приходилось осознавать свою ответственность.Джек Руби был одним из наших, он совершил свой поступок в самых недрах нашей городской ратуши, и он сделал это в духе ужасающего гражданского настроения. Наша некомпетентная полиция позволила ему это сделать. Защита, которую мы установили для нашего города после смерти президента, не применима в случае смерти убийцы президента. Даллас не убивал Кеннеди, но ужасным бесспорным образом убил Освальда.

Феномен, отмеченный психиатрами после убийства, был недостатком снов.Обычные функции бессознательного, казалось, были вытеснены бесконечными часами просмотра телевизора. С 6 утра воскресенья до 12:18 вторника трансляции никогда не прекращались, и сейчас, когда я воспроизводю их в своей памяти — марш смерти, полушаговые отряды, лошадь без всадника, салют Джона-Джона — они обладают качеством запоминающийся сон, преследующий, полный смысла, пережитый, но не пережитый.

Моя мать и сестры остались дома в воскресенье утром, чтобы посмотреть мессу в честь умершего президента.Он лежал в государстве под ротондой Капитолия, где почти столетие назад лежал Авраам Линкольн. У американцев всегда была тайная любовь к зрелищам, которая не была реализована из-за отсутствия королевской власти, и именно это грандиозное величие сделало этот опыт странным и захватывающим. Я помню, как меня поразил словарный запас по этому поводу, такие слова, как «bier», «caisson» и «catafalque», которые имели такое особое значение, что их можно было использовать лишь несколько раз в жизни — как редкие китайские блюда. один отправляется только к королю.Спустя годы мне довелось просматривать список имен детей, получающих государственную помощь, и я заметил ребенка, родившегося в декабре 1963 года, мать которого, должно быть, была в таком же восторге, как и я, от церемониального языка. Она назвала своего ребенка Собором Ротонды Джонс.

После массового нападения сеть переключилась на мэрию Далласа, где должен был начаться перевод Освальда в окружную тюрьму. Это была сцена замешательства и ожидания. Раньше мы могли лишь мельком увидеть обвиняемого в убийстве (хотя, по словам нашего окружного прокурора, он был практически осужден, поэтому мало кто из нас сомневался в его виновности).Наконец Освальд появился в дверном проеме, казавшийся карликом по сравнению с мясистыми детективами по обе стороны от него, но выглядел круто и контролировал ситуацию, в то время как вокруг него бушевал хаос. Полагаю, это был величайший момент в несчастной жизни Освальда, момент перед его смертью. Он всегда был аутсайдером, неприемлемым, нелюбимым, но он перевернул столы в мире. Он был человеком, у которого были ответы, его секреты были заперты в его черепе, и теперь мы все были посторонними.

И когда он вошел в подвал мэрии, вызывающий взгляд Освальда, казалось, упал прямо на Джека Руби.Было ли это иллюзией, совпадением? Или было удивленное признание заговорщиков в тот момент, когда Руби встала на пути Освальда и застрелила его?

Ирония жизни Джека Руби заключается в том, что именно он навсегда остановил ответы на наши вопросы, поскольку он сам был и психом-одиночкой (на мой взгляд), и абсолютным любителем заговоров. Он был навязчивым радушником, сторонником Большого Ди, который гордился тем, что знает всех в городе — и тем, что известен, особенно репортерам и полицейским, которые всегда получали бесплатные пропуски в стриптиз-клуб Руби, Клуб Карусели.Психиатры на суде над Руби свидетельствовали о его «ненасытной потребности, чтобы ее принимали и восхищались… особенно со стороны лиц, занимающих руководящие должности и обладающих большим социальным престижем», и Руби, похоже, по крайней мере кивнул, знаком с большинством политиков Далласа. Он всегда напоминал им: «Вы меня знаете, я Джек Руби!» У него был способ снискать расположение к себе. Однажды он уговорил съесть клубный сэндвич с актрисой Рондой Флеминг в аэропорту Далласа. Ему нравилось думать о себе как о дамском угоднике, и тем не менее он встречался лишь изредка и имел репутацию сексуально чопорного человека.Хотя он имел дело с плотью, он увольнял девушек, которые соглашались лечь с ним в постель. В «Карусели» он был самим себе вышибалой; он был плотным, но быстрым, и поддерживал форму благодаря постоянной диете и частым тренировкам в YMCA. Его мать умерла в психиатрической больнице в Чикаго, а его отец, брат и сестра лечились от психических расстройств. Руби, возможно, тоже был сумасшедшим, но он также был сомнительным персонажем со связями с мафией, связями с кубинцами, выступающими против Кастро, и краткой, но неэффективной историей информатора ФБР.

Как и многие из нас в Далласе, Руби назвала Morning News ответственным за смерть президента. Он был в News , размещая рекламу своего клуба, когда пришло сообщение о том, что Кеннеди был застрелен. «Я вышла из здания, спустилась вниз, села в машину и не могла перестать плакать, — рассказывала Руби Комиссии Уоррена позже. В тумане он вернулся в свой клуб, а затем в дом своей сестры, где он включил телевизор и снова заплакал. У него была эмоциональная привязанность к семье Кеннеди.Психиатр защиты свидетельствовал на суде, что «описание Руби президента, миссис Кеннеди, обаяния и манеры первого не может быть воспроизведено здесь словами: по сути, это была речь человека, влюбленного в другого мужчину». Это была любовь, выходящая из бессознательного, за пределы рационального понимания великого человека. Заключенный [Руби] сказал: «Это конец моей жизни», когда умер президент, и этим он выразил больше, чем траур ».

В конце концов Джек Руби придет к тому же выводу, к которому пришли многие другие американцы, когда они посмотрели на Белый дом и увидели Линдона Джонсона.«Если бы Адлай Стивенсон был вице-президентом, — сказала Руби репортеру, — убийства не было бы». Джонсон, со своей стороны, всегда думал, что в выводах комиссии Уоррена, которую он назначил, есть что-то подозрительное, и он никогда не удовлетворял свои собственные сомнения относительно заговора.

Для меня президентство Джонсона было долгим затруднением, частью позора быть техасцем. Внезапно все стали лучше нас. В те дни техасские номера на вашей машине были приглашением к грубости, если не хуже.Когда по радио пришло известие об убийстве, один водитель из Техаса платил за бензин на шоссе Пенсильвании; служитель бросил ему в лицо мелочь. Эта реакция продолжалась менее спонтанно в течение многих лет, даже после того, как в Мемфисе и Лос-Анджелесе произошли свои собственные трагедии. Далласцам всегда не нравился тот факт, что эти города никогда не были снесены, как Даллас, и заставлены почувствовать себя единым целым с Бирмингемом и Сельмой.

Тем летом наша семья поехала во Флориду. Остановились на станции заправки бензином и кока-колой.Было невероятно жарко; автоматический кондиционер по-прежнему был привилегией богатых людей, неизвестной в нашей семье, поэтому мы сидели в поту и пили кока-колу, пока мой отец платил за бензин. Дежурный посмотрел на нас, и на мгновение я испугался, что процедура смены лица выйдет на бис.

«Откуда в Техасе?» он потребовал.

«Даллас», — признал отец.

Дежурный кивнул и прижался лицом к окну, чтобы лучше нас рассмотреть. Его лицо было сильно загорелым и потрескавшимся, как пересохшее русло ручья.Что меня сейчас поражает, так это свобода, которую, как он чувствовал, он мог взять с собой, глядя на нас вот так; Я чувствовал себя рабом на аукционе. «Вы все убили нашего президента», — сказал он удивленным тоном, как будто сам удивился, поймав нас с поличным.

Папа с отвращением нажал на педаль газа.

После этого я редко говорил людям, откуда я. Я пришел к пониманию того, что означает дискриминация, теперь, когда она была сосредоточена на мне. Годы спустя, когда я подумал, что мир, возможно, забыл, я ехал на Восточном экспрессе по пути в Стамбул.Со мной в тренере были два грека, два турка, испанка и француженка. Мы пытались заполнить болгарские проездные, которые были полностью написаны кириллицей. Один из турок заявил об опыте и заполнял наши карточки. Он брал у нас интервью на турецком, а его товарищ переводил его вопросы на греческий; один из греков говорил по-испански, другой по-французски. Когда они подошли ко мне, испанец спросил по-английски: «Откуда ты?»

«США.”

Турок кивнул и сказал что-то еще, что прошло через цепочку языков и вышло: «Какой город ты?»

«Даллас, Техас».

Меня все поняли. Все в тренере посмотрели на меня и один за другим указали на меня указательными пальцами и сказали: «Бац, бац, бац». Одно и то же слово во всех языках.

В декабре 1963 года Мелвин Белли прибыл в Даллас якобы, чтобы защитить Джека Руби, но вскоре после его прибытия казалось, что настоящая причина, по которой он приехал, заключалась в том, чтобы предъявить Далласу обвинение в убийстве Кеннеди.Он хотел сменить место встречи, и он должен был это получить; в конечном итоге приговор Руби будет отменен, потому что судья отказался прекращать дело. Джек Руби умер, виновность его не доказана.

Это правда, что мы не хотели проигрывать суд. После смущения смерти Освальда мы хотели показать миру, что мы компетентны, что мы знаем, как вершить правосудие. Кроме того, у нас был Генри Уэйд, прокурор, который просил о смертной казни 24 раза и получил отказ только один раз.Мы с нетерпением ждали испытания, потому что нас ждал бой в супертяжелом весе. Мы собирались судить, осудить и казнить Джека Руби; это было открытое и закрытое дело, даже с Мелвином Белли, возглавляющим команду защиты.

Белли был невысоким, ярким мужчиной в приподнятых «фруктовых сапогах» — как их называл член обвинения. У него был многосложный словарный запас и тяга к экстравагантной одежде — легкая отметка для крутых деревенских мальчишек в окружной части зала суда. Даллас был откровенен и подозрительно относился к модным посторонним.Его стиль был гладким, современным, утилитарным, а стиль Белли — рококо; они должны были ненавидеть друг друга.

И Белли поднес обвиняющий палец. Он обвинил Даллас в убийстве Освальда. В частности, он обвинил Генри Уэйда, который сделал ряд плохо продуманных заявлений о виновности Освальда вскоре после его ареста. «Я убежден, что после того, как официальный хор, во главе которого стоял Уэйд, уже объявил его пригодным для казни, Освальд стал честной добычей для любого чудака, который хотел его убить», — писал позже Белли.Его книга называлась Dallas Justice , и он написал ее (вместе с Морисом К. Кэрроллом), «чтобы помочь Далласу противостоять своим неудачам».

Сначала Джек Руби был счастлив, что его защищал знаменитый Мелвин Белли. В конце концов, Руби теперь сам стал знаменитостью; его камера была забита поздравительными письмами и телеграммами. Он строил планы на публичную карьеру, работал над своей дикцией и улучшал свой словарный запас, играя в Scrabble со своими охранниками. «Он сидел там, рассеянно мечтая, и часами расчесывал волосы», — сказал один из охранников Гарри Уиллсу и Овидию Демарису в их биографии Руби.«Он не думал, что мы собираемся что-нибудь с ним сделать», — сказал Билл Александер, главный обвинитель Генри Уэйда по этому делу. «Он считал, что мы просто выполняем какие-то действия, потому что должны были. Он наслаждался всем этим вниманием, как свинья в помоях «. С точки зрения Руби, было вполне уместно, чтобы его защищал ловкий и гламурный калифорнийский адвокат. «Ему было приятно, — рассказывает Белли, — что я не только знала свой закон, но и была умелой одеждой и отличным хулиганом». 1

Защита Белли заключалась в том, чтобы изобразить своего клиента деревенским идиотом, латентным гомосексуалистом, эпилептиком с возможным повреждением мозга (вскрытие Руби показало более дюжины опухолей в его мозгу).Белли произвел ряд психиатров, которые засвидетельствовали о «психомоторной эпилепсии» Руби, которую они продемонстрировали на шестисотфутовой диаграмме мозговых волн Руби. Жюри это не заинтересовало. После восьми дней свидетельских показаний им потребовалось менее двух часов, чтобы определить виновность Руби.

«Что было ключом, превратившим этих дружелюбных и вежливых людей, — писал Белли в отместку, — в жюри, которое могло бесстрастно отвергнуть показания некоторых из самых блестящих медиков страны и, в оскорбительной и бесчувственной краткой форме, за час пятьдесят минут решаете, что Руби должна умереть на электрическом стуле? В некотором роде … люди в том, что выдает за Кремль в Далласе, могли образно нажимать кнопку и, как если бы это сигнализировало транзисторам в их мозгу, направлять мышление жителей этого великого города.” 2

Руби была опустошена не столько приговором, сколько защитой Белли. Он погиб в Далласе, городе, который он любил. «Я так благодарен за возможности, которые у меня были в Далласе», — написал он. «Я еврей из гетто Чикаго. Я приехал в Даллас и добился большого успеха ». Теперь он был посмешищем, деревенским идиотом, чудаком. Самый страшный удар был нанесен еще до начала судебного процесса, когда мэр Эрл Кэбелл, который знал Руби четыре года, свидетельствовал на слушании по изменению места проведения, что Руби не может добиться справедливого судебного разбирательства в Далласе, потому что он нанес ущерб и городу. плохо.Через шесть недель после окончания суда Руби отступил в свою камеру, опустил голову и попытался бить себя мозгом о бетонную стену.

В тот день он встретил моего кузена Дона. Дону было семнадцать, он только что осиротел. Мой отец был на похоронах своего брата в Канзасе, и на церемонии он увидел своего племянника и его тезку, стоящих в одиночестве, без перспектив, во многом похожих на него в том возрасте. После похорон он привел Дона с собой домой, в новый мир. Дон был благодарен, но в то же время независим.Он устроился учеником гробовщика и санитаром, и в этом качестве он поехал в окружную тюрьму, чтобы переправить Джека Руби в больницу Паркленда.

В каком-то смысле они стали друзьями. Руби часто бывал в Паркленде и использовал эти возможности для отправки дополнительных сообщений внешнему миру через Дона. «Они убивают меня, Дон», — признался он. «Я знаю, что они делают. Они кормят меня раком ». Руби был первым, кто диагностировал его болезнь. Вскоре его состояние начало ухудшаться, и Дон смотрел, как он уходит.Это было печально, но Дон имел сиротское отношение к смерти, и он не стал бы тратить свои чувства на человека, которого не мог спасти.

В конце концов, Джека Руби поглотили бесчисленные теории заговора, связывающие его с человеком, которого он убил. Из-за потери веса, вызванной его болезнью, он даже стал похож на Освальда. Заговор был зыбучим песком, и Руби отчаянно пыталась выбраться. Он требовал тестов на детекторе лжи и сыворотки правды, и он рассказывал свою историю снова и снова, но он также боролся с заговорами собственного воображения.Он слышал, как они пытали евреев в подвале тюрьмы. Страна была свергнута нацистами. Они знают, что я знаю. Я знаю, они знают. Они знают, я знаю, они знают.

Джек Руби умер 3 января 1967 года. Похоронен в Чикаго.

Я отчаянно пытался выбраться из Далласа. Я ненавидел Даллас за то, чем он был (хотя он уже никогда не будет тем, чем был), за его самодовольство (теперь разбитое), за его политику (теперь дискредитированную) и больше всего за бремя вины, которое было моим наследием как Далласит.

Я поступил в Университет Тулейна по той единственной причине, что он находился в городе, совершенно не похожем на Даллас, о котором я знал. Новый Орлеан был старым и гнилым, коррумпированным, развратным, распутным, величественной старой шлюхой, которая слишком наслаждалась собой, но все же была достаточно щедрой, чтобы доставить удовольствие кому-то другому, кому-то новому. Это был католический город, равнодушный к прогрессу, тогда как Даллас был центром протестантской вселенной и ужасался чувственности. После бесчувствия Далласа я влюбился в перезрелое великолепие Нового Орлеана.Я гулял по его улицам в состоянии эстетического освобождения, ничуть не меньше эмигранта, чем Хемингуэй в Париже, и чувствуя себя единым целым с ним и со всеми великими американскими писателями. Ведь разве все они не остановились в Новом Орлеане на пути к бессмертию — Уитмен, Твен, Фолкнер, Андерсон, Уильямс, Капоте — и кто из них когда-либо проезжал через Даллас?

Но это был не только их город, это был город Освальда, его родина, и, приехав в Новый Орлеан, я обнаружил, что не оставил убийство позади.Скорее, я попал в самое сердце безумия. Освальд преследовал Новый Орлеан, и вскоре город будет озарен одной из тех странных американских запоев безумия, паранойи заговора, которая стала частью национальной психики.

Однажды на Бурбон-стрит, ближе к концу первого года обучения, я встретил Далилу. Я болтал на тротуаре с сутенером-стриптизершей, когда понял, что женщина на сцене исполняла танец живота под «Хава Нагила», еврейскую песню празднования.Это был такой культурный сбой, что я потребовал, чтобы меня представили танцору. Через мгновение она вышла на тротуар, чтобы поговорить. Я представился как представитель комитета Cosmopolitan в Тулейнском университете. Я объяснил, что одной из целей комитета было найти интересные культурные мероприятия — например, ее — для выступлений в студенческом центре. У меня возникла идея выставить ее счет как этническую танцовщицу из Египта. Она подвела меня к столику внутри.

Я подсчитал, что ей было около тридцати пяти, у нее были черные волосы и кожа оливкового оттенка, что, вероятно, послужило вдохновением для того, чтобы представить себя жительницей Ближнего Востока.В завершение роли она говорила с акцентом, заимствованным у Жа Жа Габор. — Ты откуда, Дахлинк? она спросила.

Я признался, что был из Далласа.

«Ой, без шуток? Даллас?

Я заметил, что ее венгерский акцент исчез, сменившись знакомыми носовыми тонами Северного Техаса. Я спросил, знает ли она Даллас. «Да, — сказала она, — я слишком хорошо знаю этот проклятый город». Некоторое время мы сидели молча. Жить из Далласа было неудобно.

«Раньше я работала на Джека Руби, — сказала она мне.Она вспомнила, что он был приятным человеком, но «немного сумасшедшим». Это Руби, еврейский импресарио, свела ее с «Хава Нагила». Мы обменялись телефонными номерами, и я сказал ей, что позвоню в следующем семестре по поводу ее выступления в Тулейне. Она сказала, что я могу прийти к ней на квартиру выпить кофе. Все лето я думал об этом приглашении.

Я был более чем немного встревожен направлением моей жизни. Когда я уехал из Далласа в университет, я оставил милую девушку-христианку.На восемнадцатый день рождения она подарила мне Библию. «Всегда дорожи этой книгой, Ларри, и старайся ее читать», — наставляла она меня на форзаце, но я попал в руки сибаритов и экзистенциалистов, и, когда я вернулся в Даллас тем летом, я почувствовал себя двойным моральным агентом. Половина меня сидела с моей девушкой в ​​церкви, подчеркивая Писание красной ручкой, а половина (более половины) вынашивала способы, как привести мой маленький христианский образец в один из темных коридоров жизни.

Я лежал у нее на коленях с этой мыслью и смотрел десятичасовые новости, когда на экране мелькнула фотография женщины в костюме для танца живота.

«Это Далила!» — сказал я, садясь.

« Что?

«Тссс. Я знаю ее.»

Оказалось, что ее зовут Мэрилин Уолл. Ее только что убили в Омахе, шесть раз выстрелив в нее мужчина, за которого она была замужем в течение месяца. Была отмечена ее связь с Джеком Руби. Моя девушка посмотрела на меня с недоуменным видом приличия. «У тебя есть что сказать мне, Ларри?»

Я был не единственным, кто отметил смерть Далилы.Заговорщики вели список «свидетелей», погибших после убийства; к февралю 1967 года умерли еще семнадцать человек, в том числе еще двое стриптизерш, которые работали на Руби (один был застрелен, другой был найден повешенным за штаны тореадора в тюремной камере Далласа). Все смерти были включены в доказательства великого заговора, и вскоре они нашли своего искупителя в лице окружного прокурора Нового Орлеана Джима Гаррисона.

В основе теории Гаррисона лежало неоригинальное представление о том, что Даллас убил Кеннеди: городские правые-миллионеры финансировали заговор при сговоре с полицией Далласа и технической консультацией ЦРУ.Расследование Гаррисона открыло лазейку в безумную изнанку американского общества, заполненную наемниками и мафиози, агентами ЦРУ, гомосексуалистами TMCA, кубинцами, выступающими за и против Кастро, русскими как белыми, так и красными, нацистами, недовольными священниками — все они, казалось, для мальчика из Далласа, как население на картине Иеронима Босха, выпущенной из холста, но которая в Новом Орлеане была неудивительной выборкой персонажей, извлеченных из преступного мира Нового Орлеана. Самым уважаемым человеком в этом деле был обвиняемый Клей Шоу, богатый гомосексуальный бизнесмен из Нового Орлеана, которому было предъявлено обвинение в заговоре с целью убийства президента.Суд над ним сделал Новый Орлеан посмешищем нации. Было ощущение, что эта пародия могла произойти только там, с набором персонажей, которых мог бы дать только Новый Орлеан. Как и в Далласе, весь город почувствовал ответственность за трагическое событие — несправедливое обвинение, которое почему-то было слишком уместным, чтобы его отрицать.

Политическое убийство было особенностью американской жизни с 1835 года, когда Ричард Лоуренс пытался застрелить Эндрю Джексона, и между этим временем и убийством Освальдом Кеннеди три президента были убиты, а еще трое стали объектами покушений.И все же существовало распространенное, часто высказываемое предположение, что все началось в Далласе. Теория Далласа-убитого-Кеннеди превратилась в метафизику, пока Даллас не стал ответственным за само убийство, как если бы мы были движущей силой, которая свергла первое домино в цепочке убийств, как если бы след тел, упавших по всей Америке, мог каким-то образом можно проследить до Техасского хранилища школьных книг.

Возможно, посторонний сможет понять, как каждое новое убийство встречалось с облегчением и негодованием в Далласе — облегчением, конечно же, тем, что этого не произошло в Далласе, и возмущением, что ни один другой город никогда не узнает о позоре, который претерпел Даллас.Это было так, как если бы мы выпустили джинна из бутылки, как если бы мы предоставили катализатор, который заставил южный расизм убить доктора Мартина Лютера Кинга в Мемфисе и политическое безумие Калифорнии убить Роберта Кеннеди и дважды попытаться убить Джеральда Форда. . Вы можете прогуляться по миру, объявляя «Я из Лос-Анджелеса» или «Я из Лорел, штат Мэриленд», и время от времени получать смутное подтверждение того, что в вашем городе произошло что-то трагическое, но даже тогда вы никогда не ожидаете, что это произойдет. нести ответственность.Официанты не окажут вам услуги неохотно. Телефонисты не откажутся от ваших звонков. Но в течение многих лет после убийства президента Кеннеди говорить, что вы из Далласа, было все равно, что говорить, что вы из нацистской Германии. У него была абсурдная сила.

Быть из Далласа в глазах всего мира означало, что вы изначально более склонны к убийствам, чем другие люди. Это предположение было бессознательным, стереотипом, ничем не отличавшимся от расовых предрассудков. Неудивительно, что далласцы защищались и злились — люди громко лгали о нашем городе.Неудивительно, что за нашим гневом стоял страх, что за нашим гневом стоит страх, что в этой лжи должен быть шепот правды.

Мне довелось быть в Вашингтоне в 1976 году во время инаугурации Джимми Картера. Был холодный, блестящий день, земля была покрыта новым снегом, а небо было почти техасским синим. Я стоял на Пенсильвания-авеню и смотрел парад. На тот момент в моей жизни я видел только одного американского президента, Дуайта Эйзенхауэра, который ехал в кортеже на Джамбори бойскаутов.Эйзенхауэр проехал так быстро, что я едва ли произвел на него впечатление, кроме улыбающегося человека, стоящего в открытом кабриолете и размахивающего руками над головой, когда он мчался мимо тысяч молчаливых бойскаутов. Но власть президента такова, что я сомневаюсь, что это единственный из тех разведчиков, который почти четверть века спустя не помнит, что видел Эйзенхауэра.

Но теперь простое американское действие — наблюдение за президентским парадом — вызвало во мне старые и сложные страхи и инстинктивную защиту.Пока мы ждали Картера, я приготовился сделать быстрый снимок проезжающего лимузина и обратить внимание на лицо президента. Пришли оркестры, а затем поезд черных линкольнов — а затем ропот в толпе, звук изумления, который предшествовал президенту и заставил людей взволнованно кричать: «Он идет!» Прежде чем кто-либо мог в это поверить, он, держа жену за руку, шел по центральной полосе Пенсильванской авеню к Белому дому, всего в нескольких футах от своих изумленных избирателей.У многих из нас это вызвало слезы на глазах. Он верил, что мы не убьем его.

В частности, я чувствовал, что он мне доверяет. Выросший в Далласе, когда нас обвиняли в убийстве президента, как бы все мы ни были, — каким бы нелепым ни было это обвинение, — значило знать в каком-то темном пятне своей совести, что чувствует убийца внутри. Быть обвиненным в преступлении — это быстрое обучение криминальной психологии. Это унизительно, но один из уроков смирения — понять, насколько тонкими и хрупкими являются различия между людьми.Это осознать, что различия, которые закон и психология так смело определяют как правильное и неправильное, разумное и безумное, подобны указателям в тумане — мало пользы для тех из нас, кто заблудился. Как сказал проповедник, нужно знать, что все мы дети Божьи и что ребенок, который вырастает, чтобы стать президентом, и ребенок, который вырастает, чтобы убить президента, в Его глазах больше похожи, чем мы хотим верить.

Я ехал по мосту Конгресс-авеню в Остине 30 марта 1981 года, когда узнал, что президент Рейган был застрелен.К тому времени, как я переправился через реку, я рыдал и стучал по рулю. К настоящему времени я действительно был осведомлен о трагедиях и до смерти болен из-за вольных сумасшедших, которых выбрасывает наше буйное общество. У человека, выросшего в Далласе, стрельба вызвала ужасающее чувство дежавю, сначала когда президент был застрелен перед телекамерами, как Руби застрелила Освальда, а затем, когда стали появляться подробности о Далласе Хинкли. задний план. Я помню, как был в ярости, но не удивился.

Кем был Джон Хинкли-младший? Ему было восемь лет, когда Кеннеди убили. Он сбежал из школы домой, чтобы рассказать об этом своей матери, и был разочарован тем, что она уже знала об этом. Как и я, он спас газеты с того дня; он знал, что история творится.

Хинкли, как и моя собственная семья, приехали в новый мир из маленького городка — Ардмора, Оклахома, — и, как и мы, они были благословлены бумом. Джек Хинкли, отец, был нефтяником, предпринимателем, именно из тех людей, которых Даллас прославляет и вознаграждает этим восхищением.Он олицетворял дух города — суровый, религиозный, политический консерватор, который делал добрые дела и зарабатывал деньги без извинений. Он много работал, может быть, слишком много, но если это был грех, какой суетливый человек в Далласе мог его винить? Он обеспечил свою семью комфортом, возможностями и, в конечном итоге, настоящим богатством.

Семья Хинкли переехала в Хайленд-Парк, самый престижный соседний район города. Здесь живут многие из самых известных семей Техаса, в том числе Герберт Хант и бывший губернатор Техаса Билл Клементс.Хинкли купили дом из желтого кирпича на Беверли Драйв с бассейном на заднем дворе и собственной кофемашиной с колой. Они играли в гольф в загородном клубе Далласа и общались с городской элитой. По воскресеньям они ходили в епископальную церковь Святого Михаила и Всех Ангелов. «Семья Хинкли вписывалась в образец прихода — деревенщина-республиканец, ультраконсерватор, как и я, — вспоминал их пастор Чарлью В. Вестафер. «Крепкая семья. Я вижу их мысленным взором, стоящих рядом со своими детьми.В Джоне-младшем не было ничего выдающегося. Он не отличался выдающимися достижениями. Он не был в беде. Он просто растворяется в тумане времени ».

Кем был Джон Хинкли-младший? В нем было что-то слишком знакомое. В некотором смысле он был любым ребенком из Далласа. Его семья, возможно, была более успешной, чем большинство других, но ценности Хинкли — их религиозный материализм, за отсутствием лучшего термина — были характерны для города, и те люди, которые жили не так хорошо и не так хорошо, как Хинкли. хотя бы стремиться.

После того, как Хинкли окончил среднюю школу Хайленд-Парк, его родители переехали в Колорадо, и он поступил в Техасский технологический институт. Ему назначили чернокожего соседа по комнате — большой шок для мальчика из Хайленд-Парка. «Моя наивная, смешанная расовая идеология была вечным парнем [ sic ], чтобы отдохнуть», — писал о себе Хинкли. «К лету 1978 года, когда мне было 23 года, я был решительным антисемитом и белым расистом». Он прочитал Mein Kampf и много ультраправой литературы, а затем, подобно Освальду, сформировал свою собственную политическую группу, в которой только он был.Хинкли призвал своих потенциальных членов переехать в Даллас, где у него находилась его национальная штаб-квартира. «Тем из вас, кто не знаком с городом, будет оказана дружеская помощь», — написал он. «Мы даже думаем об открытии бараков».

Его родители были встревожены склонностью сына к расизму и нацистским идеям, но крайне правые всегда были в Далласе; Никто не мог сказать, что политика Хинкли была большим отклонением от нормы. Политически он мало отличался от генерала Уокера.

В 1980 году Хинкли бросил школу и сказал своей семье, что работал копировальным аппаратом в газете Dallas Morning News . Вместо этого он вскоре начал преследовать президента Картера. В Нэшвилле его арестовали, когда он пытался проскользнуть через службу безопасности аэропорта с чемоданом, полным оружия. Он заплатил штраф в размере 62 долларов и улетел обратно в Даллас — «обратно, — заявил один из его психиатров, — чтобы пополнить арсенал». Он пошел в ломбард Рокки на Вязовой улице, которая проходит мимо Техасского хранилища школьных книг.Там он купил два револьвера 22-го калибра по 47 долларов каждый. Он использовал одного из них, чтобы застрелить Рональда Рейгана и трех других мужчин на дождливом тротуаре возле Вашингтон Хилтон.

Кем был Джон Хинкли-младший? В сознании тех, кто был в Далласе 22 ноября 1963 года, Джон Хинкли был убийцей, которого мы себе вообразили, убийцей правого толка из Далласа, как мы думали, находится в Книгохранилище. Он был чудовищем наших грешных снов, и разве не в этом суть трагедии, что все наши мечты сбываются?

На этот раз, однако, к Далласу отнеслись более доброжелательно в прессе, отчасти потому, что слишком много городов пережили подобные трагедии, а отчасти потому, что страна изменилась.Если Даллас все еще был консервативным, то теперь он был не более консервативным, чем страна, избравшая Рональда Рейгана. Если Даллас по-прежнему религиозен — что ж, разве все не родились свыше с Джимми Картером? Если Даллас по-прежнему оставался провинциальным, разве сама страна не децентрализовалась?

Во всех этих отношениях страна стала больше похожа на Даллас, но и Даллас стал больше похож на остальную страну. Он рос, разнообразился; он стал городом прекрасных ресторанов и галерей, международных рейсов, привлекательной архитектуры, но также и городом фанковых ночных клубов, художественных фильмов, экспериментального театра — наконец-то городом с фактурой.В сознании его граждан убийство Кеннеди было критическим исправлением, которое не позволило новому миру, который они строили, превратиться в дивный новый мир технологического фашизма. Убийство породило у Далласа комплекс вины, и в результате город стал более человечным и более терпимым местом для жизни.

Хотя я все еще находился в бегстве из города, я наблюдал, как он растет и меняется, и во время своих периодических визитов отмечал, что город не только больше, но и лучше.Газеты стали лучшими в государстве, изысканными, глубокими, интересными. Несогласие теперь заговорило громко. Старая оборонительная позиция Далласа утихла. Я был поражен, когда появилось телешоу Dallas с правым злодеем-миллионером в качестве главного героя. Самодовольный и жестокий Дж. Р. Юинг олицетворяет зло, которое люди ассоциируют с городом, но все же люди во всем мире его любят. Он представляет их собственные цепкие амбиции; он стал героем id. Когда Даллас смеялся над Dallas , это было знаком того, что город готов простить себя, переложить свое бремя.

Я помню свое удивление, когда обнаружил, что мой отец стал объектом протестов сообщества. Когда он впервые переехал в Даллас, он, как и все остальные, был встревожен отсутствием в нем естественной красоты — физически город похож на невесту, отправляемую по почте. В Восточном Далласе, который простирается между Лейквудом и центром города, были одни из самых очаровательных домов в городе, но они были ветхими и разорваны на многоквартирные дома. Мой отец решил рискнуть ссудой в районе, который был отмечен красной полосой всеми кредитными учреждениями города.Он давал ссуды молодым парам, у которых почти не было капитала, за исключением желания отремонтировать эти старые дома. В то же время торговый центр Lakewood, в который входил его банк, был запущен и заброшен, и мой отец ходил к каждому владельцу магазина и просил его привести в порядок свой магазин, убрать груды мусора за домом, подумать о посадке деревья и снос навязчивых знаков. Он имел эффект. Он заставил город благоустроить островки безопасности. Его кредитная программа стала образцом для нации.Через некоторое время Лейквуд стал более привлекательным местом для жизни, не красивым, но респектабельным, с очарованием маленького городка, которое было почти уникальным для города, и в значительной степени это было результатом усилий моего отца. Поэтому, когда он предложил снести большую часть торгового центра, чтобы построить башню для своего банка, он был ошеломлен криками, которые он услышал в сообществе. Я со смешанными чувствами выслушал версию моего отца, так как я знал, как много он вложил в свое сообщество, но я также симпатизировал его оппонентам.У них иное видение, чем у моего отца. Новый мир, который они хотят, — это не одна из стеклянных офисных башен, а старая строительная штукатурка. Я думаю, что такие споры являются признаком лучшего города.

С другой стороны, это все еще Даллас, город белых людей, в то время как города по всей стране меняют караул. Политический истеблишмент в городе подвергся сомнению, но по сути не изменился. Конечно, будет построена офисная башня, потому что Даллас по-прежнему остается стремлением к будущему.За жизнь в постоянно зарождающемся городе приходится платить, и ее можно измерить утраченным чувством укорененности, которое дают старые хозяйственные магазины. Любить Даллас — значит иметь возможность жить без утешения прошлого, без чувства истории под ногами. Любить Даллас — значит праздновать острые ощущения нового, улыбаться журавлям, которые всегда на горизонте, и бульдозерам, расчищающим пастбища за пределами прошлого развития. Даллас строит себя не постепенно, а в геометрической прогрессии, и требуется определенное мужество, чтобы жить в городе, который никогда не издевается.Я не думаю, что у меня есть такое мужество.

И все же я начал уважать Даллас так, как очень немногие города. В созданной нами мелодраме о смерти Кеннеди казалось, что надежды на Америку в Далласе рухнули. Но сейчас, когда я вижу этот город, я вижу новый мир, обещанный Кеннеди, который исполнился на месте своей смерти. Это человеческий город, несовершенный и амбициозный, но обладающий самопознанием, которому многие другие шумные города никогда не научатся. Это и бремя, и благородство Далласа не должны делать этого.

Блог Терапия, Терапия, Блог Терапии, Блог Терапия, Терапия, ..

Ненависть — это относительно устойчивое чувство сильной неприязни к другому человеку, объекту или группе. Ненависть отличается от недолговечных чувств, таких как гнев и отвращение. Хотя некоторые формы враждебности могут проявляться лишь кратковременно и мягко, ненависть — это форма активной, продолжающейся враждебности, которая часто требует значительных затрат эмоциональной энергии. Когда кто-то испытывает ненависть к другому человеку, он часто тратит большую часть своего времени на гнев, презрение или неприязнь к другому человеку.

Почему люди ненавидят?

Ненависть — это часть диапазона человеческих эмоций. Некоторые исследователи считают, что все люди обладают способностью ненавидеть, в то время как другие считают, что настоящая ненависть — редкость. Что действительно кажется очевидным, так это то, что ненависть имеет тенденцию проявляться как усвоенная эмоция, которая процветает в отсутствие сострадания.

Чувство ненависти или сильной эмоциональной неприязни развивается по многим причинам. Люди могут начать ненавидеть другого человека или группу, когда они:

  • Завидовать или хотеть того, что есть у другого человека.Они могут считать несправедливым то, что у кого-то есть то, чего им не хватает.
  • Презирают другого человека или считают его неполноценным.
  • Учитесь ненависти со стороны родителей, их сообщества или других социальных групп.
  • Оскорблены или подвергаются жестокому обращению со стороны другого человека.

Люди также ненавидят, когда чувствуют себя бессильными. Вместо того, чтобы обращать беспокойство и стыд внутрь себя, они могут проецировать этот негатив на внешнюю цель. В некоторых случаях люди, подвергшиеся издевательствам или жестокому обращению, могут возненавидеть человека, который причинил им вред.

В других случаях цель ненавидят больше за то, что она представляет, чем за конкретные действия, которые она предприняла. Люди могут полагать, что объект их ненависти имеет вредоносные намерения по отношению к ним, и причинил бы им вред, если бы мог. Однако цель не обязательно может иметь враждебные намерения, или ненависть может быть несоразмерна нанесенному ущербу.

Например, ученик может ненавидеть учителя, который провалил его в классе. Учитель может не испытывать враждебности к ученику и может просто выполнять свою работу.Однако ученик может использовать учителя как замену своему разочарованию академическим сообществом в целом. Эта ненависть может побудить ученика попытаться навредить учителю, возможно, путем распространения ложных слухов или отправки злобного электронного письма.

Ненависть и дегуманизация

Исследования ненависти показывают, что она имеет тенденцию сохраняться. Продолжительная ненависть может привести к желанию отомстить или превентивным действиям против предполагаемой угрозы. Некоторые люди ненавидят других, но никогда не действуют в соответствии с ней. Другие подпитываются ненавистью и выражают свои чувства с помощью актов насилия.

Чувство ненависти, развивающееся по отношению к определенному человеку, со временем может быть перенаправлено на всю группу, к которой он принадлежит. Это может привести к дегуманизации отдельных лиц или групп. Дегуманизация — это видение человека неполноценным, нецивилизованным или менее человечным.

Исследование дегуманизации предполагает, что, когда люди воспринимают других как нечто меньшее, чем люди, центры эмпатии в мозгу деактивируются. Например, люди, совершающие массовое насилие, жестокость или преступления на почве ненависти, часто рационализируют свои действия, сравнивая жертв с животными.Людям, которые обычно отказываются убить другого человека, легче убить «недочеловека».

Как справиться, когда тебя ненавидят

Справиться с ненавистью может быть сложно, особенно когда нет явной причины для ненависти. Вы можете задаться вопросом, как кто-то может испытывать к вам такие глубокие негативные чувства. Вера в то, что кто-то вас ненавидит, может повлиять на ваше настроение, психическое здоровье и самооценку.

Помните, что люди делают ошибки. Тот, кому вы причинили боль, не всегда сможет вас простить.Однако, если вы сожалеете о поступке, подумайте, как учиться и расти на том, что произошло, чтобы не причинять никому вреда. Если кто-то ненавидит вас из-за того, что вы чувствуете себя обиженным, возможно, вы захотите обратиться к нему. Вы можете обсудить их чувства, извиниться или прояснить ситуацию. Это может помочь, когда кто-то просто злится на вас, но когда дело доходит до ненависти, может быть трудно вести спокойный и рациональный разговор с другим человеком.

Если взять с собой надежного друга или любимого человека, это может помочь.Получение совета от кого-то непредвзятого (например, лицензированного консультанта) также может помочь увидеть ситуацию в перспективе. В зависимости от обстоятельств лучше не вступать в контакт с другим человеком.

Если ненависть коллеги к вам влияет на вашу производительность на работе или даже вызывает трудности вне работы, отдел кадров может дать вам совет или направить к ресурсам на рабочем месте.

Если вам угрожают, или даже если вы просто чувствуете себя небезопасно, вы можете обратиться за советом в правоохранительные органы.Если вы работаете с терапевтом, может быть полезно начать с открытого обсуждения ситуации на сеансе терапии. Ваш терапевт может помочь вам найти полезные решения и предложить поддержку.

Ненависть к себе

Внутренняя ненависть может причинить значительный вред. В некоторых случаях внутренняя ненависть к себе является результатом переживания предрассудков (расизм, сексизм, эйлизм, гомофобия и т. Д.). Негативные убеждения становятся частью вашего внутреннего опыта, заставляя вас осуждать и критиковать себя в соответствии со стереотипами, которые вам присваивает общество.

Ненависть к себе также может быть результатом ваших ошибок. Если вы обидели любимого человека и в результате потеряли близкие отношения, вы можете почувствовать болезненное сожаление. Вы также можете начать ненавидеть себя.

Многие люди сурово осуждают себя, особенно когда чувствуют себя виноватыми за то, что они сделали. Если прощение от любимого человека невозможно или если вы боитесь его искать, ваши чувства могут усилиться. Ненависть к себе может способствовать депрессии. Это также может повлиять на членовредительство или другие попытки наказать себя.

Помните, что люди делают ошибки. Тот, кому вы причинили боль, не всегда сможет вас простить. Однако, если вы сожалеете о содеянном, подумайте, как извлечь уроки из того, что произошло, и развиваться, чтобы никому не причинить вреда. Подобно тому, как сострадание является ключом к преодолению ненависти, сострадание к себе может помочь излечить ненависть к себе.

Не всегда легко развить сострадание к себе. Сострадательный консультант может помочь, не осуждая вас за ошибки, которые вы могли совершить в прошлом. Терапия может помочь вам найти поддержку и исцеление от всех типов ненависти.

Артикул:

  1. Блащак-Бокс, А. (2017, 7 марта). Как дегуманизация определенных групп приводит к «порочному кругу» ненависти. Живая наука. Получено с https://www.livescience.com/58154-how-dehumanization-leads-to-vicious-cycle-of-hate.html
  2. Фишер А., Гальперин Э., Канетти Д. и Ясини А. (2 августа 2018 г.). Почему мы ненавидим. Emotion Review, 10 (4). Получено с https://journals.sagepub.com/doi/10.1177/1754073917751229
  3. .

  4. Гайлин, В.(2003). Ненависть: психологический спуск к насилию . Нью-Йорк, Нью-Йорк: Книги PublicAffairs.
  5. ДжонсПатулли, Дж. (2017). Почему мы ненавидим других. Институт динамики систем человека. Получено с https://www.hsdinstitute.org/resources/Why_we_hate_others.html
  6. .

  7. Наварро, Дж. И. (2013). Психология ненависти. The Open Criminology Journal, 6 (1), 10-17. Получено с https://www.researchgate.net/publication/273482719_The_Psychology_of_Hatred
  8. .

  9. Прелингер, Э.(2004). Мысли о ненависти и агрессии. Психоаналитическое исследование ребенка, 59 (1), 30-43. Получено с https://www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/16240605
  10. Резник, Б. (7 марта 2017 г.). Объяснение темной психологии дегуманизации. Vox. Получено с https://www.vox.com/science-and-health/2017/3/7/14456154/dehumanization-psychology-explained

Последнее обновление:
13.

Comments