Смысл песни Жить в твоей голове — Земфира

Автор Admin На чтение 4 мин Опубликовано 15.02.2019
Обновлено 15.02.2019

В феврале 2013 года российская исполнительница Земфира выпустила одну из своих самых известных песен – «Жить в твоей голове». Эта композиция входит в состав одноименного альбома певицы.

В этой песне легкий, плавный и медленный аккомпанемент сочетается с глубоким, проникновенным текстом, затрагивая струны человеческих душ. Она отличается от предыдущих работ певицы своей «взрослостью». Позднее в 2014 году на песню был снят клип, режиссером и актером которого является Рената Литвинова.

Но разберем подробнее, о чем песня Земфиры «Жить в твоей голове».

Разбор припева и куплетов песни «Жить в твоей голове»

Для начала стоит отметить, что это весьма непростая и неоднозначная в плане понимания музыкальная композиция. Однозначным в ней является только одно: это песня о любви. Но о любви сложной, запутанной и безнадежной. И это мы слышим с самого припева, с которого, собственно, и начинается сама песня.

Уже метафора в начале первой строки — «жить в твоей голове» — подразумевает бесконечное и необъятное желание всегда находится если уж не физически рядом со своим возлюбленным, то хотя бы у него в мыслях. И это желание настолько сильно, что может убить.

То есть другими словами, чувство любви в лирической героине излишне велико, что буквально способно убить предмет ее обожания, пусть и «неосознанно, нечаянно».

Первый куплет

В первом куплете, особенно в первых двух строках, нам рисуются картинки из тихой и неторопливой жизни двух влюбленных друг в друга людей. Но и от этих строк чувствуется некоторая неполноценность отношений, словно в них чего-то недостает, чувствуется нехватка чего-то. И следующие строки подтверждают это. Влюбленные «верили» в свою вечную любовь и «думали», что все происходящее с ними навсегда. Но это было в прошлом. Сейчас этой веры и уверенности нет. Ее что-то разрушило, даже уничтожило: жизнь, обстоятельства, сами влюбленные или кто-то еще.

Второй куплет

Второй куплет буквально пронизан метафорами. А потому уже первую строку не нужно понимать буквально: под темнотой, скорее всего, понимается то состояние, в котором оказались лирические герои. Их отношения, их души оказались в какой-то затруднительной, «темной» ситуации, когда, казалось, нельзя было найти выход. Но они отыскали «свои огни», то есть нашли разрешение ситуации, выход. Однако, если обратиться к самой последней строке, не вполне ясно, к чему это решение привело: остались ли они вместе, но обособились ото всех окружающих или же разошлись, став одиночками… Третья строка с трудом поддается какой-либо конкретной интерпретации. Но, возможно, такая метафора значит, что как раз-таки выход из этой «темноты» был настолько эмоционально наполнен, настолько взбудоражил влюбленных, что это было подобно падению неба или же падению с небес.

Таким образом, можно сказать, что песня Земфиры «Жить в твоей голове» о любви, но о любви особой: яркой и разрушительной, сложной и туманной, убийственной и неоднозначной. Но, судя по всему, манящей и неугасающей, по крайней мере для одного из влюбленных.

Напишите в комментариях свой смысл песни Жить в твоей голове. Мы с нетерпением будем ждать!

Текст песни Жить в твоей голове — Земфира

Развернуть

Жить в твоей голове
И любить тебя неоправданно, отчаянно
Жить в твоей голове
И убить тебя неосознанно, нечаянно
Неосознанно, нечаянно

И слушали тихий океан
И видели города.
И верили в вечную любовь
И думали — навсегда

Жить в твоей голове
И любить тебя неоправданно, отчаянно
Жить в твоей голове

И убить тебя неосознанно, нечаянно
Неосознанно, нечаянно

Запутались в полной темноте
Включили свои огни
Обрушились небом в комнате
Остались совсем одни

Жить в твоей голове
И любить тебя неоправданно, отчаянно
Жить в твоей голове
И убить тебя неосознанно, нечаянно
Неосознанно, нечаянно

Энциклопедия

Заповедь любви – провозглашается Иисусом Христом в ответ на обращенный к нему вопрос – о высшем законе человеческой жизни. Она гласит: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: Возлюби ближнего твоего, как самого себя.» (Мф. 22:37-39).

Представленные в З.л. требования были известны и до христианства. Беззаветная любовь к Богу была заповедана во Вторазаконии (Втор. 6:5). Любовь же к ближнему предписывалась в Левите; причем в двух версиях – как ограничение талиона: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего; но люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев.19:18) и как требование благоволения к чужакам: «Когда поселится пришлец в земле вашей, не притесняйте его. Пришлец, поселившийся у вас, да будет для вас то же, что туземец ваш; люби его, как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской» (Лев. 19:33-34). Эти повеления, дополняя друг друга как будто представляют то же самое требование, которое в качестве фундаментального провозглашается Христом. В них – один из культурных и идейных источников заповеди любви. Однако их императивное содержание во многом отличается от того, что заповедуется в З.л. Во-первых, то, что в русском тексте книги Левита дано фактически в одних словах любви к другому, в оригинале именно по содержанию было различным: любовь к ближнему (re’eha) в собственном смысле этого слова отличалась от любви к чужому, ставшему своим, или – в раббинистской трактовке – к новообращенному. Эти повеления выглядят одинаково, но по содержанию различны: у любви к ближнему, которым является друг, и у любви к ближнему, которым стал чужак, разные основания. Во-вторых, в Пятикнижии эти два повеления даны в ряду разнообразных других требований житейского, производственного, ритуального, обычно-правового и нравственного характера; они специально не выделены.

В христианской З.л. любовь к Богу и любовь к ближнему даны в единстве (в Евангелии от Луки (10:27) З.л. формулируется как единая) и в качестве ближнего указан не соплеменник только или сосед в буквальном смысле этого слова, или единоверец, а каждый человек, даже враг и гонитель. Христианство не просто поставило одну заповедь на место всех известных по Декалогу заповедей. Заповедь любви стала, и на это специально указывали как Иисус Христос, так и ап. Павел, фундаментальной, а вместе с тем и всеобъемлющей заповедью, непосредственно предполагающей и все Моисеевы заповеди (Мк. 12:28-33, Рим. 13:8-10). Поэтому З.л. не упоминается отдельно в Нагорной проповеди: любовь — единственный нравственный принцип, основной закон жизни человека. Относительно универсальности З.л. следует отметить следующее: во-первых, некоторыми христианскими авторами допускалось, что универсально, ко всем людям (в том числе к врагам) обращенная любовь в сердечности расположения может выражаться по-разному в отношении различных людей; во-вторых, выявляемое в З.л. универсальное этическое содержание в истории гуманистической мысли было осознано исторически достаточно поздно – лишь благодаря ренессансно-реформаторским и ранне-просветительским пересмотрам традиции. (И в иудаистской литературе З.л. стала трактоваться как универсальная лишь к XIII в.).

По своему нормативному содержанию З.л. не принадлежит исключительно христианской этике. Близкие требования содержатся в месопотамских текстах, в конфуцианстве, даосизме, моизме, джайнизме, буддизме, не говоря об иудаизме. В христианстве же любви не просто был дан приоритетный статус, – она получила особое толкование: любовь – это путь соединения человека с Богом и с человеком, причем с Богом – через человека и с человеком – через Бога. Апелляция к Богу в заповеди любви по своему нормативному содержанию этически вполне достоверна: доброжелательность и благотворительность должны быть направлены на другого человека, но лишь осененные высшим принципом, они будут иметь нравственный смысл. Этим объясняется сдвоенность заповеди любви.

Сдвоенность заповеди и разнохарактерность проявления ее ценностного содержания обусловливает возможность различных акцентов в ее содержании. Так по одной версии, З.л. предполагает, что моральность человека обнаруживается в полной его отрешенности от земных дел, от себялюбия. Возможность самой любви к человеку изначально предопределяется Божьей любовью к человеку, его милостью в отношении человека, она – результат божественного дара; без которого не было бы у человека силы любить несимпатичных, чужих или врагов. На основе такой позиции не долго стать ригористом в отношении других людей. Возможность этого была отмечена уже в Новом Завете: «Кто говорит: ‘Я люблю Бога’, а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, которого не видит?» (1 Ин. 4:20). Такой трактовке З.л. противостоит другая, согласно которой добродеяние ценно само по себе, независимо от того, в силу каких мотивов оно совершено. Однако этическая рефлексия показывает, что милосердие непоследовательно в отсутствие идеальных устремлений: необходимо сознательное усилие, направленное на содействие благу другого человека. Любовь к человеку покоится на определенных трансцендентных основаниях (как бы они ни осознавались и переживались). В конечном счете аналогом и основанием любви к ближнему в христианстве является не себялюбие, а милосердная и инициативная любовь Бога к людям: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы любите друг друга» (Ин. 13:34. Ср. 1 Ин. 4:7-8).

В истории моральной философии принцип любви в той или иной форме, естественно, признавался большинством мыслителей (за исключением тех, которые видели свою задачу в переосмыслении христианской этической традиции, таких, как Мандевиль, Гольбах, Штирнер, Маркс, Ницше). Под сомнение ставились: а) достаточность любви как этического принципа и б) возможность З.л. как достоверного императива, тем более фундаментального. Проблема виделась в том, что любовь, как ее ни специфизировать в отношении чувственной любви, является чувством, то есть субъективным и не поддающимся сознательной регуляции феноменом; чувство нельзя заповедать, вменить; чувство не может быть общезначимым основанием нравственного выбора.

Наиболее решительным и последовательным в этом вопросе был Кант. Принимая в качестве действительного мотива нравственных деяний долг, Кант отказывался видеть в любви движущую силу нравственности. Рассматривая любовь (симпатию, благорасположение) как склонность, Кант считал, что содержание склонности отнюдь не всегда согласуется с принятыми человеком на себя обязательствами. Некто может принять любовь как принцип действия, но тогда и надо говорить о долге, а не о чувстве. Любовь представляет собой дело ощущения, нельзя любить из желания любить или из долга любить. В отличие от любви, бескорыстное благоволение (которое, считал Кант, неоправданно называют «любовью») может быть подчинено закону долга. Более того, «делать добро другим людям по мере нашей возможности есть долг независимо от того, любим мы их или нет»; благодеяние в отношении некоторого человека может пробудить любовь к нему, может пробудить «человеколюбие (как навык склонности к благодеянию вообще)». Но это — вопрос, относящийся не к метафизике, а к психологии нравственности. Иными словами, Кант принципиально противопоставлял долг любви; и дело не в том, что Канту, как это предположил Дюркгейм, не удалось обосновать обязанность милосердия через категорический императив. Скорее всего, Дюркгейм исходил из того содержания категорического императива, которое связывается с универсализуемостью нравственных максим. Однако если разобраться в содержании всех трех «формул» категорического императива, то первая устанавливающая универсализуемость нравственных максим, действительно в своеобразной — «сильной» версии воспроизводит золотое правило и связана с заповедью любви довольно опосредствованно. Вторая же «формула» как раз утверждает необходимость относиться к другому не только по такому же стандарту, по которому человек относится к саму себе, но как к ценности самой по себе. В этически-ценностной систематике, развитой Кантом, заложено ключевое положение морального «закона Любви», понимаемой как милосердное благоволение и благодеяние, а также мысль о безусловной обязательности такого умонастроения для нравственно приемлемого исполнения всякого долга. «Несовершенный» долг любви, как безусловная норма, оказывается и у Канта выражением идеальной полноты объективно нравственного совершенства. То есть по своему нормативно-этическому содержанию категорический императив тождествен именно заповеди любви. Отвергая этику любви в качестве философского основания учения о нравственности, Кант исходил из метафизических, а не этических оснований. Если же говорить о нормативном содержании моральной философии Канта (вопрос, который почти не возникает при обсуждениях кантовского морального учения), то этика любви является одним из основополагающих его моментов.

По-другому трактовал вопрос о соотношении любви и долга Ф.М. Достоевский: любовь заповедуется как путь нравственного самоосуществления человека, но как избежать опасности, чтобы «заказанная долгом любовь» не обернулась «надрывом лжи»? По Достоевскому, и этот подход был в дальнейшем развит в русской классической философии, этот вопрос разрешается в опыте милосердной любви. Достоевский как будто подсказывает ответ, противоположный Кантову: любовь (или по традиции, идущей из христианской мистики, «сердце») представляет собой метафизическую основу нравственности, без милосердия и сострадания нравственность невозможна. То, как человек проявит любовь в деятельной помощи ближнему, действительно зависит от его опыта, от мудрости сердца: если человек видит в милосердии лишь свое переживание или этический принцип, а другого человека как нуждающегося забывает, то в любви в самом деле кроме эмоции, а значит, себялюбия, ничего нет.

Таким образом, в проблеме соотношения З.л. и веления долга следует различать: а) этико-философский, или метафизический уровень, в пределах которого рассуждение касается природы и «механизмов» нравственности, б) аксиологический уровень, на котором речь идет о ценностном обосновании моральных деяний, в) психологический уровень, раскрывающий мотивы конкретных поступков, г) технический уровень, связанный с вопросами практического осуществления нравственных принципов и личных установок личности. Вопрос, который решал Кант, по сути дела был вопрос о соотношении не долга и любви, а долга и склонности. Но и сторонники «философии сердца», выдвигая «голос чувства» против «холодного сознания долга», принимают во внимание именно особенности именно психологических проявлений нравственности. «Технически» же З.л. может реализовываться на основе как долга, так и по склонности, и из непосредственного сострадания. В любом случае, пусть по-разному, но реализовываться будет именно З.л.

С этической критикой З.л. выступил Ницше. На первый взгляд в этой критике доминирует морализирующий нигилизм: З.л. и вытекающие из нее добродетели резко отвергались Ницше как продукт слабости духа, малодушия и хитрости, «восстания рабов в морали» и ненависти, которую испытывал «жреческий народ» против аристократии и богатства. Однако помимо нигилизма Ницше выразил в критике З.л. и героическую (в этическом контексте), и политическую (в более широком контексте) точку зрения. В разных вариантах ее высказывали Аристотель, Макиавелли, Гоббс, Мелье: не отвечая злом на зло человек обнаруживает свою слабость; не оказывая сопротивления несправедливости и злу, человек проявляет пассивность, слабость, страх, готовность подчиниться злу; давая же отпор несправедливости, он обнаруживает свое мужество, свою независимость. Зло агрессивно, и значит сопротивление не может быть иным, как проявляющим силу. Ницше выразил эту точку зрения не только последовательно, но и страстно. Влиянием Ницше объясняется ее распространенность с конца XIX и до середины XX вв. Не менее убежденно ее утверждал И.А.Ильин. Ее отголоски можно встретить у Бердяева.

З.л. так воспринимается и так интерпретируется в силу ряда оснований: а) чисто психологически сострадательное и милосердное отношение к людям воспринимается как выражение слабости, пассивности; б) в З.л. игнорируется изначальное содержание: заповедуется любовь, в любви от человека требуется быть активным и деятельным; в) игнорируется существенная разница между З.л. как таковой и теми ее крайними интерпретациями, из которых вытекает, что следует терпеть насилие, не давать отпор притеснителю и не останавливать руку убийцы. ХХ век внес радикальные коррективы в логику «героической» этики и показал возможность такого социально-нравственного опыта, в котором непротивление злу насилием не означает пассивности и потворствования злу (см. Ненасилие). что сопротивление не обязательно предполагает воинственность, а неприменение физической силы не означает трусости или слабости.

Однако Ницше не просто воспроизвел уже известную позицию. Для Ницше христианские добродетели всего лишь прикрывали мотивы благоразумия, лояльности и конформизма; с помощью З.л, считал он, люди пытаются перескочить через зависть, но одновременно и закабалить других; в мнимой «любви к ближнему» легко просматривается себялюбие, потворствование своим слабостям. Человек должен отказаться от любви к ближнему как к бренному, обыденному и возлюбить дальнее и будущее как совершенное, высшее. Решительно обозначив антитезу «любви к ближнему» и «любви к дальнему» Ницше затронул важную этическую проблему: как в любви к другому избежать потакания его слабостям и порокам, как сохранить верность высшим моральным убеждениям в отношениях с другими людьми и как, таким образом, соединить универсальные принципы с практическими поступками в отношении конкретных людей. Однако эта проблема уже была задана собственно в формуле З.л. и развернута в ее новозаветных интерпретациях.

Р.Г.Апресян

Интернет-версия, Оригинал опубликован: Этика: Энциклопедический словарь. М.: Гардарики, 2001. С. 151-153.

Литература:

• Апресян Р.Г. Заповедь любви // Этика: Энциклопедический словарь. М.:
  Гардарики, 2001.
• Бердяев Н.А. Дух и реальность: Основы богочеловеческой духовности //
  Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М.: Республика, 1994. С. 444-460.
• Зарин С.М. Аскетизм по православно-христианскому учению: Этико-богословское
  учение. М.: «Православный паломник», 1996. С. 356-544.
• Ильин И.А. О сопротивлении злу силою // Ильин И.А. Путь к очевидности.
  М.: Республика 1993. С. 50-51.
• Кант И. Метафизика нравов // Кант И. Соч. в 6 т. М.: Мысль, 1963-66.
  Т. 4 (2). С. 336-337.
• Немировский Л.Н. Мистическая практика как способ познания: Конспект
  лекций. М.: [б.и.] 1993. С. 75-85.
• Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Ницше Ф. Соч. в 2 т. М.: Мысль, 1990.
  Т. 2. С. 119-126.
• Хоружий С.С. Диптих безмолвия: Аскетическое учение о человеке в богословском
  и философском освещении. М.: Центр психологии и психотерапии, 1991.
  С. 94-102.

Интернет-ресурсы:

***

Сегодня без тебя неоправданно тяжело это больше чем просто боль, когда кто-то другой с слова песни

Сегодня без тебя неоправданно тяжело это больше чем просто боль, когда кто-то другой с (исполнитель: Карташов ft. Леницкий)

Рэп новинки 2014: [bad word] | Лирика
 [bad word]  [bad word] pablik2

Сегодня без тебя неоправданно тяжело
это больше чем просто боль, когда кто-то другой с тобой
но не я, это даже больше чем ревность
ведь если ты не со мной, значит тебе так захотелось
и не повлиять на тебя, ни понять, ни сдержать
и как следствие - не обнять, у подъезда не ждать
но ты загадочна как море
намекала на что-то, но я ничего не понял
и выходит я дурак
потерял, как же так
ты и не была моей
но хоть был шанс, а теперь никак
а кому-то повезло
он взял и просто подошел
а я ведь скромный как назло
может и хорошо
но теперь я одинок
и что, что таких полно
я хочу лишь одного
ее взгляда и далеко
убежать, но все далеко не так как хочется
была песня про любовь, а стала про одиночество

И никто и никто 
никогда никогда
не заменит тебя
не подарит тепла
И никто никогда, 
не заметит, что я 
очень сильно люблю 
очень сильно тебя

Правда обидно, что не получилось стать для тебя идеальным мужчиной
уверен, другие тебя огорчат, а со мной бы ты не грустила
сто раз еще подтвердится , что ты выбрала не того
а когда заметишь нечаянно меня, увидишь, что я с другой
это жизнь, и не поспеши делать выводы обо мне
я ее не люблю, вернее любил, но только тебя сильней
я понял, любовь это больно, а когда не взаимно - больней вдвойне
но правда в том, что никто не хочет остаться наедине

не думай, что я плохой
это жизнь, это нелегко
и когда плохо одному
не заметит никто
это проверено уже
смотри, трещина в душе
и с каждым днем без тебя
она растет в ширине
и никто не спасет
лишь ты мне заменишь всё
если заметишь, что
меня с тебя унесло
но это всё лишь в стихах
драма, фантастика
ты свободна, а я одинок в четырех стенах

И любить тебя неоправданно, отчаянно, Твой человек — фанфик по фэндому «Фигурное катание», «Этери Тутберидзе »

И слушали тихий океан.
И видели города.
И верили в вечную любовь.
И думали: «Навсегда».
Жить в твоей голове.
И любить тебя неоправданно, отчаянно.
Жить в твоей голове.
И убить тебя неосознанно, нечаянно.…

Земфира

Первое утро вместе — всегда неловкое, потому что много неназванного, много отсутствующего. Даже в мелочах: от зубной щетки до своей кружки. Дело, конечно, не в щетках и не кружках. Первое утро определяет — что дальше, даже если об этом никто не говорит вслух.

Женя смотрит, как влажные после душа светлые волосы привычно укладываются в прическу уверенной рукой, пока сама пытается разыскать хоть какую-то свою одежду:

— Слушай, а где все мои вещи?- задумчиво интересуется она у Этери.

— Там же, где и мои — на первом этаже,- непослушные кудрявые пряди никак не хотят принимать правильное положение. Ей-богу, хуже фигуристов! Вся жизнь борьба. Даже с прической!

В итоге девушка стягивает со спинки одного из стульев хозяйских халат, закутывается в него и направляется вниз, разыскивать раскиданную во вчерашних вечерних страстях одежду.

Когда блондинка спускается вниз, Женя уже одета, халат вместе с другими вещами Этери лежит на подлокотнике дивана.

— Это, между прочим, мой любимый халат,- женщина потягивается как кошка, прогибаясь всем позвоночником и устремляясь в небо тонким телом.

Солнце, робко заглядывая в утренние дома, ласково обтекает ее фигуру, просвечивает сквозь локоны.

— Буду иметь в виду,- отвечает девушка.

— Завтрак?

Пока Этери суетится на кухне, Женя наблюдает заученный ритуал привычных движений и ищет слова.

— Что дальше, Этери?- наконец решается задать вопрос в лоб девушка.

— Жизнь.

На стол выставляются тарелки на двоих, кружки, приборы и салфетки.

— Ты когда — в Канаду?- мерный ток утренней рутины ни на минуту не прерывается.

— Через десять дней,- брюнетка хмурится.- Когда же мы теперь увидимся, Этери?

Раздается тихий грустный смех:
— А вот это, Женечка, и есть жизнь. То, про что я тебя просила подумать. Увидимся мы теперь, милая, в лучшем случае в мае, когда у меня будет отпуск, а, может, только осенью, когда будут контрольные прокаты.

— Но так же нельзя, Этери! Я не хочу видеть тебя четыре-пять раз в год!- голос вздрагивает.

— Я смотрю, голова с опозданием все-таки заработала?- негромко констатирует блондинка.

— Можно же что-то придумать!- голос наполняется обидой и упрямством.- Ты могла бы ко мне в феврале приехать в Канаду! К Дише ты же постоянно мотаешься!

— Во-первых, в разгар сезона я никуда не мотаюсь, тебе ли не знать! А, во-вторых, если я начну летать к вам с Дишкой по очереди, то я буду жить в самолетах. И не останется у меня ничего, кроме этих перелетов!- столько металла в голосе, будто они на тренировке, а не на рассветной утренней кухне в окружении тишины начала дня.

— Значит, мне надо будет думать о возвращении в Россию,- это понимание дается совсем непросто.

Канада удивляет своей тишиной и провинциальностью, но в этой самой Канаде ее не мучают сплетни и слухи, никто не тычет пальцами и не бежит за автографом, когда девушка просто выходит в магазин. В конце концов Канада — отличное место для восстановления от серной кислоты, льющейся на нее изо дня в день с просторов интернета. Милый Брайан и улыбчивая Трейси, пожалуй, тоже лучше среднего российского топ-тренера из тех, кто ее будет готов взять. А таких немного с учетом всего анамнеза ее спортивной жизни и медицинской карты.

— К кому ты хочешь возвращаться в Россию?- Это не ревность к другим тренерам, а суровая констатация правды.

Фигуристке Медведевой без потери качества после Тутберидзе, да даже Орсера, что бы там у них ни шло через пень-колоду, увы, в России идти почти что и не к кому.

— Не знаю. В ЦСКА или к Мишину попрошусь,- в кружке, которую Этери ставит перед ней, крепкий чай. Сама тренер пьет кофе, черный и горький.

— Ну да, как я забыла-то, Алексей Николаевич же у нас всегда с радостью подбирает весь…

Женя знает, что за слово не произносит Тутберидзе. И слово это — “неликвид”. Этери не умеет миндальничать, поэтому имеет много обиженных в дальнем окружении. В ближнее обидчивые не попадают.

— Значит к Буяновой,- пожимает плечами фигуристка.

— Удачи! Елена Германовна ошалеет от восторга!- и вот в этих словах яд уже настоящий.

Нет, они давно мирно общаются с Водорезовой. Все-таки коллеги, но любить друг друга, конечно, не любят. И дело не в сто лет назад закончившейся истории невеселого адюльтера, а в том, что одна другой не может простить в профессиональном плане. Этери не прощает все те трудности, которые ей были созданы с помощью маленькой чемпионки прошлого. Буянова не прощает, что при всех этих трудностях Тутберидзе все же не только выжила, но еще и заняла положение, при котором все, кто вчера еще кланялся Лене Водорезовой, сегодня лишь вежливо обходили ее стороной, спеша бить поклоны совсем по другому адресу. В самые жестокие игры женщины играют совсем не из-за мужчин. Женщины играют в игры иерархий. Кто главная, кто первая, кто может шпынять других самок в стае. Елена Германовна проиграла в их дуэли. Так что Женя — это подарок судьбы для нее.

— Этери, но делать-то что-то надо! Что?- не выдерживает девушка.

— Поезжай в Канаду. Тренируйся. Езди на шоу,- в тарелки выкладывается завтрак.- И не надо больше ничего делать. Со временем все само решится.

Медведева ковыряется в тарелке, толком ничего не донося до рта.

— Женьк, ешь. Я неплохо готовлю. Отравленных точно еще не было!- видя муторное неэффективное размазывание еды, произносит Тутберидзе.

— Я не понимаю, Этери,- девушка откладывает вилку. — Зачем ты мне предлагала что-то решать, если сама давно все уже решила. За меня. За себя. За нас. Тебе нужны, если нужны, редкие встречи без всяких обязательств и какого-либо афиширования. Ты не готова ничем поступаться ради меня!

Губы брюнетки поджимаются. Пальцы сжимаются в кулак.

— Это про два-то года я, пожалуй, даже погорячилась,- негромко произносит женщина, продолжая спокойно завтракать.- Ты прозреешь быстрее, девочка моя.

— Да пошла ты!- Женька вскакивает с места, с грохотом отодвигая стул и несется в прихожую.

— Вызови такси или дождись меня, Медведева. Я минут через пятнадцать тоже поеду на работу!- Этери не отрывается от своего завтрака даже тогда, когда слышит хлопок входной двери.

И только после этого откладывает столовые приборы , откидывается на спинку стула и закрывает глаза. Понеслось! Связался черт с младенцем!

Привычка расставаться — отзывы и рецензии — КиноПоиск

20 вещей, которые надо знать о словаре Даля • Arzamas

Есть ли в словаре мат и блатной жаргон, какую статью вырезали советские цензоры, какие слова Даль не смог объяснить без картинок и на что он жаловался прямо в словарных статьях

Подготовил Дмитрий Сичинава

1. Словарь Даля — легенда

Словарь Даля играет совершенно особую роль в русской культуре, куда боль­шую, чем роль других монументальных лексикографических проектов XIX века в соответствующих культурах — «Словарь французского языка» Литтре или «Немецкий словарь» братьев Гримм  Братья Гримм успели довести свой словарь только до буквы F; закончен он был лишь в 1971 году.. Мало того, что словарь Даля стал необы­чайно важным текстом сам по себе — национальным сокровищем, источником истинно народного слова для поколений русских людей; вокруг него выросла собственная мифология.

С детства советский читатель узнавал, как юный офицер Даль начал собирать словарь, услышав от ямщика необычное слово «замолаживает». (В свою оче­редь, рядом с этой историей появился ёрнический анекдот: «Замолаживает, — повторил ямщик и добавил: — надо бы потолопиться, балин. Холошо бы до ве­чела доблаться. Но-о-о!») Сюжет включал в себя дружбу автора с Пушкиным (поэт называл свой сюртук «выползиной», услышав от доктора Даля это народ­ное название сброшенной змеиной шкуры, а потом Даль свято хранил проби­тую пулей «выползину» друга). Конечно, нельзя было забыть и про горячий патриотизм Даля (сын датчанина подчеркивал свою любовь к России, стре­мился заменить иностранные слова неологизмами и принял перед смертью православие).

2. Каждое слово в названии словаря неслучайно

Титульный лист первого тома первого издания «Толкового словаря живого великорусского языка». 1863 год Российская государственная библиотека

Словарь Даля с самого начала был полемическим предприятием — автор противопоставлял его словарям, которые готовились учеными Российской академии (с 1841 года — Академии наук). В знаменитом названии «Толковый словарь живого великорусского языка» читается боевая программа, отчасти расшифрованная самим автором в предисловии.

Автор задумал:

а) словарь толковый, то есть «объясняющий и растолковывающий» слова на конкрет­ных примерах (зачастую удачный пример подменяет элемент толкования). «Сухим и никому не нужным» определениям академического словаря, которые «тем мудренее, чем предмет проще», Даль противопоставил описания тезау­русного типа: вместо определения слова «стол» он перечисляет составные части стола, типы столов и т. д.;

б) словарь языка «живого», без лексики, свойственной только церковным книгам (в отличие от словаря Академии, который, в соответствии с установ­ками адмирала Шишкова, назывался «Словарь церковнославянского и русского языка»), с осторожным использованием заимствованных и калькированных слов, но зато с активным привлечением диалектного материала;

в) словарь языка «великорусского», то есть не претендующий на охват украин­ского и белорусского материала (хотя, под видом «южных» и «западных» диа­лектных слов, в словарь вошло немало и с этих территорий). Наречия «Малой и Белой Руси» Даль расценивал как нечто «совсем чужое» и непонятное носителям собственно русского языка.

По замыслу словарь Даля — не только и не столько литературный («мертвые» книжные слова составитель недолюбливал), но и диалектный, причем не опи­сывающий какое-то локальное наречие или группу диалектов, а охватывающий самые разные говоры языка, распространенного на огромной территории. При этом Даль, хотя и был этнографом, много путешествовал и интересовался разными аспектами русской жизни, не ездил специально в диалектологи­ческие экспедиции, не разрабатывал анкет и не записывал целых текстов. Он общался с людьми проездом по другим делам (так было записано легендарное замола­живает) или слушал в крупных городах речь приезжих (так были собраны по­следние четыре слова словаря, по поручению умирающего Даля записанные у прислуги).

Небезызвестную и в наше время методику сбора материала — «за зачет» — описывает в своих мемуарах Петр Боборыкин:

«…ходили к нему [Далю] учителя гимназии. Через одного из них, Л-на, учителя грамматики, он добывал от гимназистов всевозможные поговорки и прибаутки из разночинских сфер. Кто доставлял Л-ну известное число новых присловий и поговорок, тому он ставил пять из грамматики. Так, по крайней мере, говорили и в городе [Нижнем Новгороде], и в гимназии».

3. Даль соcтавил словарь в одиночку

Владимир Даль. Портрет работы Василия Перова. 1872 год Государственная Третьяковская галерея / Wikimedia Commons

Пожалуй, самое впечатляющее в истории создания словаря — то, как его автор, при этом не профессиональный лингвист, собрал материал и написал все ста­тьи в одиноч­ку. Большие авторитетные словари делали и делают самостоя­тельно не только в XIX веке, в эпоху универсальных талантов, но и во времена, более к нам близ­кие, — вспомним «Словарь русского языка» Ожегова  Впрочем, Ожегов очень активно использовал наработки коллективного словаря Ушакова, в подготовке которого участвовал и сам., «Этимологический словарь русского языка» Фасмера или «Грамматический словарь русского языка» Зализняка. Такие словари, пожалуй, даже более целостны и более удачны, чем громоздкие продукты многоголовых коллек­тивов, у которых проект не ограничен сроками человеческой жизни, никто никуда не торопится, постоянно меняется замысел, кто-то работает лучше, кто-то хуже, и все — по-разному.

Некоторыми внешними источниками, в том числе собранными Академией, Даль все же пользовался (вспомним, как учитель гимназии записывал для него «присловья и прибаутки»), хотя и постоянно жаловался на их ненадежность, старался каждое слово перепроверить, а не перепроверенные помечал знаком вопроса. Тяжесть огромной работы по сбору, подготовке к печати и корректуре материала постоянно вызывала у него прорывающиеся на страницы словаря сетования (см. ниже).

Однако собранный им материал оказался в целом достоверным, достаточно полным и необходимым для современного исследователя; это свидетельство того, какими острыми были его языковой слух и чутье — при всем недостатке научных сведений.

4. Как главное дело Даля словарь был оценен только после его смерти

Даль поздно стал известен как лексикограф: в прозе он дебютировал еще в 1830 году, а первый выпуск первого тома «Толкового словаря живого великорусского языка» вышел только в 1861-м  При этом, если взять переплетенный первый том первого издания, то на титульном листе стоит 1863 год. Мало кто знает, что словарь, как и многие другие издания XIX века, выходил отдельными выпусками (имевшими собственные обложки и титульные листы), которые потом переплетались в тома; при этом обложки и титулы выпусков обычно просто выбрасывали, и лишь в немногих экземплярах они сохранились. .

Несмотря на премию, которой был удостоен далевский словарь при его жизни, и обширную полемику в печати, современники, судя по мемуарам, нередко воспринимали интерес к языку и составление русского лексикона лишь как одно из разносторонних далевских талантов и чудачеств. На виду были другие, раньше проявившиеся аспекты его яркой личности — литератор, автор попу­лярных сказок и рассказов из народной жизни под псевдонимом Казак Луган­ский, военный врач, инженер, общественный деятель, эксцентрик, искушен­ный этнограф. В 1847 году Белинский писал с горячей похвалой:

«…из его сочинений видно, что он на Руси человек бывалый; воспо­минания и рассказы его относятся и к западу и к востоку, и к северу и к югу, и к границам и к центру России; изо всех наших писателей, не исключая и Гоголя, он особенное внимание обращает на простой народ, и видно, что он долго и с участием изучал его, знает его быт до малейших подробностей, знает, чем владимирский крестьянин отличается от тверского, и в отношении к оттенкам нравов, и в отно­шении к способам жизни и промыслам».

Вот тут бы Белинскому и сказать о языке далевской прозы, о народных словечках — но нет.

Даль, безусловно, входил в галерею «русских чудаков», «оригиналов» XIX сто­летия, увлекавшихся разными необычными и непрактичными вещами. Среди них были спиритизм (Даль завел «медиумический кружок») и гомеопатия, которую Даль сначала пылко критиковал, а потом сделался ее апологетом. В узком кружке коллег-врачей, который собирался у Даля в Нижнем Новго­роде, разговаривали по-латыни и играли в шахматы вчетвером. По словам коллеги-хирурга Николая Пирогова, Даль «имел редкое свойство подражания голосу, жестам, мине других лиц; он с необыкновенным спокойствием и самою серьезною миною передавал самые комические сцены, подражал звукам (жужжанию мухи, комара и проч.) до невероятия верно», а также виртуозно играл на органчике (губной гармошке). В этом он напоминал князя Владимира Одоевского — тоже прозаик, одобренный Пушкиным, тоже сказки, тоже музыка, спиритизм и эликсиры. 

Что главное дело Даля — словарь, заметили, по сути, уже после его смерти  Первое издание словаря было завершено в 1866 году. Владимир Иванович Даль умер в 1872-м, а в 1880–1882 годах вышло подготовленное автором второе, посмертное издание. Оно набиралось со специального авторского экземпляра первого издания, в котором в каждый разворот вшито по пустому листу, где Даль записывал свои дополнения и исправления. Этот экземпляр сохранился и находится в отделе рукописей Российской национальной (Публичной) библиотеки в Петербурге.. Так, в 1877 году в «Дневнике писателя» Достоевский, обсуждая значения слов, употребляет в почти нарицательном смысле сочетание «будущий Даль». В следующую эпоху это понимание станет общепризнанным.

5. Даль считал, что грамота опасна для крестьян

Сельская бесплатная школа. Картина Александра Морозова. 1865 год Государственная Третьяковская галерея / Wikimedia Commons

Большой резонанс у современников вызывала общественная позиция Даля: в эпоху великих реформ он видел опасность в том, чтобы учить крестьян грамоте — без иных мер «нравственного и умственного развития» и реального приобщения к культуре.

«…Грамотность по себе не есть просвещение, а только средство к дости­жению его; если же она употреблена бу­дет не на это, а на другое дело, то она вредна. <…> Позвольте человеку высказать убеждение свое, не стесняясь воз­гласами, ревнители просвещения, хотя во уважение того, что у это­го человека под рукою 37 тыс. крестьян в девяти уездах и девять же сельских училищ. <…> Умственное и нравственное образо­вание может достиг­нуть значительной степени без грамоты; напротив, грамота, без всякого умственного и нравственного образования и при самых негодных примерах, почти всегда доводит до худа. Сделав чело­века грамотным, вы возбудили в нем потребности, коих не удовлетво­ряете ничем, а покидаете его на распутье. <…> 

Что вы мне ответите на это, если я вам докажу именными списка­ми, что из числа 500 чел., обучавшихся в 10 лет в девяти сельских учили­щах, 200 человек сделались известными негодяями?»

Владимир Даль. «Заметка о грамотности» (1858)

Об этой идее Даля упоминает множество публицистов и литераторов эпохи. Демократ Некрасов иронически писал: «На грамотность не без искусства / Накинулся почтенный Даль — / И обнаружил много чувства, / И благородство, и мораль», а мстительный Щедрин по своему обыкновению припоминал это неодно­кратно, например: «…Даль в оное время отстаивал право русского мужи­ка на безграмотность, на том основании, что научите, дескать, слесаря грамоте, он сейчас же начнет ключи к чужим шкатулкам подделывать». Спустя годы философ Константин Леонтьев с сочувствием вспоминал антипедагогический пафос Даля в статье с красноречивым названием «Чем и как либерализм наш вреден?», где жаловался на либералов, отвечающих «смехом или молчанием» «человеку прямому или не боящемуся самобытной мысли».

Прижизненная репутация мракобеса замечательна и своим широким распро­странением, и тем, как она быстро забылась — уже на рубеже веков, не говоря про советское время, Даль воспринимался как просветитель и народник.

6. Слово «руский» Даль писал с одним «с»

Полное название словаря Даля достаточно широко известно, а многие вспом­нят и то, что по старой орфографии слова «живаго великорусскаго» пишутся через «а». Но мало кто замечает, что второе из этих слов Даль писал на самом деле через одно «с». Да, собиратель русского слова настаивал на том, что оно именно «руское». В самом словаре приведено такое объяснение:

«Встарь писали Правда Руская; только Польша прозвала нас Россией, россиянами, российскими, по правописанию латинскому, а мы пере­няли это, перенесли в кирилицу свою и пишем русский!»

Историко-лингвистические суждения Даля часто неверны: конечно, название Россия — исторически не польское и не латинское, а греческое, да и в древне­русском слово рус-ьск-ий, со вторым «с» в суффиксе, вполне было. Двойных согласных Даль не жаловал и в целом (как мы видим по слову кирилица).

Лишь в начале XX века лингвист Иван Бодуэн де Куртенэ, готовивший третье издание словаря, ввел в текст нормативное написание (с двумя «с»).

7. В словаре Даля действительно есть выдуман­ные им слова, но очень мало

Среди массовых представлений о словаре Даля есть и такое: Даль всё (или мно­гое) придумал, сочинил, люди так на самом деле не говорят. Оно довольно рас­пространено, вспомним хотя бы яркий эпизод из «Моего века…» Мариенгофа:

«В библиотеке у отца, конечно, был и толковый словарь Даля. Этой кни­ге, по-моему, цены нет. Какое богатство словесное! Какие поговорки! Пословицы! Присказки и загадки! Разумеется, они примерно на одну треть придуманы Далем. Но что из того? Ничего. Важно, что хорошо придуманы. Этот толковый словарь в переплете, тисненном золотом, являлся не просто любимой книгой Настеньки, а каким-то ее сокро­вищем. Она держала его у себя под подушкой. Читала и перечитывала каждодневно. Как старовер Библию. От него, от Даля, и пошла эта Настина чудная русская речь. А когда она впервые приехала в Пензу прямо из своей саранской деревни Черные Бугры, ничего такого и в помине не было — говорила Настенька обычно, серовато, как все».

В «Докторе Живаго» Пастернака есть не столь восторженное выражение той же мысли: «Это своего рода новый Даль, такой же выдуманный, лингвистическая графомания словесного недержания».

Много ли на самом деле придумал Даль? Все ли в его словаре «живое велико­русское»? Конечно, есть в словаре и книжные неологизмы, причем совсем свежие: например, выражение в мартобре, как «говорят в память Гоголю», и слово декабрист, как «называли бывших государственных преступников». А что же сочинил сам лексикограф?

Этнографическое отделение Русского географического общества, награждая словарь Даля Золотой Константиновской медалью, попросило составителя вносить в словарь слова «с оговоркою, где и как они были сообщены соста­вителю», чтобы избежать нарекания, «что он помещает в словарь народного языка слова и речи противные его духу, и следовательно, по-видимому, вымышленные». Отвечая на это замечание (в статье «Ответ на приговор», напечатанной в первом томе словаря) Даль признался, что изредка вводит в словарь слова, «не бывшие доселе в употреблении», например ловкосилие, в качестве толкования-замены для иностранных слов (гимнастика). Но ставит их не в качестве самостоятельных статей, а только среди толкований, причем со знаком вопроса, как бы «предлагая» их для обсуждения. Другим схожим приемом было употребление слова, реально существующего в каком-нибудь диалекте для толкования иностранного (например, живуля — автомат  ЖИВУЛЯ, живулька, ж. вологодск. плотояд­ное насекомое, блоха, вошь и пр. || Все жи­вое, но неразумное. Сидит, живая живуличка на живом стульчике, теребит живое мясцо? || Младенец. || Автомат?»), «в таком значении, в каком оно, может быть, досель не принима­лось» (то есть придумывается новое значение для реально существующего слова — так называемый семантический неологизм). Оправдывая включение в словарь многообразных необычно звучащих отглагольных имен (посабли­ванье, пособ­ленье, пособ и пособка), Даль ссылался на то, что они образуются «по живому составу нашего языка» и что ему не на что сослаться, как только на «русское ухо». На этом пути у него был авторитетнейший предшествен­ник — Пушкин, писавший почти так же:

«В журналах осуждали слова: хлоп, молвь и топ как неудачное нововведение. Слова сии коренные русские. „Вышел Бова из шатра прохладиться и услышал в чистом поле людскую молвь и конский топ“ (Сказка о Бове Королевиче). Хлоп употребляется в просторечии вместо хлопание, как шип вместо шипения:

Он шип пустил по-змеиному.

              (Древние русские стихотворения)

Не должно мешать свободе нашего богатого и прекрасного языка».

«Евгений Онегин», примечание 31

В целом процент «придуманного» у Даля очень невысок, и исследователи выявляют такие слова без труда: Даль сам указал, к каким типам они относятся.

Большое количество слов, отмеченных Далем, не только подтверждаются современными диалектологическими исследованиями, но и убедительнейше демонстрируют свою реальность через сопоставление с древнерусскими памятниками, в том числе недоступными Далю даже теоретически. Например, в новгородских берестяных грамотах, которые находят с 1951 года (в том числе в древнейших — XI–XIII веков), есть параллели с известными по Далю слова­ми: вкупиться — стать компаньоном в деле, выжля — гончий щенок, доведка — дознание, расследование, лодьба — рыба, порода сига, повоец — женский убор, то же, что повойник, полох — переполох, попред — сначала, почтуха — почет­ный дар, прикинуть — добавить, приосведомиться — осведомиться при случае, присловье — дурная слава, сдеть — снять, способиться — устроить дело, ста­ток — имущество, тула — укромное место, черевная рыба — непотрошеная; а также с фразеологизмами пропасть из глаз, кланяйся деньгам своим (послед­ний нашелся почти дословно в письме XIII века).

8. Порядок в словаре — не строго алфавитный

В словаре Даля около 200 тысяч слов и около 80 тысяч «гнезд»: однокоренные бесприставочные слова стоят не по алфавиту, сменяя друг друга, а занимают общую большую статью с отдельного абзаца, внутри которой иногда допол­нительно сгруппированы по семантическим связям. Похожим образом, только еще радикальнее, был выстроен и первый «Словарь Академии Российской». «Гнездовой» принцип, может быть, не очень удобен для поиска слов, но пре­вращает статьи словаря в увлекательное чтение.

С другой стороны, отдельными статьями, что также непривычно для нашего вре­мени, стоят предложно-падежные сочетания, «выпавшие» из гнезда (очевид­но, Даль осознавал их как пишущиеся раздельно наречия). К ним относится и одна из самых запоминающихся статей словаря:

НА ВÓДКУ, на вино, на чай, на чаёк, подарок мелкими деньгами за услугу, сверх ряды. Когда Бог создал немца, француза, англичанина и пр. и спросил их, довольны ли они, то они отозвались довольными; русский также, но попросил на водку. Приказный и со смерти на вино просит (лубочн. картина). Мужика из воды вытащишь, он и за это на водку просит. Навóдочные деньги, начайные, данные на водку.

9. Даль был плохим этимологом

В установлении родства слов и их принадлежности к общему гнезду Даль часто ошибался. Лингвистического образования у него не было  Впрочем, в ту эпоху оно еще было редкостью, да и не являлось непременным атрибутом профессионала: например, великий славист (и тоже составитель бесценного словаря, только древнерусского) Измаил Иванович Срезневский был юристом., да и в целом науч­ный подход к языку был Далю чужд — пожалуй, даже сознательно. В «Напут­ном слове» к словарю он признавался, что с грамматикой

«искони был в каком-то разладе, не умея применять ее к нашему языку и чуждаясь ее, не столько по рассудку, сколько по какому-то темному чувству, чтобы она не сбила с толку…»

На второй же странице мы видим, хотя и со знаком вопроса, сближение слов абрек (хотя, казалось бы, помечено, что оно кавказское!) и обрекаться. Далее, Даль объединяет в одном гнезде дышло (заимствование из немецкого) и ды­шать, простор и простой и многие другие, а ряд однокоренных слов, наоборот, не сводит. Впоследствии ошибочное разбиение на гнезда было по возможности исправлено в издании под редакцией И. А. Бодуэна де Куртенэ (см. ниже).

10. Словарь Даля можно читать подряд, как художественное произведение

Даль создал словарь, который можно не только использовать как справочник, но и читать как сборник очерков. Перед читателем встает богатая этногра­фическая информация: конечно, она не относится к словарному толкованию в узком смысле, но без нее сложно представить житейский контекст самих терминов.

Вот что такое рукобитье — двумя-тремя словами и не скажешь:

«битье по рукам отцов жениха и невесты, обычно покрыв руки полами кафтанов, в знак конечного согласия; конец сватовства и начало свадеб­ных обрядов: помолвка, сговор, благословенье, обрученье, зарученье, большой пропой…»

Вот еще пример, живо рисующий атмосферу свадьбы:

«Сваха на свадьбу спешила, рубаху на мутовке сушила, повойник на пороге катала!»

Читатель может узнать про эпистолярный этикет предыдущих поколений:

«Встарь государь или осударь употребляли безразлично, вм. господин, барин, помещик, вельможа; поныне царю говорим и пишем: Всемило­стивейший Государь; велик. князьям: Милостивейший Государь; всем частным лицам: Милостивый Государь [отцы наши писали, к высшему: милостивый государь; к равному: милостивый государь мой; к низшему: государь мой]».

Удивительная по подробности энциклопедическая статья дается при слове лапоть (которое попало в гнездо лапа). Отметим привлечение не только «живого великорусского», но и «малорусского» (украинского, конкретнее, черниговского) материала:

ЛÁПОТЬ, м. лапоток; лаптишка, лаптища, м. постолы, юж. зап. (немецк. Ваsteln), короткая плетеная обувь на ножную лапу, по щиколодки, из лык (лычники), мочалы (мочалыжники, плоше), реже из коры ракиты, ивы (верзни, ивняки), тала (шелюжники), вяза (вязовики), березы (берестяники), дуба (дубовики), из тонких корней (коренники), из драни молодого дуба (дубачи, черниговск.), из пеньковых оческов, разбитых ветхих веревок (курпы, крутцы, чуни, шептуны), из конских грив и хвостов (волосяники), наконец, из соломы (соломеники, курск.). Лычный лапоть плетется в 5–12 строк, пучков, на колодке, кочедыком, коточиком (железн. крючок, свайка) и состоит из плетня (подошвы), головы, головашек (переду), ушника, обушника (каймы с боков) и запятника; но плохие лапти, в простоплетку, без обушника, и непрочны; обушник или кайма сходится концами на запятнике и, связываясь, образует оборник, род петли, в которую продеваются оборы. Поперечные лыка, загибаемые на обушнике, называются курцами; в плетне обычно десять курцев. Иногда лапоть еще подковы­ривают, проходят по плетню лыком же или паклею; а писаные лапти украшаются узорною подковыркою. Лапти обуваются на портяные и шерстяные подвертки и подвязываются оборами в переплет накрест до колена; лапти без обор для дома и двора, плетутся повыше обычного и зовутся: капцы, какоты, калти, бахилки, коверзни, чуйки, постолики, шептуны, бахоры, ступни, босовики, топыги и пр.

11. У Даля есть две статьи с картинками

Современная лексикография, особенно зарубежная, пришла к мысли, что тол­кование многих слов нельзя (или неоправданно сложно) давать без графиче­ской иллюстрации. Но полноценного авторитетного иллюстрированного русского толкового словаря пока, к сожалению, так и не появилось (можно назвать разве что «картинные словари» для иностранцев и недавние словари иностранных слов для русских). В этом Даль намного опередил не только свое, но и наше время: две статьи он снабдил картинками. В статье шляпа нарисо­вано, какие типы шляп бывают, и можно отличить по силуэту шпилек москов­ский от шпилька ровного, а кашник от верховки. А в статье говядина (гнездо говядо) изображена задумчивая корова, разделенная на обозначенные цифрами части — среди них, кроме привычных грудины, рульки и филея, есть, напри­мер, подпашек и завиток.

1 / 2

Российская государственная библиотека

2 / 2

Российская государственная библиотека

12. Даль жаловался на тяжесть работы прямо в статьях

На страницах своего словаря Даль нередко жалуется на тяжесть предпринятого труда. Жалобы лексикографа — старый и почтенный жанр, на русской почве начатый Феофаном Прокоповичем, который перевел стихи французского гуманиста XVI века Скалигера так:

Если в мучителския осужден кто руки,

ждет бедная голова печали и муки.

Не вели томить его делом кузниц трудных,

ни посылать в тяжкия работы мест рудных. 

Пусть лексики делает: то одно довлеет,

всех мук роды сей один труд в себе имеет.

Но труд Даля примечателен тем, что жалобы не вынесены в предисловие, а разбросаны по статьям (причем их количество закономерно нарастает в последних томах словаря):

Объем. Объем словаря велик, одному не подсилу.

Определить. Чем проще и обиходнее вещь, тем труднее определить ее общим и отвлеченным порядком; определите, например, что такое стол?

П. Это любимая согласная русских, особенно в начале слова (как в средине о), и занимает собою (предлогами) четверть всего словаря.

Сообщник (в гнезде Сообща). У Грима было много сообщников в составлении словаря.

Справить. Править набор для печати, держать корректуру. Больше листа в день этого словаря не справишь, глаз не станет.

В качестве своеобразного «приношения потомков» подвигу Даля можно рассматривать пример из составленного Г. О. Винокуром и С. И. Ожеговым четвертого тома словаря под редакцией Ушакова:

Сотрудник. Даль составил свой словарь один, без сотрудников.

13. Словарь Даля пережил второе рождение

Иван Бодуэн де Куртенэ. Около 1865 года Biblioteka Narodowa

Большую роль в истории словаря Даля сыграл Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ, один из величайших лингвистов в истории науки  Достаточно сказать, что базовые лингвистические понятия фонемы и морфемы были придуманы его сотрудником, рано умершим Николаем Крушевским (Бодуэн ввел их в научный оборот), а основоположник новой западной лингвистики Фердинанд де Соссюр читал работы Бодуэна внимательно и ссылался на них.. Иван (Ян) Александрович был поляком, семья которого дерзко претендовала на происхождение от королевского дома Капетингов: его тезка, тоже Бодуэн де Куртенэ, в XIII веке сидел на завоеванном крестоносцами константинопольском престоле. По ле­генде, когда вышедшего на политиче­скую демонстрацию профессора отвели вместе со студентами в участок, Иван Александрович написал в полицейской анкете: «Король Иерусалимский». Страсть к политике не оставила его и позже: переселившись после рево­люции в независимую Польшу, Бодуэн защищал национальные меньшинства, в том числе русских, и чуть было не стал первым президентом Польши. И хорошо, что не стал: избранного президента через пять дней застрелил правый экстремист.

В 1903–1909 годах вышло новое (третье) издание словаря Даля под редакцией Бодуэна, пополненное 20 тысячами новых слов (пропущенных Далем или поя­вившихся в языке после него). Разумеется, лингвист-профессионал не мог оста­вить на месте смелую гипотезу о родстве слов абрек и обрекаться; этимологии были исправлены, гнезда упорядочены, унифицированы, словарь стал более удобен для поиска, а «руский» язык стал «русским». Свои добавления Иван Александрович аккуратно обозначил квадратными скобками, проявив уважение и чуткость к первоначальному замыслу Даля. 

Впрочем, в советское время эта версия словаря не переиздавалась, в частности из-за рискованных добавлений (см. ниже).

14. Русский мат был хорошо известен Далю, но добавлен в словарь уже после его смерти

В массовое сознание редакция Бодуэна де Куртенэ вошла не из-за собственно научной стороны: впервые (и чуть ли не в последний раз) в истории массовой отечественной лексикографии в словарь была включена обсценная лексика. Бодуэн обосновал это так:

«Лексикограф не имеет права урезывать и кастрировать „живой язык“. Раз известные слова существуют в умах громадного большинства народа и беспрестанно выливаются наружу, лексикограф обязан занести их в словарь, хотя бы против этого восставали и притворно негодовали все лицемеры и тартюфы, являющиеся обыкновенно большими любителями сальностей по секрету…»

Конечно, и самому Далю русский мат был прекрасно известен, но из традици­онной деликатности соответствующие лексемы и фразеологизмы в его словарь не вошли. Лишь в статье поматерному Даль изложил диалектологические взгляды на этот предмет:

ПОМАТЕРНОМУ, поматерну ругаться, сквернословить, матюгать, поносить похабно. Брань эта свойственна высокому, акающему, южн. и зап. наречию, а в низком окающем, сев. и вост. она встречается реже, а местами ее там и нет вовсе.

Профессор Бодуэн подошел к сюжету более основательно и включил всю ос­новную, как он выражался, «пошлую брань» на свои алфавитные места, заме­тив, в частности, что слово из трех букв «становится почти местоиме­нием». Это стало событием, а ссылки на не переиздававшийся в СССР бодуэновский словарь — популярным эвфемизмом:

«Дальше шла сплошная волжская элоквенция, не нашедшая отражения даже в дополнениях проф. Бодуэна де Куртенэ к словарю Даля».

Алексей Крылов, кораблестроитель. «Мои воспоминания»

«И все эти профессора и академики стали загибать такие выражения, что никакого словаря Даля выпуска 1909 года  Именно в 1909 году вышел 4-й том словаря с буквой «Х». не надо».

Михаил Успенский. «Красные помидоры»

15. По словарю Даля язык учили и русские люди, и иностранцы

Примерно с 1880-х по 1930-е годы словарь Даля (в оригинальной или в боду­эновской редакции) — стандартный справочник по русскому языку для всех пишущих или читающих. Больше «проверить слово», не считая многочислен­ных словарей иностранных слов, было особенно и негде (старые лексиконы времен Дашковой или Шишкова стали достоянием истории, а готовившийся как раз в эти годы новый академический словарь под редакцией Грота и Шах­матова остался неоконченным). Как ни удивительно, огромным словарем, не менее чем наполовину состоявшим из диалектизмов, пользовались и изу­чающие русский язык иностранцы. В 1909 году, после русско-японской войны, примирившиеся с Россией японцы с присущей им основательностью сделали заказ на партию экземпляров «Толкового словаря», которыми снабжались «все полковые библиотеки и все военно-учебные заведения в Японии».

Словарь Даля стал очень популярным в русском обществе, причем им интере­совались и люди, от филологии, казалось бы, далекие. Вождь кадетов Павел Милюков, возможно, придумал хлесткое слово «Азиопа», глядя на ко­решки первых трех томов (А-З, И-О, П). Вождь большевиков Владимир Ульянов-Ленин, впервые, «к сожалению и к стыду моему», открывший Даля в 50 лет, «похвалил талантливого автора»: «Великолепная вещь, — но тут же добавил: — но ведь это областнический словарь и устарел». Слово «областни­ческий» для Ильича, вероятно, имело и неприятную политическую окраску — так назывались региональные автономисты и сепаратисты, в первую очередь движение за самоуправление Сибири.

16. Есенин и Ремизов брали «богатства народной речи» из словаря Даля

На рубеже XIX и XX веков к Далю активно обращаются писатели самых разных направлений: одни хотели разнообразить свой собственный лексикон и насы­тить его необычно звучащими словами, другие — выглядеть близкими народу, придать своим сочинениям диалектный колорит. Еще Чехов иронически рассказывал про «одного литератора-народника», берущего слова «у Даля и Островского», впоследствии этот образ будет мелькать и у других авторов.

Сергей Есенин. 1922 год Wikimedia Commons

У мещанских и крестьянских лириков XIX века — от Кольцова до Дрож­жина — диалектизмов очень мало, они стараются писать «как господа», сдают экзамен на владение большой куль­турой. А вот новокрестьянские поэты-модернисты во главе с Клюевым и Есениным предельно сгущают лексические краски. Но далеко не всё при этом они берут из родных говоров, что-то даже и выдумывают, а важным источником для них служит, конеч­но же, Даль (за чтением которого, бывало, заставал смущенного Есенина профессор И. Н. Розанов).

Дорогу крестьянам, разумеется, ука­зывали интеллигенты. Предшествен­никами Клюева были городские стилизаторы фольклора и реконструкторы язычества Алексей Ремизов, Сергей Городецкий и Алексей Н. Толстой, вни­мательно штудировавшие «Толковый словарь». И позже «киевский Малларме» Владимир Маккавейский жалел, «что до сих пор для пыльной полки подержан­ный не куплен Даль» (упоминая тут же Ремизова и Городец­кого), а москов­ский футурист Борис Пастернак в 1914 году написал три навеянных Далем стихотво­рения про «водопьянь над згой бочага» и иногда возвращался к этому приему и в дальнейшем.

Необъявленные далевские подтексты и источники у русских поэтов и писате­лей еще предстоит полностью выявить. Возможно, не случайно в «Стихах памяти Андрея Белого» у Мандельштама слово «гоголёк» (навеянное, в свою очередь, фамилией Гоголя) соседствует со словом «щегол» — «гоголёк» трактуется у Даля как «щёголь».

17. Словарь Даля стал мифологическим символом русской культурной идентичности

Такое осмысление восходит к эпохе модернизма. В симфонии Андрея Белого «Кубок метелей» один из фантомных персонажей «схватил словарь Даля и подобострастно подал златобородому мистику», а для Бенедикта Лившица «необъятный, дремучий Даль стал уютным» по сравнению с первобытной стихией футуристического словотворчества.

Уже в годы крушения традиционной русской культуры Осип Мандельштам писал:

«У нас нет Акрополя. Наша культура до сих пор блуждает и не находит своих стен. Зато каждое слово словаря Даля есть орешек Акрополя, маленький Кремль, крылатая крепость номинализма, оснащенная эллинским духом на неутомимую борьбу с бесформенной стихией, небытием, отовсюду угрожающим нашей истории».

«О природе слова»

Для русской эмиграции, конечно же, «Толковый словарь» еще сильнее осмыс­лялся как «маленький Кремль» и спасение от небытия. Владимир Набоков дважды вспоминал, в стихах и в прозе, как студентом наткнулся на словарь Даля на барахолке в Кембридже и жадно его перечитывал: «…однажды, эту дребедень / перебирая, — в зимний день, / когда, изгнанника печаля, / шел снег, как в русском городке, — / нашел я Пушкина и Даля / на заколдованном лотке». «Я приобрел его за полкроны и читал его, по несколько страниц ежевечерне, отмечая прелестные слова и выражения: „ольял“ — будка на бар­жах (теперь уже поздно, никогда не пригодится). Страх забыть или засорить единственное, что успел я выцарапать, довольно, впрочем, сильными когтями, из России, стал прямо болезнью». 

Среди эмигрантов популярностью пользовалось потерявшее авторство сенти­ментально-лубочное стихотворение гусара Евгения Вадимова (Лисовского) «Русская культура», в котором Даль становился в характерный ряд: «Русская культура — это кисть Маковского, / Мрамор Антокольского, Лермонтов и Даль, / Терема и церковки, звон Кремля Московского, / Музыки Чайковского сладкая печаль».

18. Словарь Солженицына: в основе — выписки из далевского

© Издательство «Русский путь»

В советской России канонизация Даля, в том числе литераторами, только уси­лилась. Хотя в XX веке появились новые толковые словари современного лите­ратурного языка — Ушакова, Ожегова, Большой и Малый академические — «устаревший областнический» словарь все равно продолжал сохранять ореол «главного», «настоящего» и «самого полного», памятника «России, которую мы потеряли». Писатели-патриоты вроде Алексея Югова обвиняли совре­менные словари в том, что они «выбро­сили из русского языка» по сравнению с далевским порядка ста тысяч слов («забывая», впрочем, что подавляющее большинство этих слов — нелитератур­ные диалектизмы). Венцом этой тради­ции стал «Русский словарь языкового расширения» Александра Солжени­цына, представляющий собой обширную выписку редких слов из Даля, кото­рые могут пригодиться литератору (введена осторожная помета «иногда можно сказать»). К ним добавлены сравнительно немногочисленные по сравнению с основной далевской массой слова, взятые у русских писателей XIX–XX веков и из некоторых других источников. Сама языковая манера Солженицына-писателя, особенно позднего, — замена иностранных слов исконными и составленными из исконных корней неологизмами, большое количество отглагольных существительных с нулевым суффиксом вроде «нахлын» — восходит именно к Далю.

19. Советские цензоры выбросили из словаря статью

жид

В 1955 году словарь Даля переиздали в СССР в виде перепечатки второго (посмертного) издания 1880-х годов. Это был один из первых примеров совет­ского переиздания (причем это был не репринт, а чрезвычайно трудоемкий полный перенабор) старой книги в почти забытой за 37 лет дореформенной орфографии, со всеми «ерами» и «ятями». Исключительность такой акции, помимо филологической точности, указывала и на особый сакральный статус, придававшийся словарю. Это воспроизведение стремилось быть максимально точным — но было все же не вполне таковым. В частности, число страниц в нем не соответствует исходному изданию, а главное — по цензурным условиям исключена часть текста. 

В первом томе страница 541 имеет странный вид — на ней гораздо меньше текста, чем на соседних, и с первого взгляда видно, что строки необычно разре­жены. В соответствующем месте у Даля было слово жид и его производные (во втором посмертном издании — страница 557). Вероятно, первоначально словарь был перенабран полностью, а потом уже из готового набора гнездо жид выбросили, еще раз перенабрав страницу с увеличенным интервалом и не оста­вив для советского читателя такого откровенного указания на цензуру, как про­сто белое пятно (вдобавок из его местонахождения было бы совершенно очевидно, какое слово удалили). Впрочем, разбросанные по другим статьям словаря примеры с этим словом остались (например, «Жиды пишут и читают наоборот, от правой к левой» в гнезде оборачивать).

Вообще говоря, названия этносов как таковые на общих основаниях Даль не включал: в его словаре нет ни англичанина, ни француза, да и собственно еврея (есть только еврейский камень). В те времена этнонимы нередко считались вообще именами собственными, многие другие авторы писали их с большой буквы. Такая лексика проникает в словарь Даля лишь в связи с переносными значениями. Статья татарин есть, но она открывается определением растения (татарника), а в гнезде русак статья о зайце-русаке занимает примерно столько же места, сколько все переносные значения, связанные собственно с этнонимом. Вымаранная статья жид не была исключением: она начинается с определения именно переносного значения — «скупой, скряга, корыстный скупец», и в ней приводится много пословиц и поговорок, из которых встает именно такой образ еврея. Есть они и в далевских «Пословицах русского народа». Хотя если открыть, например, статью русак, то узнаем, что русский ум — «задний ум, запоздалый», русский Бог — «авось, небось да как-нибудь», а в статье татарин читаем: татарские очи — «наглый, бесстыжий плут».

Неясно, был ли сам лексикограф ярым, по меркам того времени, антисеми­том. Далю — чиновнику Министерства внутренних дел, занимавшемуся, в частно­сти, религиозными движениями, — приписывается «Записка о риту­альных убийствах», компиляция немецких и польских текстов, сочувственно изла­гающих кровавый навет на евреев. «Всплыло» это сочинение только во время дела Бейлиса в 1913 году, и принадлежность его Далю не доказана. Разумеется, ни советская национальная политика, ни даже государственный советский антисемитизм, построенные на стыдливых и лицемерных умол­чаниях, не позволяли обсуждать эти сюжеты у русских классиков хоть каким-либо образом. Сыграло роль и то, что слово «жид» со времен Даля резко усилило присутствовавшую и тогда отрицательную окраску, а в советское время стало и официально табуированным. Казалось немыслимым, чтобы сокровищница национального духа, которую высоко оценил Ленин, содержала ставшие теперь «черносотенно-погромными» (по словарю Ушакова) характе­ристики. Все это и привело к такой необычной цензуре словаря, а затем и сде­лало «русского пророка», чьи строки «большевики скрывают от народа», иконой национа­листов-антисемитов 1970–1980-х.

20. Современные словари «блатного жаргона» — это перевранный Даль

Несколько лет тому назад лингвист Виктор Шаповал, занимаясь словарями русского арго, обнаружил, что в двух больших словарях русского уголовного жаргона, вышедших в начале 1990-х, есть большой пласт диковинных слов, никакими реальными текстами не подтверждаемых, с пометкой «междуна­родное» или «иностранное». Якобы эти слова входят в состав некого между­народного жаргона уголовников и описаны в ведомственных словарях с грифом «для служебного пользования». Среди них, например, слово скрин, которое якобы значит «ночь», и слово агрегат, которое значит «слежка».

Шаповал обратил внимание, что эти слова и их толкования подозрительно совпадают со словами из двух крайних — первого и последнего — томов словаря Даля. Причем в «международные» особенно охотно берутся слова, в которых Даль сам был особенно не уверен и помечал их вопросительным знаком. То есть либо Даль, записывая и беря из других источников такие сомнительные слова, не ошибся ни разу, а потом эти слова ровно в таком виде попали в международное арго преступников, либо какой-то сообразительный составитель милицейского словаря «для служебного пользования» (может быть, сам преступник, которому за такую работу было обещано снисхождение) увидел на полке словарь Даля, вооружился двумя крайними томами и стал делать выписки, обращая особое внимание на диковинные слова с вопро­сиками. Судите сами, какая версия более вероятна.

Анонимный «ведомственный» лексикограф произвольно трактовал совершенно невинные слова как криминальные термины, а также нетвердо понимал старую орфографию и сделанные Далем сокращения. Так, слово агрегат стало значить «слежка» (в смысле полицейское наблюдение), хотя у Даля контекст такой: «что либо по внешности целое, но бессвязное, составное; сбор, избор, подбор, скоп; спай, слежка, сгнетка». Перед нами типичная для Даля попытка подо­брать среди исконных слов синонимов-замену для иностранного, и слежка (через е) здесь значит «нечто слежавшееся» (а слѣжка от слова слѣдить писа­лось через «ять»). Совсем анекдотичен мнимый арготизм скрин — «ночь»; плагиатор не понял далевской записи скрин, скринка, -ночка, то есть «скрин, скринка или скриночка». И значит это слово не «ночка», а «сундук».

Слова, выписанные кем-то из Даля, недопонятые и дополнительно фальсифи­цированные, пошли гулять по многочисленным словарям уголовного жаргона, издаваемым и переиздаваемым в наше время. Настоящие тайные языки (Даль, кстати, ими тоже занимался), в общем, довольно бедны — им нужен шифр для сравнительно ограниченного круга понятий, а публика под словом «сло­варь» понимает «толстую и основательную книжку», поэтому многочисленные лексикографические фантомы в таких изданиях всегда востребованы.  

7 вещей, которых не нужно ждать от других

Эту статью можно послушать. Если вам так удобнее, включайте подкаст.

1. Не ждите, что люди во всём будут соглашаться с вами

Вы достойны быть счастливым. Вы заслуживаете прожить свою жизнь так, как мечтаете. Поэтому не позволяйте чьим-то мнениям сбивать вас с верного пути. В этом мире вы не затем, чтобы соответствовать ожиданиям других людей, так же как и другие люди живут не затем, чтобы полностью оправдывать ваши ожидания. На самом деле, если вы сами одобряете принятые решения, вам не потребуется одобрение кого бы то ни было.

Рискните быть собой и полагаться на интуицию, даже если вы стесняетесь или боитесь. Не сравнивайте себя с другими и не завидуйте их успеху.

2. Не ждите, что люди будут вас уважать, если вы сами себя не уважаете

Сила — в крепости духа, а не мускулов. Сила — в наличии принципов и уверенности в себе, готовности их продемонстрировать и отстаивать. Поймите, что другие не будут проявлять к вам любовь, уважение и внимание, пока вы сами не начнёте ценить себя.

Важно быть добрым по отношению к другим, но не менее важно быть добрее к самому себе.

Когда вы любите и уважаете себя, вы даёте себе возможность стать счастливым.

А когда вы счастливы, вы становитесь лучше: лучшим другом, лучшим мужем или женой, лучшим сыном или дочерью, лучшей версией себя.

3. Не ждите, что все будут вам симпатизировать

С некоторыми людьми вы можете чувствовать себя бесполезным, недостойным человеком, с другими — не ощущать собственной значимости. Не забывайте о своей ценности. И проводите время с людьми, которые ценят вас.

Не имеет значения, как хорошо вы относитесь к другим людям, всегда найдётся по меньшей мере один негативный человек, который будет вас критиковать. Улыбайтесь, игнорируйте и двигайтесь дальше.

Иногда люди могут осуждать вас за то, что вы «другой». Но на самом деле это прекрасно. То, что делает вас непохожим на остальных, делает вас собой. И в итоге вы всегда найдёте людей, которые оценят вас таким, какой вы есть.

4. Не ждите, что другой человек будет таким, каким вы хотите его видеть

Любить и уважать других — значит позволять им оставаться собой.

Когда вы перестанете ждать от других, что они будут соответствовать вашим представлениям о правильном, вы начнёте ценить их по-настоящему.

Уважайте других за то, кто они есть, а не давите на них в попытках изменить. Мы не можем досконально знать другого человека (несмотря на то, что нам так порой кажется). А открывать новые грани его души, характера — это всегда прекрасно. И чем больше вы будете узнавать другого человека, тем легче вам будет оценить его по достоинству и увидеть его красоту.

5. Не ждите, что люди будут читать ваши мысли

Вы наверняка в курсе, что люди не умеют читать мысли. Они никогда не узнают, что вы чувствуете на самом деле, если вы сами об этом не расскажете. Например, ваш начальник может и не подумать о повышении, если вы сами с ним не поговорите. А симпатичный парень или девушка так и не заговорят с вами, потому что вы слишком застенчивы: как он или она могут с вами заговорить, если вы постоянно прячетесь от них?

Это крайне важно — регулярно общаться с другими. Нужно просто напрячь свои голосовые связки и сказать первое слово. Вам придётся говорить людям, что вы думаете. Это просто, нужно только начать.

6. Не ждите, что человек внезапно изменится

Распространённое заблуждение: если вы будете о ком-то усиленно заботиться, в конце концов он перестанет вас разочаровывать и изменится. Нет, не изменится. Если вы действительно хотите что-то изменить в поведении другого человека, выложите все карты на стол, расскажите всё как есть, чтобы он понял, что вы чувствуете и что вам нужно.

Вы не можете в одно мгновение изменить другого, не стоит даже пытаться. Либо примите его таким, как есть, либо продолжайте жить без него.

Когда вы пытаетесь изменить других, чаще всего они остаются прежними. Но когда вы поддерживаете людей, даёте им полную свободу — они чудесным образом меняются сами.

7. Не ждите, что всё само собой станет хорошо

Будьте добрее к окружающим, потому что людям вокруг вас тоже бывает непросто. За каждой улыбкой скрывается напряжённая внутренняя борьба, часто с теми же проблемами, что и у вас.

Мы все наделены способностью идти напролом сквозь несчастья и невзгоды, вместо того чтобы избегать их. Поддержка, участие и уступчивость — самые лучшие жизненные подарки. Мы часто их получаем. Нужно научиться их принимать, ведь все мы делим одни и те же мечты, потребности и устремления.

Не всегда люди ведут себя так, как нам хочется. Как говорится, надеемся на лучшее, а ожидаем худшего. Запомните, ваше счастье находится в прямой зависимости от ваших мыслей и вашего выбора, с какой точки зрения смотреть на вещи. И всегда помните, что если люди заставили вас почувствовать что-то новое или научили чему-то новому, значит, они не зря появились в вашей жизни, несмотря на все трудности.

Читайте также 🧐

Определение неоправданности Merriam-Webster

необоснованный

| \ N-ˈjə-stə-ˌfī-ə-bəl

\

: не может быть оправдано : не может быть оправдано или оправдано

необоснованное решение, принятие неоправданного риска неоправданные расходы

Определение неоправданности Merriam-Webster

un · jus · ti · fied

| \ N-ˈjə-stə-fīd

\

а

: не является явно правильным или разумным : не является гарантированным или подходящим

неоправданный гнев необоснованное наказание

б

: не ровно

неоправданные строки текста необоснованные поля

формальность — есть ли слово «без причины», но более формальное

Я думаю, что FumbleFingers задает очень убедительный вопрос в своем комментарии под исходным вопросом:

Как вообще может иметь смысл спрашивать Почему?..? о действии, которое определено как не имеющее причины?

Ответ, я думаю, заключается в том, что автор не говорит человеку или организации, к которым он обращается: «Пожалуйста, объясните, почему вы сделали эту необъяснимую вещь» (что, как отмечает FumbleFingers, было бы в высшей степени нелогичным), а скорее «Пожалуйста, объясните, почему вы сделали этот необъяснимый поступок» (который просто запрашивает информацию, которая ранее не предоставлялась).

К сожалению, большинство приведенных здесь ответов (включая тот, который принял ОП и тот, который получил наибольшее количество голосов) предлагают модификаторы, которые означают «без какой-либо хорошей, справедливой или рациональной причины», а не без указания причины.«Мне кажется, что предположение, которое наиболее точно выражает идею« без объяснения причин », — это необъяснимо Элиана .

К сожалению, как отмечает Мари-Лу А. в комментарии к этому ответу, необъяснимо не является особенно широко используемым словом в повседневном английском, хотя оно появилось в печати по крайней мере с 1811 года, когда Летиция Хокинс использовала его в Графиня и Гертруда , том 2:

Мы могли бы указать на многие из этих замкнутых ситуаций, когда каждый знает, догадывается или выдумывает, что делается в домах их соседей, где ничего не может произойти неожиданно и необъяснимо , без, как комета, несущего легковоспламеняющийся поезд .

В целом, поиск в Google Книгах с 1914 по 2008 год обнаружил более 450 совпадений для необъяснимо , включая по крайней мере одно совпадение за каждый год публикации с 1945 года. Например, от Эрла Ровита и Джерри Бреннера, «Of Tyros and Репетиторы »в Гарольде Блуме, изд., Эрнест Хемингуэй (2005):

Он [Ник Адамс] также переживает щенячий роман с «хорошей» девушкой, который у него достаточно силен, чтобы прерваться. Необъяснимым образом «в дороге» он вступает в контакт с сентиментальными шлюхами, зловещими гомосексуалистами и водевильной командой профессиональных убийц.

Тем не менее, хотя необъяснимо — полезное, точное и актуальное слово, многие люди с ним не знакомы. Другой вариант — безапелляционно , используемый во многом в том же смысле, что и прилагательное безапелляционный во фразе «безапелляционный вызов» (который относится к отказу от потенциального присяжного заседателя в суде «без объяснения причин», как выражается Мерриам-Вебстер. Но безапелляционно — еще одно довольно яркое слово, и это отвлекающее качество может не соответствовать ситуации OP (оно также имеет коннотации властности, которые могут быть нежелательными).

В конечном счете, если вы хотите знать, почему вам запретили доступ к какой-либо деятельности или месту, главный вопрос заключается не в том, «Почему сообщение, уведомляющее меня о моем запрете, не содержит объяснения?» но «Почему меня забанили?» Если вы хотите задать оба вопроса, я рекомендую поставить второй об отсутствии объяснения и отказаться от любых наречных синонимов «без объяснения причин». Например:

Почему меня забанили, и почему вы не сказали мне причину, когда вы наложили запрет?

Но имейте в виду, что чем больше вопросов вы зададите, тем меньше у вас шансов получить удовлетворительный ответ на любой из них.

Что означает слово «ненависть» на иврите и греческом языке?

В современном мире многие люди пытаются изобразить христиан ненавидящими других. Однако если вы христианин, то знаете, что это не так. Слово ненависть — очень сильное слово. Вот почему я хочу взглянуть на то, что означает слово ненависть на иврите и греческом языке.

Но сначала я покажу вам определение слова «ненависть» в словаре Ноя Вебстера 1828 года:

“ 1. Сильно не любить; испытывать сильное отвращение к. Он выражает меньше, чем отвращение, отвращение и отвращение, если не произносится с особым ударением.

Как долго дураки будут ненавидеть знания? Притчи 1:22.

Блаженны вы, когда люди возненавидят вас. Луки 6:22.

Римский тиран был доволен ненавистью, но боялся его.

2. В Писании означает «меньше любить».

Чтобы прочитать остальную часть определения, щелкните здесь.

Все Священные Писания взяты из NKJV, если не указано иное.

Что означает слово «ненависть» на иврите?

сатам — преследовать.

вменяемый — ненавидеть.

Это слово представляет эмоцию, варьирующуюся от сильной ненависти до «настроения против» человека или предмета, что является гораздо более слабой формой слова.

Сильное чутье показывает чувство ревности.

«Но когда его братья увидели, что их отец любит его больше всех своих братьев, они возненавидели его и не могли мирно говорить с ним.”

— Бытие 37: 4

Сатам охватывает широкий спектр эмоций от горького презрения до открытой ненависти. В более слабом смысле это значит быть настроенным против чего-то.

Во Второзаконии 22:16 это слово означает «нелюбимый».

Что означает слово «ненависть» по-гречески?

miseo- ненавидеть, меньше любить.

Как глагол, это означает «ненавидеть». Используется следующим образом:

• злобных и неоправданных чувств к другим (Матфея 10:22; Луки 6:22; Иоанна 3:20)
• ненависть или ненависть к правильному чувству отвращения к злу

«Кто ненавидит , его брат — убийца, и вы знаете, что ни один убийца не имеет в себе вечной жизни.”

— 1 Иоанна 3:15

Заключение

Ненависть в Библии может говорить о самых разных эмоциях. Это может быть сильная ненависть или просто любовь к чему-то меньшему, чем другим. В общем, Библия говорит нам любить Бога и любить ближнего так же, как мы любим себя. Любовь — это исполнение закона, но ненависть к греху справедлива. Это потому, что грех действует против воли Бога и разрушает то, что любит Бог.

Вот что означает слово ненависть на иврите и греческом языке.Я молюсь, чтобы вы нашли эту статью полезной. Если да, поделитесь этим контентом. Также не стесняйтесь оставлять любые мысли в комментариях ниже. Спасибо за прочтение!

Ищете похожий контент? Проверьте это:

Спасибо, что поделился!

Что значит несправедливо?

Краткий обзор теодицеи

Уязвимость: ключ к близким отношениям

Лучшая часть человеческого существования — это возможность общаться с другими людьми. Мы готовы к этому. Мы живем племенами и семьями, работаем в группах, любим как пары и преуспеваем в дружбе.Стремление к общению заложено в каждом из нас, признаем мы это или нет.

Тем не менее, мы наблюдаем больше одиночества, больше депрессии, больше разорванных отношений, больше разобщенности. Что творится?

Уязвимость — это движущая сила соединения. Это смело. Это нежно. Без него невозможно подключиться.

Но мы превратили это в слабость.

Мы сделали себя «сильными». Мы закалились, ожесточились и защитили себя от травм. Мы защитили себя от уязвимости и не допустили сдачи.Вот в чем проблема. Когда мы закрываем свою уязвимость, мы защищены от боли, но мы также ограждены от любви, близости и связи. Они приходят к нам через ту же дверь. Когда мы закрываем его до одного, мы закрываем его для всех.

Без уязвимости отношения рушатся. Уязвимость заключается в следующем: «Вот я — мои потрепанные края, мои секреты, мои страхи, моя привязанность. Будьте осторожны — они драгоценны ». В ответ он приглашает:« О, я вижу вас там. Ничего страшного, ты в безопасности. А вот — вот я ». Это укрепляет доверие, близость и чувство принадлежности.Без этого отношения не будут процветать.

Уязвимость — это открытость опыту, людям и неопределенности. Временами это ужасно, но всегда смело.

Иногда мы получаем травму. Боль в отношениях — неизбежная часть человеческого существования. Когда это произойдет, он может вас украсть. Я знаю. Но мы можем видеть в этом то, что это такое — несоответствие людей, перенаправление, обучение, случайность — или мы можем принять это как предупреждение и защитить себя от возможности снова пострадать. В этом случае мы принимаем решение не быть уязвимыми.Мы его закрыли. Отказываясь от рисков быть уязвимыми, мы также закрываемся от возможностей — возможности радости, близости, близости, благодарности и связи.

Подключено или нет: в чем разница?

Брен Браун, доктор философии, профессор-исследователь из Хьюстонского университета и эксперт в области уязвимостей. Она смотрела на тех, у кого есть сильное чувство связи и принадлежности, и на тех, у кого нет. Ее исследование показало, что разница между двумя группами заключалась в том, что те, у кого было сильное чувство любви и принадлежности, считали, что они этого достойны.Люди, которые считали себя достойными связи, испытывали большую связь.

Когда люди считают себя достойными общения, они с большей вероятностью обратятся к другим. Они будут первыми, кто скажет: «Я люблю тебя». Они быстро скажут: «Я скучаю по тебе» (не только из-за отсутствия, но и из-за разлуки). Они попросят о помощи и будут открыты любви, привязанности и влиянию других. Они будут вам благодарны. Они будут связаны.

Это не значит, что они всегда получат то, что хотят.Это означает, что они более открыты и уязвимы в отношениях, потому что их потенциал стыда меньше. Если связь не работает — если «Я люблю тебя» остается висеть, «Я скучаю по тебе» не возвращается, просьба о помощи отклоняется, люди, которые считают, что они достойны связи, с меньшей вероятностью будут винить себя и их собственная «недостойность» для разъединения. Часто это люди, с которыми люди хотят быть. Они дают отношениям и получают открыто, щедро, честно, с любовью и благодарностью.Они позволяют себе быть уязвимыми перед неопределенностью и позволяют другим делать то же самое.

Осмелившись подключиться.

1. Живите сердцем.

   Слушайте и двигайтесь к тому, чего вы действительно хотите. Это тот голос, который исходит из интуиции, опыта и недосказанности. Это сигнал, иногда слабый, иногда нет, любить открыто и честно и принимать его с благодарностью. И уйти, когда его нет. Двигайтесь к тому, чего хотите, и будьте уязвимы для риска — это самое смелое, что вы сделаете.Когда вы живете сердцем, вы будете чувствовать, когда чего-то не хватает, но это не обязательно так.

2. Живите мужественно.

   Что бы вы сделали, если бы могли действовать без страха стыда? Вы бы сменили работу? Следуй за своими желаниями? Скажите кому-нибудь, что вы их любите? Скажите кому-нибудь, что вы скучаете по ним? Начать секс? Ожидаете большего для себя? Избавиться от обидных отношений? Усерднее бороться за отношения, в которых вы состоите? Вы не можете поверить в то, что не будет отказа и разочарования, но вы можете быть уверены, что справитесь с этим, если это произойдет — а вы это сделаете.Сложнее жить с тем, что балансирует на грани чего-то, что кажется важным, желая большего, но никогда не ослабляя стражу — будучи достаточно уязвимым — чтобы впустить его.

3. Ищите новое «а что, если».

   Ставьте под сомнение свои убеждения. Иногда мы верим вещам так долго, что они просто оседают и остаются. Спросите, работают ли они по-прежнему на вас. Что может случиться, если вы откроетесь, рискнете, позволите себе быть уязвимым? Слишком часто поведение обусловлено необходимостью избегать стыда — необходимостью избегать получения каких-либо доказательств того, что вы не достойны любви, связи и получения того, о чем просили.Чем больше вы думаете, что вы недостойны, тем больше вы будете вести себя так, как будто это правда, и тем больше вы отключаетесь. Что, если бы вы считали, что стоите связи. Риск того, что вас не примут, есть всегда, но это не отражение вашего недостойного достоинства.

4. Примите уязвимость.

   Как объяснила Брен Браун, люди с сильным чувством любви и принадлежности считают уязвимость необходимостью. Они считают, что в их уязвимостях есть то, что делает их красивыми.И они правы. Уязвимость — ключ к общению, потому что это смелость открыться другому человеку. Он говорит слова, которые давят изнутри. Это открытие для кого-то, кто приближается. Это дает им знать. Это отдача без ожиданий и планов. И принимаю с открытым сердцем.

5. Быстрее. Ничего не делать.

   Мы все больше живем в неподвижном мире. Мы плохо переносим неуверенность или дискомфорт и склонны быстро двигаться к разрешению.Мы исправляем все — проблемы, здоровье, чувства, людей. Однако иногда неуверенность или дискомфорт — это именно то место, где мы должны быть. Именно здесь мы часто находим ясность и понимание, а также готовность двигаться вперед или отступать. Не спешите избавляться от неприятных ощущений. Иногда они являются самым богатым источником роста и информации о том, что правильно.

Чем не является уязвимость.

Уязвимость не означает, что все детали вашей жизни будут раздаваться на всеобщее обозрение и предлагаться кому угодно, у кого есть голова.Это о намерении. Есть те, кого вы близки или хотите, ради которых стоит рискнуть. Вы открываете, вы даете им знать, вы предлагаете часть себя и надеетесь, что это будет получено. Кроме того, есть те, кого вы знаете, но которые, возможно, не заслужили вашу уязвимость.

Ваша уязвимость в какой-то степени должна быть заработана другими, но вы должны быть готовы увидеть, когда кто-то заслуживает это от вас. Предлагая каждую деталь своей жизни человеку, стоящему позади вас, в проходе продуктового магазина с 15 или менее предметами, вы можете подойти к опасной близости к отсутствию границ и оставить вас передержанным.

И наконец.

Где-то по пути потребность защитить себя от уязвимости перевесила потребность в общении. Я это понимаю. Мало что причиняет столько боли, как душевная боль, возникающая в результате отношений. Но душевная боль и неуверенность являются частью человеческого бытия, и нам мешает избегать этого.

В ответ на это мы перестали позволять себе быть уязвимыми. Мы ужесточились. Мы превратили уязвимость в слабость, а осторожность — в силу.

Конечно, есть время, чтобы быть настороже, но бывают и моменты, когда нужно быть уязвимым. Мы защищены, но отключены.

Жизнь случается — действительно случается — посреди нашей уязвимости. Именно здесь мы с силой и величайшим мужеством просим о помощи, говорим первое: «Я люблю тебя», стремимся к сексу и физической близости, говорим кому-то, что мы скучаем по ним, спрашиваем, где мы находимся, чувствуем. Когда мы закрываем нашу уязвимость, мы закрываем возможность.

Нет никаких гарантий.Никогда не было. Но несомненно то, что мы заслуживаем большего, чем просто отключение нашей уязвимости — величайшего средства связи — страхом. Мы не можем гарантировать результат, но мы можем верить в нашу способность с ним справиться. Жизнь и любовь с уязвимым, открытым сердцем принесет свои награды. Нет более честной и смелой смелости, чем та, которая приходит с уважением к нашей уязвимости, принятием ее и действием исходя из нее.

(Изображение предоставлено: Unsplash | Александр Шустов)

.