«Философия свободного духа» читать бесплатно онлайн книгу 📙 автора Николая Бердяева, ISBN: , в электронной библиотеке MyBook

Борьба со злом сама легко может превратиться в зло. Победа добра всегда положительная, а не отрицательная, всегда утверждает, а не отрицает жизнь. И начинать борьбу со злом нужно с себя, а не с других.

Никогда не читал ничего подобного ни о христианстве, ни о православии в частности, ни об откровении, ни о Боге. Хотя я до Бердяева в принципе не читал теософической литературы и уж тем более православной теософической литературы. И тут я нахожу столь любопытные размышления и выводы об этом. Конечно, Бердяев очень сильно развил идеи Достоевского, особенно высказанные в «Братьях Карамазовых», что не могло меня ни привлечь, но помимо этого он излагает собственные взгляды, которые сформировались под напором всей мировой философской громады идей.

Это настоящая исповедь веры автора. Проповедь истинной свободы, а свобода может быть лишь духовная, иной и не бывает. При этом крайне любопытно расчленение автором души и духа (хоть он и говорит, что это неоригинально). При этом душа признается как материальное вещество (психология и всё такое), а вот духовное — это что-то иное, из другого мира, из мира божественного. Под напором материального и духовного мира формируется душа. Духовный мир — это мир реальный и существующий, это мир Бога и истинной свободы. При этом он отказывается в понимании религии с позиций натуралистической философии и материализма, чем, по его мнению, так сильно увлекаются современные люди. Мне сразу же вспомнилась распространенная в США идея о том, что кости динозавров создал Бог, чтобы проверить веру человека. Бердяев во всем пытается восстать против средненормального сознания, излагая мысль, что с таких позиций не может быть истинного понимания христианской религии. Что, так как большинство людей имеют усредненный разум и соразмерное восприятие мира, то естественно понимание религии распространено именно усредненное, опущенное, заниженное до понимания простых и обычных людей. А он уходит именно в глубину, продвигается к сути, пытается проникнуть за пределы материи. И на этом пути излагает другую крайне любопытную мысль, которая меня очень увлекла и впечатлила. Мысль, по словам автора, которую высказывали все виднейшие христианские мистики и мысль, которую он опять же не называет оригинальной, а заимствованной. Мысль о символичности мира материального. И этим символизмом пропитан мир материальный и душевный. Везде видится прорыв мира духовного в наш мир.

Дух совсем не противоположен плоти, плоть есть воплощение и символ духа

Его символическое и мистическое понимание библии непременно заинтересовывает.

В духовном плане, в духовной жизни совершилось грехопадение. Бог возжелал своего другого и ответной любви его, совершилось грехопадение и Новый Адам поднял падшую человеческую природу. Все эти события мира духовного лишь символически отображаются в мире природном и историческом…

…Мир сотворен Богом во времени, как натуралистический факт, как объективно-предметное событие, рай был между Тигром и Евфратом, на этой земле, и там же совершилось грехопадение и т.д. Так вытягивается все в один натуралистический ряд. Такова наивная библейская наука, отражающая первобытный натурализм, еще не сознавая различия между природой и духом…

Грехопадение не могло совершиться в природном мире, потому что сам мир есть результат грехопадения. Грехопадение есть событие мира духовного.

То, что происходит в мире духовном, отображается в этом мире. Мысль о том, что именно мир духовный есть истинный мир, а реальный лишь вторичный — символическое его выражение, меня особенно сразила. Неудивительно, что «Критику чистого разума» Бердяев прочел ещё в 14 лет и уже тогда смог её понять и полюбить. Хотя автор говорит, что этот символизм он позаимствовал у средневековых католических мистиков, но несколько изменил и подтесал под православие, но её остроумия это не умаляет.

Особенно мне понравилась глава, в которой автор раскрывает причины зла и проблему теодицеи. Мысль о том, что зло – есть примитивизированная свобода и, что через него необходимо пройти, чтобы познать свободу истинную, оказалась особенно подчеркнута мной в тексте, не смотря на видимую её простоту.

Претензия на свободу вообще есть ложь, свобода должна быть обнаружена и явлена в духовном опыте, в духовной жизни, она не может быть предметом внешних деклараций. Вот почему революционные требования свободы обычно приводят к новым формам тирании и рабства. Нельзя требовать насилием свободы духа, нужно иметь свободу духа, раскрыть её изнутри.

Это даже своеобразный ответ атеистически-настроенному средненормальному человеку. Ответ на высказывание, что религия есть предмет подавления, угнетения, оковы для свободолюбивого разума, а Бердяев на это может сказать, что только в Боге познается истинная свобода, а все остальное рабство, что без духовного опыта – нет подлинной свободы. При всем при этом Бердяев полагает, что Богу угодны даже те, кто всем нутром своим восстают против Него, но живут жизнью духовной, например Ницше или Чернышевский.

P.S. Любопытное предсказание делает Бердяев грядущему человечеству:

Человек уже не раб природы, он освобождается от власти органической родовой жизни. Но он становится рабом машинной цивилизации, рабом им созданной социальной среды. В цивилизации, как последнем результате гуманизма, начинает погибать образ человека.

Аннотация на статью «Философия «свободного духа» Николая Бердяева в проблемном поле европейской культуры»,

Подборка по базе: Философия свободы и творчества Бердяева.docx

Аннотация на статью «Философия «свободного духа» Николая Бердяева в проблемном поле европейской культуры»,

Пространство и время. 2018 №1-2, автор Корнилов C.B.

В данной статье автором рассматривается концепция выдающегося русского философа ХХ века Н.А. Бердяева и ее влияние на развитие мировой философской мысли. В центре внимания мыслителя — свобода и творчество. Философская антропология Бердяева содержит осмысление фундаментальных проблем человеческого существования. Прослеживается связь учения русского мыслителя с развитием идей крупнейших философов Запада.

Н.А. Бердяев (1874-1948) вошел в историю культуры ХХ века как «апостол свободы». Действительно, в его философии «свободного духа» поставлены фундаментальные проблемы человеческого существования и развернуты категориальные структуры для их решения. Изгнанный из России мыслитель был вынужден продолжить свою деятельность за границей, где мыслитель приобрел европейскую и мировую известность, чему существенно способствовала его творческая продуктивность. Показательно, что труды Бердяева быстро переводились на другие языки и издавались во многих странах. Работы философа публиковались при его жизни на четырнадцати языках.

Новым серьезным шагом в развертывании концепции Бердяева стали труды, написанные в изгнании. В «Философии свободного духа» автор отстаивал идею, что духовная жизнь обладает максимальной степенью реальности.

Учение Бердяева находит конкретизацию и развитие также в работе «О назначении человека», посвященной трактовке нравственности. В отличие от традиционных представлений о ценностях, созданная философом этика была призвана раскрыть верховенство блага как силы и мощи.

Проблемам взаимоотношений субъекта и мира, истокам объективации, вопросам одиночества и общения, теме изменения сущего и времени специально посвящена книга мыслителя «Я и мир объектов». Она интересна еще и тем, что в ней философ проводит четкую границу между собственным учением и концепциями М. Хайдеггера и К. Ясперса, других признанных лидеров экзистенциализма.

Масштабность и глубина идей Н.А. Бердяева не могли не повлиять на изменение проблемного поля мировой философской мысли. Одним из наиболее важных свидетельств влияния учения Н.А. Бердяева на западную философию является использование его идей и работ европейскими мыслителями, прежде всего представителями религиозного экзистенциализма.

Агабекова 212 леч.

Философия свободного духа

Во время ссылки за революционную 
деятельность Бердяев перешёл от
марксизма («Маркса я считал гениальным
человеком и считаю сейчас», — 
писал он позднее в «Самопознании»)
к философии личности и свободы 
в духе религиозного экзистенциализма
и персонализма.

Николай Александрович Бердяев
(Nikolaj Aleksandrovich Berdjaev)

В своих работах Бердяев 
охватывает и сопоставляет мировые 
философские и религиозные учения
и направления: греческую, буддийскую
и индийскую философию, неоплатонизм,
гностицизм, мистицизм, масонство, космизм,
антропософию, теософию, Каббалу и др.

У Бердяева ключевая роль принадлежала
свободе и творчеству («Философия
свободы» и «Смысл творчества»): единственный
механизм творчества — свобода. В 
дальнейшем Бердяев ввел и развил
важные для него понятия:

* царство духа,

* царство природы, 

* объективация — невозможность 
преодолеть рабские оковы царства 
природы, 

* трансцендирование — творческий
прорыв, преодоление рабских оков природно-исторического
бытия.

Но в любом случае внутренней
основой бердяевской философии являются
свобода и творчество. Свобода определяет
царство духа. Дуализм в его метафизике
— это Бог и свобода. Свобода угодна Богу,
но в то же время она — не от Бога. Существует
«первичная», «несотворённая» свобода,
над которой Бог не властен. Эта же свобода,
нарушая «божественную иерархию бытия»,
порождает зло. Тема свободы, по Бердяеву,
важнейшая в христианстве — «религии
свободы». Иррациональная, «темная» свобода
преображается Божественной любовью,
жертвой Христа «изнутри», «без насилия
над ней», «не отвергая мира свободы».
Богочеловеческие отношения неразрывно
связаны с проблемой свободы: человеческая
свобода имеет абсолютное значение, судьбы
свободы в истории — это не только человеческая,
но и божественная трагедия. Судьба «свободного
человека» во времени и истории трагична.

Книги

* «Философия свободы» (1911)

* «Алексей Степанович 
Хомяков» (1912)

* «Смысл творчества (Опыт 
оправдания человека)» (1916)

* «Судьба России (Опыты 
по психологии войны и национальности).
Сборник статей 1914-1917» (1918)

* «Духовные основы русской 
революции (Сборник статей)» (1917-1918)

* «Смысл истории» (1923)

* «Миросозерцание Достоевского» 
(1923)

* «Философия неравенства. 
Письма к недругам по социальной 
философии» (1918, изд. 1923)

* «Новое средневековье 
(Размышление о судьбе России)» 
(1924)

* «Константин Леонтьев. Очерк 
из истории русской религиозной 
мысли» (1926)

* «Философия свободного 
духа (Проблематика и апология 
христианства)» (1927)

* «О назначении человека
(Опыт парадоксальной этики)» 
(1931)

* «Судьба человека в 
современном мире (К пониманию 
нашей эпохи)» (1934)

* «Я и мир объектов
(Опыт философии одиночества и 
общения)» (1934)

* «Дух и реальность (Основы 
богочеловеческой духовности)» (1935)

* «Истоки и смысл русского 
коммунизма» http://www.philosophy.ru/library/berd/comm.html
(на нем. 1938; на рус. 1955)

* «О рабстве и свободе 
человека (Опыт персоналистической
философии)» (1939)

* «Самопознание (Опыт 
философской автобиографии)» (1940,
изд. 1949)

* «Творчество и объективация
(Опыт эсхатологической метафизики)» 
(1941, изд. 1947)

* «Экзистенциальная диалектика 
божественного и человеческого»
(1944-1945; на фр. 1947, на рус. 1952)

* «Русская идея (Основные 
проблемы русской мысли XIX века 
и начала XX века)» (1946)

* «Царство Духа и царство 
Кесаря» (1947, изд. 1949)

* «Истина и откровение.
Пролегомены к критике Откровения» 
(1946-1947; на рус. 1996)

Литература 

* Л. И. Шестов, «Николай 
Бердяев (гнозис и экзистенциальная
философия)»

* В. В. Розанов, «На 
чтениях г. Бердяева» 

* Ал. Мень, Николай Александрович
Бердяев,фонограмма

* Свящ. Г. Кочетков, «Гений Бердяева
и Церковь»

* Шенталинский В. «Философский
пароход»

* Вениамин (Новик) Иг. «Мужество
человека, публициста, философа» (К 50-летию
земной кончины Николая Бердяева)

* Титаренко С. А. «Специфика 
религиозной философии Н. А. 
Бердяева» 

* «Я понять тебя хочу,
смысла я в тебе ищу…» (Н. 
А. Бердяев и оккультизм)

* Юрий Семёнов. О русской 
религиозной философии конца 
XIX — начала XX века 

* Е. А. Королькова Смысл
аскезы в философии Н. А. Бердяева

* Шулятиков В.М. Критические
этюды (О Бердяеве). Курьер. 1901. No 201.[[1]]

Примечания 

1. Даты жизни и творчества 
Николая Бердяева 

2. Н. А. Бердяев — 
интеллектуальная биография 

3. Бердяев Н. А. Автобиография 
// Бердяев Н. А. Самопознание. М.,
1991. С. 351.

4. «Я был ее председателем, 
и с моим отъездом она закрылась. 
Это своеобразное начинание возникло 
из собеседований в нашем доме.
Значение Вольной академии духовной 
культуры было в том, что 
в эти тяжелые годы она была,
кажется, единственным местом, в 
котором мысль протекала свободно 
и ставились проблемы, стоявшие 
на высоте качественной культуры.
Мы устраивали курсы лекций, семинары,
публичные собрания с прениями». 

5. Бердяев Н. А. «Самопознание» 

6. Ставров П. Воскресенья в Кламаре
// Бердяев Н. А. Самопознание. М., 1991.

7. Бердяев Н. А. Самопознание:
(Опыт философской автобиографии).
М., 1991. С. 9.

8. Рапп Е. Ю. Запись о смерти
Н. А. Бердяева / (Вступ. ст. и примеч. С. Г.
Блинова, С. Д. Воронина, В. М. Мельникова,
А. Л. Налепина, М. Д. Филина) // Российский
Архив: История Отечества в свидетельствах
и документах XVIII—XX вв.: Альманах. — М.:
Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1994. — С. 242—243.
— [Т.] I.

Биография

Николай Александрович Бердяев
(Nikolaj Aleksandrovich Berdjaev)

Николай Александрович Бердяев
(родился 6 (18) марта 1874, Киев — умер 23
марта или 24 марта 1948, Кламар под Парижем)
— религиозный русский философ XX века.
В 1922 году был выслан из Советской России,
с 1925 года проживал во Франции.

Русский философ и публицист.
Родился 6 (18) марта 1874 в Киеве. Учился
в Киевском кадетском корпусе. В
1894 поступил на естественный факультет 
университета Святого Владимира (Киев),
через год перевелся на юридический
факультет. Увлечение марксизмом, участие
в социал-демократическом движении стали
причиной ареста Бердяева и исключения
из университета (1898). Марксистский период
в его биографии оказался сравнительно
коротким. Уже в работе Субъективизм и
индивидуализм в общественной философии.
Критический этюд о Н.К.Михайловском (1901)
признание марксистского историзма соседствует
с критической оценкой «материализма».
Участие Бердяева в сборнике Проблемы
идеализма (1902) ознаменовало окончательный
переход мыслителя на позиции метафизики
и религиозной философии. В 1904-1905 он редактирует
религиозно-философские журналы «Новый
путь» и «Вопросы жизни». Происходит
его сближение с Д.С.Мережковским, впрочем,
оказавшееся непродолжительным. В идеях
последнего он в конечном счете увидит
проявление «декадентства» и «религиозного
сектантства». В автобиографии Самопознание,
написанной в конце жизни, он скажет о
духовной атмосфере, царившей в кругу
идеологов «серебряного века», что
это было «возбуждение», лишенное
«настоящей радости». Вполне последовательная
религиозно-метафизическая ориентация
Бердяева нашла отражение в его работах
Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные,
литературные и Новое религиозное сознание
и общественность (обе — 1907), а также в
известной статье в сборнике «Вехи».

Николай Александрович Бердяев
(Nikolaj Aleksandrovich Berdjaev)

В годы после первой русской 
революции Бердяев постоянно 
критикует различные варианты российского 
радикализма, как «левого», так 
и «правого» толка (сборник Духовный
кризис интеллигенции, статьи Черная анархия,
Казнь и убийство и др.). Эпохальными,
с точки зрения определения собственной 
философской позиции, стали для 
Бердяева его книги: Философия свободы
(1911) и Смысл творчества (1916). Во время 
Первой мировой войны Бердяев, не
разделяя взглядов, которые ему представлялись
«крайностями» патриотизма (он спорил
по этому поводу, в частности, с 
В.В.Розановым, С.Н.Булгаковым, В.Ф.Эрном),
был далек и от настроений антигосударственных 
и тем более антироссийских. Итогом
его размышлений этих лет стала 
книга Судьба России (1918, переиздана
— М., 1990). Отношение к Февральской 
революции у него с самого начала
было двойственным: падение монархии
он считал неизбежным и необходимым,
но и «вступление в великую неизвестность»
послереволюционного будущего воспринималось
как чреватое хаосом, падением в «пучину
насилия». Последние настроения вскоре
возобладали: на первый план в размышлениях
Бердяева выходит тема роковой опасности 
революции, приводящей к разрушению
органической иерархии общественной жизни,
«низвержению расы лучших», уничтожению 
культурной традиции (статья Демократия
и иерархия, книга Философия неравенства 
и др.). Последовательное неприятие 
большевизма не помешало Бердяеву проявлять
исключительную активность в послереволюционные
годы: он выступал с публичными лекциями,
преподавал в унивеситете, был одним из
руководителей Всероссийского союза писателей,
организовал Вольную академию духовной
культуры, вел семинар о творчестве Достоевского.
Вся эта деятельность оборвалась в 1922,
когда Бердяев был выслан за границу.

Европейскую известность 
принесла философу его книга Новое 
средневековье. Размышление о судьбе
России и Европы (Берлин, 1924). Осмысляя
трагический опыт русских революций 
и тенденции европейского развития,
Бердяев провозглашает в этой
работе завершение «безрелигиозной»,
«гуманистической эпохи» и вступление
человечества в «сакральную» эпоху
«нового средневековья», характеризующуюся
религиозным возрождением и религиозными
конфликтами, столкновением христианских
и антихристианских идей. В идейной борьбе
20 в., по Бердяеву, позиции безрелигиозные
уже не играют существенной роли. Любая
значимая идея неизбежно принимает религиозный
смысл. Это касается и коммунистической
идеологии: «коммунистический интернационал
есть уже явление нового средневековья».
С 1925 по 1940 Бердяев был редактором журнала
«Путь» — ведущего издания религиозно-философской
мысли русского зарубежья. В «Пути»
публиковали свои сочинения и видные представители
европейской религиозной философии (Ж.Маритен,
П.Тиллих и др.). В эмиграции Бердяев был
активным участником европейского философского
процесса, постоянно поддерживая отношения
со многими западными мыслителями: Э.Мунье,
Г.Марселем, К.Бартом и др. Среди наиболее
значительных трудов Бердяева эмигрантского
периода — О назначении человека. Опыт
парадоксальной этики (1931), О рабстве и
свободе человека. Опыт персоналистической
философии (1939), Опыт эсхатологической
метафизики. Творчество и объективация
(1947). Уже после смерти философа увидели
свет его книги: Самопознание. Опыт философской
автобиографии, Царство Духа и царство
Кесаря, Экзистенциальная диалектика
божественного и человеческого и др. В
1947 Бердяеву была присуждена степень доктора
теологии в Кембриджском университете.
Умер Бердяев в Кламаре близ Парижа 23 марта
1948.

Николай Александрович Бердяев
(Nikolaj Aleksandrovich Berdjaev) (с Л. П. Карсавиным и
С. Л. Франком)

Своеобразие философии, по Бердяеву,
состоит в том, что она не сводится
к системе понятий, представляет
собой не столько «знание-дискурс»,
сколько «знание-созерцание», говорящее
на языке символов и мифов. В мире символов
его собственной философии ключевая роль
принадлежала свободе и творчеству, с
которыми в конечном счете связаны все
прочие идеи-символы: дух, чье «царство»
радикально, онтологически противостоит
«царству природы»; объективация
— бердяевская интуиция драматизма судьбы
человека, не способного (культура — «великая
неудача») выйти из пределов «царства
природы»; трансцендирование — творческий
прорыв, преодоление, хотя бы на миг, «рабских»
оков природно-исторического бытия; экзистенциальное
время — духовно-творческий опыт личной
и исторической жизни, имеющий метаисторический,
абсолютный смысл и сохраняющий его даже
в эсхатологической перспективе. При этом
именно свобода определяет содержание
«царства духа», смысл его противостояния
«царству природы». Творчество же,
которое всегда имеет своей основой и
целью свободу, фактически исчерпывает
позитивный аспект человеческого бытия
в бердяевской метафизике и в этом отношении
не знает границ: оно возможно не только
в опыте художественном и философском,
но также и в опыте религиозном и моральном
(«парадоксальная этика»), в духовном
опыте личности, в ее исторической и общественной
активности.

Бердяев придал свободе онтологический
статус, признав ее первичность в 
отношении природного и человеческого 
бытия и независимость от бытия 
божественного. Свобода угодна Богу,
но в то же время она — не от
Бога. Существует «первичная», «несотворенная»
свобода, над которой Бог не властен,
которая «коренится в Ничто 
извечно». Эта же свобода, нарушая
«божественную иерархию бытия», порождает 
зло. Тема свободы, по Бердяеву, важнейшая 
в христианстве — «религии свободы».
Иррациональная, «темная» свобода 
преображается Божественной любовью,
жертвой Христа «изнутри», «без 
насилия над ней», «не отвергая
мира свободы». Богочеловеческие отношения 
неразрывно связаны с проблемой 
свободы: человеческая свобода имеет 
абсолютное значение, судьбы свободы 
в истории — это не только человеческая,
но и божественная трагедия.

В неспособности воспринять
глубочайший и универсальный 
трагизм христианства Бердяев был 
склонен усматривать коренной недостаток
традиционных теологических систем,
постоянно указывая на их чрезмерный
рационализм и оптимизм. Наиболее
близкими себе религиозными мыслителями 
прошлого он считал Экхарта, Баадера, позднего
Шеллинга и в особенности Беме. Основное
же направление европейской метафизики,
восходящей к Платону, находится, по Бердяеву,
в русле онтологического монизма, утверждает
фундаментальную первичность бытия (в
его различных формах) и уже потому враждебно
идее человеческой свободы и соответственно
персонализму. «Нужно выбирать между
двумя философиями — философией, признающей
примат бытия над свободой, и философией,
признающей примат свободы над бытием…
Персонализм должен признать примат свободы
над бытием. Философия примата бытия есть
философия безличности» (О рабстве и
свободе человека, 1939). С этой позицией
было связано критическое отношение Бердяева
к современному философскому «онтологизму»
и, в частности, к фундаментальной онтологии
М.Хайдеггера.

Русский религиозный философ (1874-1948, «Смысл творчества», «Философия свободного духа»), 7 (семь) букв

Примеры употребления слова бердяев в литературе.

Пытаясь добраться в Аркашон к Бердяеву и Фондаминскому, Федотов оказался на острове Олерон вместе с Вадимом Андреевым, сыном известного писателя.

Адамович Георгий — 190,191,194, 291,308 Андропов Юрий — 127,128 Анненский Иннокентий — 295, 314 Анреп Борис — 247 Ахматова Анна — 7,10,13,14,30, 36,43,45,47,50,56-59,93,100, 101,106,108,109,138,142-144, 157,161,181,190,192,204,206, 213-215,218,223-228,230-256, 261-278,289,295,310,312-314, 317 Багрицкий Эдуард — 308 Байрон Джордж — 5,51,96,138-140,149,152,233,272 Бакст Леон- 173 Баланчин Джордж- 189,190,193,196,197,291,292 Баратынский Евгений — 52,56,173,227-230 Барышников Михаил — 177,179-181,184,214,283,296,297,302-305,307 Батюшков Константин — 51 Бах Иоганн-Себастьян — 100, 204,213,240,241,263 Бахтин Михаил — 174,290 Беккет Сэмюэл — 14,135 Белый Андрей — 150,289 Бенкендорф Александр — 107 Бердяев Николай — 49,191 Берия Лаврентий — 55 Берковский Наум — 230 Берлин Исайя — 173,181,247,248,266,269 Бернс Роберт — 34 Берриман Джон — 145 Бетховен Людвиг ван — 44 Битов Андрей — 287 Блерио Луи — 246 Блок Александр — 22,50,155,227,228,233,240,251,274,275,277,288,295,301,314 Бобышев Дмитрий — 226,227,232 Бодлер Шарль-

Разных Розановых, Бердяевых, Соловьевых, Флоренских и прочих злобных антисоветчиков и мракобесов, строжайше запрещенных в Советском Союзе.

Если богоискатель Бердяев утверждал, что сатана и антихрист существуют — конечно, с точки зрения абстрактной философии, — то следователи 13-го отдела подходили к этому с точки зрения диалектического материализма и всерьез считали, что сатана и антихрист не только существуют, но даже и женятся.

Странно, подумал Борис, богоискатель Бердяев бредит по сатане и антихристе, и монахи тоже.

Источник: библиотека Максима Мошкова

Философия «свободного духа» Николая Бердяева в проблемном поле европейской культуры

Рассматривается концепция выдающегося русского философа ХХ века Н.А. Бердяева и ее влияние на развитие мировой философской мысли. В центре внимания мыслителя – свобода и творчество. Философская антропология Бердяева содержит осмысление фундаментальных проблем человеческого существования. Прослеживается связь учения русского мыслителя с развитием идей крупнейших философов Запада.

1. Бердяев Н.А. О назначении человека. М.: Республика, 1993.
2. Бердяев Н.А. Самопознание. Опыт философской автобиографии. М.: Книга, 1991.
3. Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М.: Республика, 1994.
4. Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда, 1989.
5. Бердяева Л.Ю. Профессия: жена философа. М.: Молодая гвардия, 2002.
6. Бубер М. Два образа веры. М.: Республика, 1995.
7. Визгин В.П. Философия Габриэля Марселя: темы и вариации. СПб.: Мiръ, 2008.
8. Вригт Г. фон. Три мыслителя. СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ», 2000.

Денн М. Темпоральность и эсхатология в России на примере Николая Бердяева // Русская философия за рубежом: история и современность / Под ред. проф. М.А. Маслина. М.: КНОРУС, 2017. С. 330–341.

Корнилов С.В. Персонализм Бердяева: развитие понятийного аппарата // Русский логос: горизонты осмысления. Материалы международной философской конференции: В 2 т. Т. 2. СПб.: Интерсоцис, РХГА, 2017. С. 59–63.

9. Маркадэ Ж.-К. Проникновение русской мысли во французскую среду. H.A. Бердяев и Л.И. Шестов // Русская религиозно-философская мысль XX века: Сб. статей / Под ред. Н.П. Полторацкого. Питтсбург, 1975. С. 150–163.
10. Маритен Ж. Знание и мудрость. М.: Научный мир, 1999.
11. Марсель Г. Умер Бердяев // Визгин В.П. Философия Габриэля Марселя: темы и вариации. СПб.: Мiръ, 2008. С. 696–697.
12. Нижников С.А. Экзистенция и философия // Социальные и гуманитарные науки на Дальнем Востоке. 2017. Т. XIV. Вып. 3. С. 8–13.
13. Allen E.L. Freedom in God. A Guide to the Thought of N. Berdiaev. New York, 1951.
14. Catalfamo G.B. Il metafisico della liberta. Messina, 1953.
15. Clarre O.F. Introduction to Berdiaev. London, 1950.
16. Clavet R. N. Berdiaeff, L’equilibre du divin et de l’humain. Montreal, 1990.
17. Clement O. Berdiaev. Paris, 1991.
18. Copleston F.C. Russian Religious Philosophy. Paris: Notre Dame. 1988.
19. Davy M.M. Nicolas Berdiaev on la revolution de l’Esprit. Paris: Albin Michel, 1999.
20. Dietrich W. «„Löscht den Geist nicht aus!“ Nikolai Berdjajews freie christliche Philosophie.» Theologische Zeitschrift 1 (1995): 65–86.
21. Dietrich W. Provokation der Person. Nikolai Berdjajew in den Impulsen seines Denkens. Bd. 1: Nikolai Berdjajew: Leben und Werk. Berlin, 1974.
22. Duval J.F. Flamboyante liberte. Vincent, 1992.
23. Gagnebin L. Nicolas Berdiaeff, ou, De la destination créatrice de l’homme: essai sur sa pensée. Paris: L’Age d’homme, 1994.
24. Hoffmann M. Nikolai Berdjajew. Berdjajews Philosophie über die Freiheit des Geistes unter Berücksichtigung der Bewusstseins-Aspekte. Karlsruhe: Helmesverlag, 2007.
25. Ignatow A. Solowjow und Berdjajew als Geschichtsphilosophen. Ideen und aktueller Einfluss. Köln: Institut für Ostwissenschaftliche und internationale Studien, 1997.
26. Julian-Cain L. Berdiaev en Russie. Paris, 1962.
27. Lowrie D.A. Rebellious Prophet. A Life of N. Berdiaev. New York, 1960.
28. Segundo J.L. Berdiaeff, une réflexion chrétienne sur la personne. Paris, 1963.
29. Schlötermann H. «Sklaverei und Freiheit. Zum Tode des russischen Religionsphilosophen Nikolai Berdjajew.» Zeitschrift für philosophische Forschung 1 (1950): 87–98.
30. Staatte H.A. Time, Existence and Destiny: N. Berdiaev`s Philosophy of Time. New York, 1988.
31. Tshingola J. Berdiaeff, philosophe: dignité humaine et fraternité transcendantale. Paris: L’Harmattan, 2014
32. Vallon M. A. Apostle of Freedom. Life and Teachings of N. Berdiaev. New York: Philosophical Library, 1960.
33. Walicki A. The Flow of Ideas. Russian Thought from the Enlightenment to the Religious-Philosophical Renaissance. Frankfurt am Main: Peter Lang GmbH, 2015.
34. Zwahlen R.M. Das revolutionäre Ebenbild Gottes: Anthropologien der Menschenwürde bei Nikolaj A. Berdjaev und Sergej N. Bulgakov. Wien – Berlin – Münster: Lit, 2010.

АНАЛИЗ ОСНОВНОЙ ИДЕИ ФИЛОСОФИИ СВОБОДНОГО ДУХА БЕРДЯЕВА

УДК 343.337

Жидков Алексей Андреевич¹, Гордеев Кирилл Сергеевич¹, Илюшина Елена Сергеевна¹, Ермолаева Екатерина Львовна¹, Федосеева Любовь Алексеевна^1
1Нижегородский государственный педагогический университет имени Козьмы Минина, студент 2 курса очной формы обучения группы ППД-16-1

Аннотация
Николай Александрович Бердяев один из выдающихся русских философов серебряного века, представитель христианского экзистенциализма. Является автором одной из наиболее интересной концепции философии свободы. У Бердяева ключевая роль принадлежала свободе и творчеству («Философия свободы» и «Смысл творчества»): единственный источник творчества — свобода. Но в любом случае внутренней основой бердяевской философии являются свобода и творчество. Свобода определяет царство духа. Дуализм в его метафизике — это Бог и свобода. Свобода угодна Богу, но в то же время она — не от Бога. Существует «первичная», «несотворённая» свобода, над которой Бог не властен. Эта же свобода, нарушая «Божественную иерархию бытия», порождает зло. Тема свободы, по Бердяеву, важнейшая в христианстве — «религии свободы».

Ключевые слова: Бердяев, религия, свобода, творчество, философия свободы, человек

Рубрика: 09.00.00 ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ

Библиографическая ссылка на статью:
Жидков А.А., Гордеев К.С., Илюшина Е.С., Ермолаева Е.Л., Федосеева Л.А. Анализ основной идеи философии свободного духа Бердяева // Современные научные исследования и инновации. 2018. № 7 [Электронный ресурс]. URL: https://web.snauka.ru/issues/2018/07/87341 (дата обращения: 14.09.2021).

Бердяев Николай Александрович, родившийся 18 марта 1874 года в Киевской губернии Российской Империи, позже проживавший в четвертой французской республике, под Парижем  в городе Кламар – один из наиболее известных и интересных русских религиозных и политических философов представителей христианского экзистенциализма. Первоосновой мира он считает не бытие как многие другие философы, а свободу. Бог из настоящей свободы и создает человека – абсолютно свободное во всех ее проявлениях существо. Свобода, так как она иррациональна по своей природе, может впоследствии вести как к злу, так и к добру. Согласно Бердяеву, зло – это есть свобода, обернувшаяся против самой себя, это некое порабощение человека идолами религии, искусства и науки. Они порождают отношения подчинения и рабства, из которых возникла человеческая история.

Так же он считал, что человек определяется, прежде всего своей личностью, категорией этической и духовной, личности Бердяев противопоставляет индивидуум, категорию природную и социологическую. Тем самым личность относится к миру свободы, а не к природе, и в отличие от индивидуума не принадлежит ни к какой целостности, а выступает против этих целостностей: общества, государства, природного мира, церкви, нации и т. д. Эти ложные целостности отчуждают свободу человека и все кончается тем, что он их боготворит и подчиняется им. Средством некого освобождения от этого Бердяев считает творческий акт. Сам Бог открыт миру через истинное и свободное творчество человека. Творчество соединяет человека с Богом, становится неким мостом между ними. В самом сотворении мира присутствует свобода, так как Бог сотворил мир из ничего то есть свободно из свободы. Несмотря на то, что творчество исходит из личности, оно направлено не непосредственно на личность, а на мир.

Творчество пересиливает отрицательную устремленность духа не из-за страха гибели, а именно посредством свободы. В данной концепции следует упомянуть и мораль, так как она выступает не против творчества. Так как в самом акте творчества уже заложена мораль. Помимо всего прочего и эсхатологизм Бердяева предполагает рассмотрение конца света не как факт его гибели, а как некий акт перерождения, рождения чего-то нового. А зхаключается смысл любого творческого акта в приближении момента изменения, преображения мира. «Творческий акт в свой первоначальной чистоте направлен на новую жизнь, новое бытие, новое небо и новую жизнь» [3].

Николаем Александровичем Бердяевым в своей философии свободы рассмотрено два вероятных стези, по которым проходит человеческая личность: послушание, то есть некое устроение в «мире» и приспособление к нему, но в то же время и отречение от себя, своеобразный путь аскетизма. И антагонистический путь – путь творчества. Преодоление этого несовершенного и даже в какой-то степени греховного «мира», его превозмогание. И на этом пути творец должен как-бы выйти из «мира», из этой навязанности, из гнета, из ложной морали, рождающей эту мерность и ограниченность нашего мира. Поскольку настоящее творчество безгранично в его желаниях и идеях. Но стоит понимать, что это не беспредельность хаоса, это уже подлинное торжество свободы творческого духа.

Сознание и прежде всего положительное по Николаю Александровичу Бердяеву достигается через творческую религиозную эпоху, и вот такие слова приводит сам философ: «в этике творчества будет вдохновение новой, не бывшей еще жизни. Это жизнь в духе, а не в мире, жизнь, духовно свободная от реакции на мир и мирское» [1]. Сам путь новой жизни не предполагает собой движение будто влево и вправо по мысленной линии нашего «мира», а лишь вглубь и ввысь по линии Духа. А моральный закон, его суть не только в том, чтобы выявить и как-то обличить грех в человеке, но так же и раскрыть его творческую природу и раскрыть при этом положительно. Весь этот союз творчества и морали это есть подлинный путь к новой религиозной эпохе, в конце концов, к третьему, или если угодно высшему, доселе неизвестному и недостижимому откровению человека. Откровению свободного Творца духа.

Библиографический список

1. Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Эксмо, 2003. 624 с.
2. Бердяев Н. А. Смысл творчества. М.: АСТ, 2002. 678 с.
3. Бердяев Н. А. Опыт парадоксальной этики. М.: АСТ, 2003. 701 с.
4. Колюжный В. Н. Личность: между мифом и философией // Н. А. Бердяев. Опыт парадоксальной этики. М.: АСТ, 2003.
5. Рерих Н. К. Листы сада Мори. Шамбала. Харьков: Фолио, 2004. 365 с.

Количество просмотров публикации: Please wait

Все статьи автора «Гордеев Кирилл Сергеевич»

§6.Бердяев Н.А. «Философия свободного духа» (Конфликт философии с теологией и наукой)

vk.com/club152685050

43

Николай Александрович Бердяев (1874-1948) – русский религиозный философ, представитель персонализма и экзистенциализма.

Бердяев в данном фрагменте обсуждает положение социальной незащищенности философа и вопрос общественного престижа философии.

Мыслитель рассматривает взаимосвязь философии с теологией (учение служителей церкви) и наукой в западноевропейской истории. Бердяев оценивает философское познание в качестве целостного духовного акта личности,

захватывающего все способности человека: мыслительную способность в единстве с волевой и эмоциональной. Определение философии, подчеркивает мыслитель, не должно подводиться под науку, поскольку философия есть творческое осознание духом смысла человеческого существования и творчество личности. Задача философии состоит в освобождении духа из плена вещей и создание мира, в

котором будет править любовь и свобода.

Поистине трагично положение философа. Его почти никто не любит. На протяжении всей истории культуры обнаруживается вражда к философии, и притом с самых разнообразных сторон. Философия есть самая незащищенная сторона культуры.

Постоянно подвергается сомнению самая возможность философии, и каждый философ принужден начинать свое дело с защиты философии и оправдания ее возможности и плодотворности. Философия подвергается нападению сверху и снизу, ей враждебна религия, и ей враждебна наук. Она совсем не пользуется тем, что называется общественным престижем. Философ совсем не производит впечатления человека,

исполняющего «социальный заказ». В трех стадиях Огюста Конта философии отведено среднее, переходное место от религии к науке. Правда, Огюст Конт сам был философ и проповедовал позитивную, т.е. «научную», философию. Но эта научная философия обозначает выход из философской стадии в умственном развитии человечества и переход к стадии научной. Сиантизм (сциентизм) отвергает первородность и самостоятельность философского познания, он окончательно ее подчиняет науке. …Именно столкновение философии и религии создает трагедию философа.

Столкновение философии и науки менее трагично. Острота столкновения философии и религии определяется тем, что религия имеет свое познавательное выражение в

vk.com/club152685050

44

теологии, свою познавательную зону. Философия всегда ставила и решала те же вопросы, которые ставила и решала теология. Поэтому теологи всегда утесняли философов, нередко преследовали их и даже сжигали. Так было не только в христианском мире. Известна борьба арабских магометанских теологов против философии. Отравленный Сократ, сожженный Дж. Бруно, принужденный уехать в Голландию Декарт, отлученный от синагоги Спиноза, свидетельствуют о преследованиях и мучениях, которые философии пришлось испытать от представителей религии. Философам приходилось защищаться тем, что они практиковали учение о двойной истине. Источник мучений и преследований лежит не в самой природе религии,

а в ее социальной объективации. Основа религии есть откровение. Откровение само по себе не сталкивается с познанием. Откровение есть то, что открывается мне, познание есть то, что открываю я. …Теология не есть откровение, она есть вполне человеческое, а

не божественное. И теология не есть индивидуальная, а социально-организованная,

коллективная познавательная реакция на откровение. Из этой организованной коллективности вытекает пафос ортодоксии. Тут и происходит столкновение между философией и теологией, между мыслью индивидуальной и мыслью коллективной.

Познание не есть откровение. Но откровение может иметь огромное значение для познания. Откровение для философского познания есть опыт и факт. Трансцендентность откровения есть имманентная данность для философии. Философское познание – духовно-опытное. Интуиция философа есть опыт. Теология всегда заключает в себе какую-то философию, она есть философия, легализованная религиозным коллективом, и

это особенно нужно сказать про теологию христианскую. Вся теология учителей церкви заключала в себе огромную дозу философии. Восточная патристика была проникнута платонизмом и без категорий греческой философии не в силах была выработать христианской догматики. Западная схоластика была проникнута аристотелизмом и без категорий аристотелевской философии не в силах была бы выработать даже католического учения об евхаристии. … Настоящий призванный философ хочет не только познания мира, но и изменения, улучшения, перерождения мира. Иначе и быть не может, если философия есть прежде всего учение о смысле человеческого существования, о человеческой судьбе. Философия всегда претендовала быть не только любовью к мудрости, но и мудростью. И отказ от мудрости есть отказ от философии,

замена ее наукой. Философ есть прежде всего познающий, но познание его целостно,

оно охватывает все стороны человеческого существа и человеческого существования,

vk.com/club152685050

45

оно неизбежно учит о путях осуществления смысла. Философы иногда опускались до грубого эмпиризма и материализма, но настоящему философу свойственен вкус к потустороннему, к трансцендированию за пределы мира, он не довольствуется посюсторонним. Философия всегда была порывом из бессмысленного, эмпирического,

принуждающего и насилующего нас со всех сторон мира к миру смысла, к миру потустороннему. Я даже думаю, что нелюбовь, брезгливость к окружающей эмпирической жизни порождает вкус к метафизике. Бытие философа, погруженность его в существование предшествует его познанию, и познание его совершается в бытии.

Есть совершающийся в его существовании акт, философия не может начать с пустоты, с

выключения философа из бытия, с лишения его всякого качества существования.

Философу не удается выведение бытия из познания. И трагедия философа разыгрывается внутри самого существования. Изначальная сопричастность философа к тайне бытия только и делает возможным познание бытия.

<…> Ошибочно думать, что эмоция субъективна, а мышление объективно.

Ошибочно думать, что познающий лишь через интеллект соприкасается с бытием, через эмоцию же остается в своем субъективном мире. … Человеческие эмоции в значительной степени социально-объективированы, совсем не субъективны. Лишь часть эмоциональной жизни субъективна и индивидуальна. Человеческое мышление бывает более индивидуально, чем эмоции, менее зависящим от социальной объективации, от социальных группировок, хотя тоже лишь частично. Да и смысл слов «субъективно» и «объективно» требует радикального пересмотра. Большой вопрос, субъективно ли или объективно познание истины? Во всяком случае, одно несомненно: философское познание есть духовный акт, в котором действует не только интеллект, но и совокупность духовных сил человека, его эмоциональное и волящее существо. Сейчас все более признают, что существует эмоциональное познание. …Философия не есть наука, не есть даже наука о сущностях, а есть творческое осознание духом смысла человеческого существования. Но это предполагает, что сам познающий философ несет в себе опыт о противоречиях человеческого существования и что самая трагедия философа есть путь познания. Философ, который не знает этой трагедии, обеднен и ущерблен в своем познании.

Философия может существовать лишь в том случае, если признается философская интуиция. И всякий значительный и подлинный философ имеет свою первородную

vk.com/club152685050

46

интуицию. Но философская интуиция не из чего не выводима, она первична, в ней блеснул свет, освещающий весь процесс познания.

Бердяев Н.А. «Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения»

//Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М., 1994. С.230-240.

§7.Ясперс К. «Философия в будущем» (Пробуждение духа)

Карл Ясперс (1883-1969) – немецкий философ и психиатр, один из создателей экзистенциализма, автор понятий «осевого времени (8-2 вв. до н.э.)» и «философской веры». Сущность философствования заключается в становлении человеком самим собою (обретение своей подлинности-экзистенции). Книга

«Философская вера» впервые опубликована в 1948г., она содержит размышления Ясперса о роли философии в послевоенное время, которое характеризуется распадом отношений между людьми и нигилизмом, отрицающим веру в разум и мировую гармонию. Задача философии в ХХв. заключается в пробуждении духа человека и его тревоги за будущее человечества.

Мы осмеливаемся утверждать: философии не может не быть, пока живут люди.

Философия содержит притязание: обрести смысл жизни поверх всех целей в мире — явить смысл, охватывающий эти цели,— осуществить, как бы пересекая жизнь, этот смысл в настоящем — служить посредством настоящего одновременно и будущему — никогда не низводить какого-либо человека или человека вообще до средства.

Постоянная задача философствования такова: стать подлинным человеком посредством понимания бытия; или, что то же самое, стать самим собой, благодаря тому, что мы достигаем уверенности в Боге. Выполнение этой задачи определяется неизменными чертами:

Всегда и сегодня необходимо совершать работу философского ремесла:

развертывать категории и методы, структурировать наше основное знание — ориентироваться в космосе наук — усваивать философию истории — упражняться в спекулятивном мышлении метафизики, в просветляющем мышлении экзистенциальной философии.

Целью всегда остается обрести независимость единичного человека. Он обретает ее посредством отношения к подлинному бытию. Он обретает независимость от всего происходящего в мире посредством глубины его связи с трансценденцией. Что Лао-цзы постигал в дао, Сократ в божественном велении и знании, Иеремия в Яхве, который

vk.com/club152685050

47

изъявлял ему свою волю, что ведали Боэций, Бруно, Спиноза, и было тем, что делало их независимыми. Эту философскую независимость не следует смешивать ни с либертинизмом суверенного произвола, ни с жизненной силой, упорствующей перед лицом смерти. <…>

Философия обращается к отдельному человеку. В каждом мире, в каждом положении в философствовании происходит отбрасывание человека к самому себе. Ибо только тот, кто есть он сам, и способен подтвердить это в одиночестве — может истинно вступить в коммуникацию.

Можно ли, формулируя таким образом неизменные задачи философии, сказать что-

либо об ее современной задаче?

Мы слышали, что вере в разум пришел конец. Важным шагом XX в. было отпадение от Логоса, от идеи мирового порядка. Одни ликуют в сознании освобожденной жизни,

другие обвиняют дух в этой величайшей измене, в этом несчастье, которое неизбежно приведет к гибели человечества.

По этому поводу следует сказать: Этот шаг имеет свое оправдание в том, что он разрушил самоуверенность рассудка, оставленного разумом, показал иллюзорность мировой гармонии, уничтожил доверие к правовому состоянию и законам самим по себе. Это была позиция, которая казалась великолепной на словах, но за которой скрывалась низость жизни, разоблаченная психоанализом, этим психотерапевтическим движением, расширившимся до путаного мировоззрения и обладавшим своей частичной истиной в противостоянии изолгавшейся эпохе и в зависимости от нее.

Когда все дерево срублено, обнажаются корни. Корни — это истоки, из которых мы вышли и которые мы забыли в переплетении мнений, привычек, схем постижения.

Сегодня перед нами стоит задача вновь обосновать подлинный разум в самой экзистенции. Это — самое непреложное требование в определенной Кьеркегором и Ницше, Паскалем и Достоевским духовной ситуации.

Выполнение этой задачи не может быть восстановлением прошлого. Сегодня в ней должны содержаться следующие моменты:

1)Мы ищем покоя посредством постоянного пробуждения нашего беспокойства.

2)Проходя через нигилизм, мы усваиваем наше предание.

3)Мы ищем чистоту науки в качестве предпосылки истины нашего философствования.

vk.com/club152685050

беспокойства.

Покой — цель философствования.

В невероятнейшем разрушении мы хотим быть уверены в том, что остается,

поскольку оно всегда есть. В беде мы вспоминаем о наших истоках. При угрозе смерти мы хотим мыслить то, что делает нас стойкими.

Философия может и сегодня дать нам то, что было известно уже Пармениду, когда он построил Богу храм в благодарность за дарованный ему философией покой. Но сегодня много фальшивого покоя.

Это тревожно. Невзирая на все потрясения и разрушения, мы сегодня все время находимся под угрозой жить и мыслить так, будто, собственно, ничего существенного не произошло. Как будто лишь большое несчастье, подобно пожару, нарушило нашу прекрасную жизнь, но теперь, претерпев это, можно жить по-прежнему. Как будто ничего не было. Испытав на мгновение страх, беспомощность или бешенство, обвиняют других. Тот, кто чувствует так, еще не освободился от пут, допускающих лишь види-

мость покоя. Этот покой надлежит превратить в беспокойство. Ибо в нем большая опасность. То, что произошло, может пройти как огромное в своей безмерности несчастье без того, чтобы с нами, с людьми, произошло что-либо как с людьми, без того,

чтобы мы услышали трансценденцию, стали бы ясновидящими и перешли бы к действиям. Громадная утрата сознания привела бы нас к крушению в узости.

<…>.

В последнем столетии обнаруживается аналогия с пророками. Кьеркегор и Ницше,

которые однажды в своем ясновидении и ужасе перед судьбой человечества напрасно стремились пробудить спящий мир, и сегодня еще необходимо формируют наш основной опыт. Еще сегодня они не достигли своей цели — действительно пробудить людей.

Но сами они были исключениями, а не образцами, попытка следовать им противоречит их собственной воле и невозможна для каждого, кто их понимает. Они были одновременно жертвами и пророками эпохи. Оба они несли глубочайшую истину в соединении со странными и остающимися чуждыми нам позитивностями. Кьеркегор дал толкование христианства как веры абсурда, негативного решения, вследствие чего не следует избирать профессию, вступать в брак; подлинное христианство есть лишь му-

vk.com/club152685050

49

ченичество; это толкование там, где оно принимается, означает конец христианства.

Мысли Ницше о воле к власти, о сверхчеловеке и вечном возвращении, которые многим вскружили голову, столь же неприемлемы, как извращенное христианство Кьеркегора.

Но противны смыслу как бы предлагающие продолжать дрему и большинство опровержений Кьеркегора и Ницше. Эти опровержения предлагают тривиальные истины, но таким образом, чтобы удалить острие, внесенное в нашу совесть Кьеркегором и Ницше. Однако не может быть истинного развития философии в буду-

щем, если она не постигнет мысли этих двух великих философов, уходящих в истоки.

Ибо в распаде собственного творчества и жертвовании собственной жизнью они открыли нам то, что не может быть ничем заменено. Они остаются необходимыми создателями беспокойства до тех пор, пока мы пребываем в ложной успокоенности.

2) Проходя через нигилизм, мы усваиваем наше предание.

Беспокойство означает, что мы ощущаем наличие нигилизма как познанную нами возможность. Нам известен распад значимых норм, известна бездна, разверзающаяся перед нами, если больше ни вера, ни общее самосознание не связывают народа. Не-

многие обладают таким опытом уже со времени Ницше, некоторые с 1933 г., другие обрели его позже, и сегодня вряд ли есть какой-либо мыслящий человек, который бы им не обладал. Быть может, мы приходим сегодня туда, где говорит то, что говорило всегда в критические мгновения истории и что оттуда сообщают нам люди. Нигилизм как движение мысли и как исторический опыт становится переходом к более глубокому усвоению исторической традиции. Ибо нигилизм был испокон веку не только путем к истокам — нигилизм столь же древен, как философия,— но и водоразделом, в котором должно было оправдать себя золото истины.

В философии самого начала есть нечто такое, что превзойдено быть не может. Во всем преобразовании состояний человека и задач существования, во всем прогрессе наук, во всем развитии категорий и методов мышления речь идет о том, чтобы в новых условиях, новыми средствами, быть может, с большими возможностями и с большей ясностью открыть вечную истину.

Сегодня при доведенном до крайности нигилизме наша задача — вновь увериться в этой вечной истине. Это предполагает усвоение предания, не внешним образом, не просто изучая ее, а внутренне приобщаясь к ней, как к собственному делу.

Для этого необходимо отказаться от идеи прогресса, уместной в науках, и от орудий философского ремесла и обратиться к подлинной философии. Неправильным было

vk.com/club152685050

50

представление, что последующее лучше предшествующего и уничтожает его значение и что оно в качестве ступени дальнейшего прогресса сохраняет лишь исторический интерес. Новое, как таковое, неправильно считается тогда истинным. В открытии этого нового чувствуют себя в апогее истории. Такая позиция была часто свойственна философам последних веков. Они каждый раз считали, что новым преодолели все существовавшее в прошлом и только теперь начинают развивать истинную философию. <…>Идея прогресса была формой, в которой опыт изначального неправильно понимался как исторически новое вследствие того, что философия смешивалась с современной наукой. К этому присовокупилось, что философствованием овладела воля к господству, власти и значимости. Между тем философия — нечто совсем иное, чем представляется в этом отклонении от нее: с тех пор как человек осознал себя философски, в нем присутствует нечто вечное. Отрыв от исторической основы в пользу нового, использование истории как каменоломни, из которой можно брать материал для построения произвольных интерпретаций,— путь к бездне нигилизма. Не следует ни подчиняться абсолютизированным явлениям прошлого, ни неоправданно дистанцироваться от него, наслаждаясь его рассмотрением, и прежде всего не следует отрываться от исторической основы. Если же мы это совершим, то нигилизм приведет нас с помощью болезненной операции к подлинной истине.

Вновь возникшая из нигилизма основная позиция учит нас по-иному смотреть на историю философии. Три тысячелетия истории философии превращаются как бы в единое настоящее. Многообразные формы философских мыслей таят в себе единую истину. Гегель был первым, кто пытался постигнуть единство этого мышления, но делал он это еще таким образом, будто все предшествующее становилось ступенью и частичной истиной по отношению к его собственной философии. Между тем каждое завершение философии надлежит усваивать таким образом, чтобы в постоянно возобновляемой коммуникации мы рассматривали великие явления прошлого не как превзойденные, а как современные нам.

Если вся философия современна, то ей ведомо ее бытие в настоящем как явление истоков, ведома непреложность универсальной традиции, то воспоминание, без которого мы погрузились бы в ничтожность мгновения без прошлого и будущего.

3) Мы ищем чистоту науки в качестве предпосылки истины нашего философствования.

Наука идет методически впереди, она общезначима и, поскольку она такова,

vk.com/club152685050

51

обретает действительно общее признание; она критически осознает свои действия,

систематически удостоверяется в полученных ею в целом результатах, никогда не бывает законченной, но живет в продвижении, которое ведет в непредвиденность. Все,

что появляется в мире, она превращает в свой предмет. Она открывает то, что до того никто даже не предвидел. Она обостряет и уясняет наше сознание сущего и создает подступы к практическим действиям и созиданиям в мире, исходя из целей, которые она не сама ставит, но которые сразу же превращаются в предмет своего исследования.

Наука — обязательное условие философствования. Но созданная наукой духовная ситуация поставила сегодня перед философией требования, которые в такой ясности и сложности не были известны в прежние времена.

1.Науку следует принимать в ее полной чистоте. Ибо в фактическом применении и среднем мышлении она пронизана ненаучными утверждениями и позициями. Чистая и строгая наука по отношению к области всего сущего в мире столь же величественно достигнута в лице отдельных исследователей, сколь далека еще от нашего духовного существования в целом.

2.Научное суеверие следует просветить и преодолеть. В нашу эпоху безудержного

неверия к науке обратились как к предполагаемой твердой опоре, поверили в так называемые научные результаты, слепо подчинились мнимо сведущим людям, уверо-

вали в то, что посредством науки и планирования можно внести порядок в мир в целом,

стали ждать от науки целей жизни, которые наука никогда дать не может, ждать познания бытия в целом, что для науки недостижимо.

3.В саму философию необходимо ввести новое методическое пояснение.

Философия есть наука в древнем и неизменном смысле методического мышления, а не наука в чисто современном смысле как исследование вещей, которое ведет к совершенно общезначимому, идентичному убедительному познанию.

Неверное отождествление Декартом философии и современной науки, его соответствующее, очевидно, духу того времени заблуждение привело к науке как мнимому тотальному знанию и испортило философию.

Сегодня вместе с чистотой науки необходимо обрести чистоту философии. Обе они неотделимы друг от друга, но они не одно и то же, философия — не специальная наука наряду с другими, не венчающая наука в качестве результата всех остальных и не основополагающая наука, вносящая уверенность в остальные науки.

Философия связывается с наукой и мыслит в атмосфере всех наук. Без чистоты

vk.com/club152685050

52

научной истины истина ей вообще недоступна.

Каждая наука находится в космосе наук под началом идей, которые в качестве философии уже возникают во всех науках, хотя сами и не могут быть научно обоснованы.

Новое явление сознания истины стало возможным лишь на основе наук последнего века, но оно еще не достигнуто. Работа по его осуществлению относится к самым необходимым задачам исторического момента. Против распада науки на не связанные друг с другом специальности, против научного суеверия масс, против несерьезности в философии, которое вызывается смешением науки и философии, должны выступить,

объединившись в союз, исследование и философия и вывести нас на путь, который ведет к действительной истине.

4. Разум становится безграничной волей к коммуникации.

Благодаря уверенности в значимости общности, которая проникала в обыденность,

между людьми еще незадолго до нашего времени существовала тесная связь, которая редко превращала коммуникацию в особую проблему. Людей удовлетворяли слова: мы можем вместе молиться, но не говорить друг с другом. Сегодня, когда мы не можем даже молиться вместе, полностью осознается, что человеческое бытие безоговорочно связано с коммуникацией.

Бытие в явлении расщеплено из-за множественности людей, множественности истоков веры и исторической формы сообществ с их особыми основами. Идентично общи лишь наука и техника во всеобъемлющем сознании вообще. Но они связывают лишь абстрактное, общее сознание и служат отдельному человеку в такой же степени средством борьбы, как сферой коммуникации.

Все истинное в человеке исторично. Однако историчность означает вместе с тем и многообразную историчность. При этом требование коммуникации таково:

1)принимать исторически другое, сохраняя верность собственной историчности;

2)подвергать сомнению объективность того, что становится общезначимым, не ослабляя притязания правильного на значимость;

3)отказаться от притязания на исключительность веры из-за того, что это ведет к разрыву коммуникации, не теряя при этом безусловности собственной основы;

4)вступать в неизбежную борьбу с исторически другим, но все время превращать борьбу в борьбу-любовь, в союз на основе истины, которая возникает в общности, не в изоляции, не в исключении себя из общности, не в обособленности;

vk.com/club152685050

53

5) находить направление в глубину, которая открывается только в

расщеплении на многообразие историчности, одной из которых принадлежу и я,

которые все меня касаются и сообща ведут в эту глубину.

Философская вера нерасторжимо связана с полной готовностью к коммуникации. <…>Безграничная готовность к коммуникации — не следствие знания, а решение

вступить на путь человеческого бытия. Идея коммуникации — не утопия, а вера. Для каждого возникает вопрос, стремится ли он к этому и верит ли он в это, верит не как в нечто потустороннее, а как полностью присутствующее: в возможность для нас,

людей, действительно жить друг с другом, говорить друг с другом, найти благодаря этой совместимости истину и только на этом пути действительно стать самими собой?

Сегодня в нашей беде мы воспринимаем коммуникацию как главное предъявляемое нам требование. Высветляющая коммуникация в многообразных истоках различных уровней объемлющего становится главной темой философствования. Приблизить коммуникацию во всех возможностях ее осуществления есть повседневная задача философской жизни.

Примечание:

Трансценденция: особый вид реальности (абсолют, бог), знание о котором может выступать только в форме осознанного незнания. Существование такой высшей реальности не может быть доказано с помощью аргументов разума, а является результатом философской веры. Открытие человечеством трансцендентной реальности происходило в осевую эпоху.

Осевая эпоха (8 в. до н.э.–2 в. н.э.): постулат веры и допущения разума. В этот промежуток времени возникли в Китае конфуцианство и даосизм, учителями были Конфуций и Лао-цзы, в Индии возникли Упанишады и жил Будда, в Иране выступал Заратустра, в Палестине существовали пророки Илия, Исайя, Иеремия, в Греции – это время Гомера и философии. Ясперс рассматривает этот период и возникшие учения в качестве единого истока всеобщей истории человечества и основой коммуникации в современном мире.

Ясперс К. Философия в будущем // Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994.

С.495-508

Философия свободного духа Ницше — 9781783482184

Rowman & Littlefield Publishers / Rowman & Littlefield International

Страниц: 288
•
Отделка: 6 x 9

978-1-78348-217-7 • Твердый переплет • Сентябрь 2015 г. • 151,00 $ • (117,00 £)

978-1-78348-218-4 • Мягкая обложка • Сентябрь 2015 г. • 50,00 долларов США • (38,00 фунтов стерлингов)

978-1-78348-219-1 • Электронная книга • Сентябрь 2015 г. • 47 долларов США.50 • (37 фунтов стерлингов)

Ребекка Бэмфорд — доцент философии в Университете Куиннипиак. Ранее она была помощником редактора Журнала исследований Ницше. Ее монография «Метод Ницше: экспериментализм в науке и разуме» готовится к выходу вместе с Де Грюйтер. В настоящее время она работает секретарем Общества Фридриха Ницше. Авторы:
Рут Эбби, доцент политологии, Университет Нотр-Дам, США; Криста Дэвис Акампора, профессор философии Хантер-колледжа CUNY, США; Пол Бишоп, заведующий кафедрой современных языков Уильяма Джека, Университет Глазго, Великобритания; Маркус Борн, исследователь современной немецкой литературы, Гейдельбергский университет, Германия; Дэниел Конвей, профессор философии Техасского университета A&M, США; Кристин Дейгл, профессор философии, Университет Брока, Канада; Катя Хэй, доктор философских наук, Лиссабонский университет, Португалия; Дункан Лардж, профессор языков, перевода и коммуникации, Университет Суонси, Великобритания; Катрина Митчесон, старший преподаватель философии, Университет Западной Англии, Великобритания; Мартина Прейндж, доцент философии Лейденского университета; Нидерланды; Герман Сименс, доцент философии, Лейденский университет, Нидерланды; Андреас Урс Зоммер, профессор философии, Фрайбургский университет, Германия

Заметки о сокращениях / Благодарности / Введение, Ребекка Бэмфорд / Часть I: Истоки / 1.Опытный стрелок и строгий самоанализ: Ницше о Ла-Рошфуко, Рут Эбби / 2. Этический идеал свободного духа в человеческом, слишком человечном, Кристин Дейгл / 3. За пределами эгоизма: эпикурейская этика в Ницше и Гийо, Кейт Ансел- Пирсон / 4. Свободный дух и эстетическое самовоспитание, Дункан Лардж / 5. Здоровье и самосовершенствование на рассвете, Ребекка Бэмфорд / 6. Райдендо Дисере Северум: о честности, смехе и самокритике в образе Ницше. Free Spirit, Герман Сименс и Катя Хэй / Часть II: Разработки, приложения и расширения / 7.Эксперимент включения безграничной истины, Катрина Митчесон / 8. Перспективы философии будущего в романе Ницше «По ту сторону добра и зла», Маркус Андреас Борн / 9. «Свободный дух» Ницше, Рихард Шахт / 10. Отсутствие привязанности: свобода и свобода Ницше Духи, Криста Дэвис Акампора / 11. Освободите дух!: Кантианские, юнгианские и неоплатонические резонансы у Ницше, Пол Бишоп / 12. Разрешено почти все: не-свободные духи Ницше, Дэниел Конвей / 13. Есть ли свободный Дух в поздних произведениях Ницше ?, Андреас Урс Зоммер / Заметки об авторах / Указатель

В этом впечатляющем томе собраны работы многих известных ученых Ницше над образным понятием, которое не получило постоянного внимания в литературе.Сложный характер свободного духа должным образом сформулирован в многослойной и всеобъемлющей манере с уделением внимания как хронологическим, так и существенным вопросам в текстах Ницше. Настоятельно рекомендуется.
— Лоуренс Дж. Хатаб, Университет Олд Доминион

Фигура «свободного духа» играет центральную роль в текстах Ницше «среднего периода», но его значение и связь с развивающейся дугой его философии в значительной степени были пренебрегали. Эта коллекция представляет собой важное исследование происхождения, построения и значения фигуры «свободного духа» в мысли Ницше и тем самым проливает новый свет на характер и развитие его философского проекта.
— Дэвид Оуэн, профессор социальной и политической философии, Саутгемптонский университет, Великобритания

Свободный дух Ницше

Журнал истории философии 38,3 (2000) 383-405
На задней обложке оригинального издания «Веселой науки» 1882 года Ницше сообщает нам, что эта книга представляет собой «завершение серии произведений Фридриха Ницше, общей целью которых является создание нового образа и идеала свободного духа». Кроме того, он сообщает нам, что к этой серии принадлежат: Человек, слишком человечный (1878), Странник и его тень (1880), Рассвет (1881) и Веселая наука (1882, книги 1-4).Интерес Ницше к темам судьбы и свободы восходит к некоторым из его самых ранних произведений, написанных весной 1862 года и недавно переведенных Джорджем Стэком как «Судьба и история» и «Свобода воли и судьбы». Более того, сочинения Ницше после 1882 года до последнего посвящены важности этого нового идеала свободного духа. Так, например, вторая часть книги «За гранью добра и зла» (1886 г.) называется «Свободный дух», а осенью 1888 г. в планах его никогда не написанной «Переоценки всех ценностей» книга 2 должна была называться «Свободный дух». Дух.Критика философии как нигилистического движения ».
Тем не менее, мало внимания уделялось интерпретации корпуса Ницше, особенно работ его среднего периода, как охарактеризованных общей целью, которая заключается в создании нового образа и идеала свободного духа. Более того, слишком часто делается мало различий между тем, чем Ницше восхищался в прошлом, благородством или господином, чем он восхищался в настоящем, свободным духом и тем, что он надеется произойти в будущем, философами будущего и Übermensch.Философы будущего будут очень свободными духами, но они не будут просто свободными духами. Ницше говорит нам, что он и его единомышленники — свободные духи — всего лишь «вестники и предшественники» философов будущего. Это говорит о том, что мы не можем просто приравнивать, как это делает Александр Нехамас, свободный дух и «философ будущего», и мы не должны взаимозаменяемо говорить о мастерах или дворянах, свободных духах, философах будущего и Übermenschen.
В связи с этим заблуждением считается, что свободные духи обладают всеми качествами, которые восхваляет Ницше.Рут Эбби, например, характеризует ценности, составляющие свободную духовность, как «автономию мысли и действий, интеллектуальную силу и смелость, желание и способность добиваться истины, способность к жестокости и навыки диалога». Хотя Ницше действительно предполагает, что диалог — это идеальный разговор, он нигде не связывает навыки диалога со свободным духом. Напротив, свободный дух прочно ассоциируется с изоляцией, которая препятствует разговору, умелому или нет.Нам необходимо дать отчет о свободном духе, который отличает его от других идеалов Ницше, а также связать новый идеал свободного духа с другими аспектами мысли Ницше, в частности с его осуждением универсалистской морали и его объяснением возможности контролировать свои интерпретации мира, чтобы проводить эксперименты со знанием. Только после того, как нам станет ясно, что такое свободный дух, мы сможем оценить претензию Ницше о построении нового идеала и начать рассматривать, имеет ли этот идеал какую-либо привлекательность для нас сегодня и почему.Чтобы понять, что такое свободный дух, а что нет, нам нужно (1) провести различие между так называемыми свободными духами и новым идеалом свободного духа Ницше и (2) оценить радикальное различие между свободой духа и свободой. воли. Тогда мы будем в положении (3), чтобы увидеть, что свободный дух не только не противоречит необходимости, но и является ее продуктом. Затем нам потребуется (4) рассмотреть детали изложения Ницше о свободном духе. Есть ли у свободных духов общие характерные черты? Поскольку все свободные духи начинаются как скованные духи, нам нужно будет посмотреть, по какой траектории Ницше видит свободный дух, переходящий от оков к свободе.Здесь важно признать, что Ницше говорит о нескольких стадиях свободного духа. Как только мы осознаем, что …

Ницше на пути становления и что значит быть свободным духом — Brain Pickings

«Никто не может построить вам мост, по которому вы и только вы должны перейти реку жизни», — писал Фридрих Ницше (15 октября 1844 г. — 25 августа 1900 г.) в своей великолепной медитации о том, как найти себя. Но для того, чтобы построить этот мост, требуется особая готовность, особая способность к самоосвобождению — что Ницше исследует в своем шедевре 1879 года Человек, слишком человечный: Книга для свободных духов ( публичная библиотека | бесплатная электронная книга ), которую он точно описывает как «обескураживающую-ободряющую работу», посвященную романтическому идеалу свободного духа.

Более чем за столетие до того, как современные психологи пришли к выводу, как наши представления о человеческой природе формируют человеческую природу, Ницше пишет:

Таких «свободных духов» на самом деле не существует и никогда не было. Но я нуждался в них, как я уже указывал, для того, чтобы какое-то добро могло быть смешано с моим злом (болезнь, одиночество, странности, acedia , недееспособность): чтобы служить веселыми духами и товарищами, с которыми один может говорить и смеяться, когда кто-то расположен говорить и смеяться, и кого можно послать к дьяволу, когда они станут утомительными… [И] я вижу, как они уже идут, медленно, медленно.Разве я не делаю кое-что, чтобы ускорить их появление, когда я заранее описываю влияния, под которыми я вижу их развитие, и пути, по которым они путешествуют?

Ницше рассматривает, как рождаются такие духи:

Душа, в которой тип «свободного духа» может достичь зрелости и полноты, имела решающее и решающее событие в форме великого освобождения или развязывания, и что до этого события она казалась только более прочной и навсегда связанной с ней. его место и столп … Великое освобождение приходит к таким пленникам внезапно, как землетрясение: молодая душа сразу потрясена, разорвана, изгнана — она ​​сама не понимает, что происходит.Непроизвольный поступательный импульс управляет ими с мастерством командования; воля, желание идти вперед… мятежное, умышленное, вулканическое стремление к далекому путешествию…

Иллюстрация Джу Хи Юна из Beastly Verse

Но этот оживляющий процесс становления, предупреждает Ницше, изобилует борьбой и трудностями — то, что он считал необходимым для полноценной жизни. (Спустя столетие К.С.Льюис напишет: «Попытайтесь исключить возможность страдания, которое связано с естественным порядком природы и существованием свободной воли, и вы обнаружите, что исключили саму жизнь.) Ницше считает неудобный, но необходимый разрыв, который ускоряет этот прорыв свободного духа, и тонкую грань между конструктивным и разрушительным бунтом:

Вещи боли и зла принадлежат истории великого освобождения. И в то же время болезнь, способная погубить человека, этот первый всплеск силы и воли к самоопределению, самооценке, этой воле к свободной воле … Освобожденный … яростно бродит вокруг, с неудовлетворенным желанием и всем прочим. объекты, с которыми он может столкнуться, должны страдать от опасного ожидания его гордости; он рвет на куски все, что его привлекает.С сардоническим смехом он переворачивает все, что он находит скрытым или защищенным каким-либо благоговейным трепетом: он бы увидел, как эти вещи выглядят, когда их переворачивают.

Такое расположение истинно свободного духа, утверждает Ницше, требует мышления, поразительно напоминающего буддийское понятие непривязанности. Он пишет:

Человек такой судьбы… нежится на собственном особом прекрасном солнце, с чувством птичьей свободы, птичьей визуальной мощью, птичьей неудержимостью, чем-то посторонним (Дриттес), в котором соединились любопытство и тонкое пренебрежение.«Вольный дух» — этот освежающий термин благодарен в любом настроении, он почти зажигает. Человек живет — больше не в узах любви и ненависти, без «да» или «нет», безразлично здесь или там, ему лучше всего уклоняться, избегать, бродить, не приближаться и не отступать…

Иллюстрация Лизбет Цвергер к специальному изданию сказок братьев Гримм

Ницше прослеживает дальнейшее развитие пути свободного духа:

Еще один шаг в выздоровлении: и свободный дух снова приближается к жизни, действительно медленно, почти непоколебимо, почти недоверчиво.Снова тепло и мягкость: чувства и сочувствие обретают глубину, его окружает сияющий воздух. Он почти чувствует: кажется, что впервые его глаза открыты для ближнего. Он в изумлении и молча сидит: где он был? Эти близкие и непосредственные вещи: какими изменившимися они кажутся ему! Он с благодарностью оглядывается назад — благодарный за свои странствия, за свое изгнание и суровость, за свои взгляды вдаль и за свои птичьи полеты в холодных высотах … Теперь он впервые по-настоящему видит себя — и какие сюрпризы в процессе.Какие доселе не ощущаемые толчки! Но какая радость от истощения, старой болезни, рецидивов выздоравливающих! Как приятно ему, страдая, сидеть на месте, проявлять терпение, лежать на солнышке! Кто так хорошо ценит тот факт, что даже зимой наступает приятная погода, кто больше наслаждается солнечным светом через стену? Они самые благодарные существа в мире, а также самые скромные, эти выздоравливающие и ящерицы, ползущие обратно к жизни: среди них есть такие, которые не могут позволить ни одному дню ускользнуть, не произнеся какую-нибудь хвалебную песню его убегающему свету … Основное лекарство от всякого пессимизма (ядовитый порок, как известно, всех идеалистов и обманщиков) — заболеть в манере этих свободных духов, оставаться больным какое-то время, а затем постепенно выздоравливать — Я имею в виду более здоровый.Мудрость, житейская мудрость — давать себе даже здоровье надолго малыми дозами.

Чтобы стать свободным духом, настаивает Ницше, необходимо научиться «разгадывать загадку этого великого освобождения» — освобождения, плоды которого он описывает в отрывке, не что иное, как трансцендентное:

Вы должны были стать хозяином над собой, владеть своими хорошими качествами. Раньше они были вашими хозяевами, но они должны быть просто вашими инструментами вместе с другими инструментами.Вы должны были обрести власть над своими «да» и «нет» и научиться удерживать и удерживать их в соответствии с вашими высшими целями … Вы должны были обнаружить неизбежную ошибку в каждом «да» и в каждом «нет», ошибку как неотделимую от жизни, самой жизни что обусловлено перспективой и ее неточностью. Прежде всего, вы должны были собственными глазами увидеть, где ошибка всегда велика: именно там, где жизнь самая маленькая, самая узкая, самая подлая, наименее развитая и, тем не менее, не может не смотреть на себя как на цель и эталон вещей и самодовольно и бессмысленно и непрестанно разрывать в клочья все самое высокое, величайшее и богатое и превращать в клочья в форму вопросов с точки зрения собственного благополучия.

В чувстве, которое его соотечественник Рильке повторил через поколение позже, написав, что «будущее входит в нас… для того, чтобы трансформироваться в нас задолго до того, как это произойдет», Ницше добавляет:

Наша судьба оказывает влияние на нас даже тогда, когда мы еще не познали ее природу: это наше будущее устанавливает закон для наших сегодняшних дней.

Дополните полностью вознаграждение Человек, все слишком человечно рассказом Ницше о силе музыки, важности принятия трудностей и его десяти правилах для писателей.

Ницше — свободный дух — New Statesman

Вселенная должна быть расколота и уважать ее; то, что мы дали неизвестному и целому, должно быть возвращено и отдано ближайшим, то, что принадлежит нам. Кант сказал: «Две вещи навсегда останутся достойными восхищения и трепета» [звездное небо над нами и моральный закон внутри] — сегодня мы бы предпочли сказать; «Пищеварение почтеннее». Вселенная всегда несет с собой старые проблемы: «Как возможно зло?» И т. Д.Таким образом, нет ни вселенной, ни великого сенсориума, ни инвентаря, ни хранилища сил….

Я считаю Фридриха Ницше (1844-1900) величайшим философом современности. Мы все еще работаем над революционными идеями Ницше и пытаемся с ними сравниться. Многие из нас сегодня живут как ницшеанцы, даже если мы явно не осознаем этого (у нас есть моральная либеральность, и мы гордимся своей сложной природой).

В течение следующих нескольких дней я хочу предоставить набор кратких, но поучительных представлений о проекте Ницше.

Это проект, который представляет собой не что иное, как попытку воссоздать человечество. Его проект, на проработку которого у него уходит несколько лет и немалое интеллектуальное развитие, имеет два основных аспекта: очищение (наших ценностей, мнений и чувств), за которым следует новое посвящение.

Возможно, впервые в истории человечества мы, свободные духи, как их называет Ницше, должны жить весело без Бога и без всего багажа «первых и последних вещей» метафизики и нескромности морали добра и зла.

Спасибо за подписку.
Вы начнете получать электронные письма от The New Statesman.

Больше нет никакого «истинного мира», которому можно было бы быть верным и к которому нужно стремиться, то есть нет царства чистого бытия, которое дало бы нам постоянство, блаженство, мир, единство, гармонию и т. Д. Скорее мы должны утвердить земную жизнь — становление, изменение, множественность, множественность — как наша единственная жизнь во всей ее сложности и сложности.

Это вызов — желать вечного повторения того же самого, и для этого нам нужно хорошо расположиться к существованию и к себе.Для Ницше Единое (вселенная) не существует: монизм мертв, есть только множественность и становление. Ницше — натуралист, который уделяет приоритетное внимание науке и хочет, чтобы мы сделали знание нашей самой сильной страстью.

Для него наука означает не только естественные науки, но также историю и филологию (искусство чтения и интерпретации). Однако Ницше не является редуктивным в своем подходе, и обвинение в редукционизме, которое так часто выдвигается против натурализма, сделано плохо.

Ницше думает, что через натурализм — то, что он называет задачей перевода человека обратно в природу — мы, по сути, обогатим и потенциально расширим наши представления о возможностях человеческого существования. Он считает, что для этого мы должны быть храбрыми, честными и терпеливыми: по его словам, свободный дух должен научиться ценить ограничение своей энергии и энтузиазма.

Итак, что движет проектом натурализма для Ницше, так это забота об аутентичности, то есть о том, как мы можем стать действительно свободными и суверенными агентами — и в контексте культивирования и посвящения себя подлинному знанию.Чтобы «стать тем, что есть», человек должен знать, кто он есть, и что он свободен стать им. Для Ницше природа — это судьба, но также свобода или совершенствование природы.

Так, например, в афоризме 335 «Веселой науки» Ницше говорит о том, что мы становимся теми, кем мы являемся — новыми, уникальными, несравненными, теми, кто принимает законы для себя и создает себя, — и все же этот афоризм озаглавлен «Да здравствует физика». ! »Автономия или суверенитет для Ницше — это наше стремление, но это не для того, чтобы жить как фантазия, а как задача, особенно знания.

Ницше иногда олицетворяет природу, говоря о том, что она позволяет и санкционирует нам становиться, а чем — нет. Для него это позволяет нам стать суверенными личностями: сильными, гордыми, уверенными в себе, хозяевами свободной воли (нерушимой волей), стойкими перед лицом судьбы, готовыми к действию и равными вызовам, которые бросает нам жизнь.

Ницше говорит, что он не допускает того, что обитало на земле последние две тысячи лет с доминированием «христианско-нравственной» культуры:

Человек как больное животное, которое не может переваривать собственное животное, не может справиться с жизнью, превращает землю в то, что он называет «сумасшедшим домом», отрицает и проклинает естественную жизнь, и ищет спасения с помощью различных метафизических фикций и опасных моральных фантазий о добре. победа над злом и окончательное торжество добра.

Так жить — значит отрицать свои реальные условия существования и свою настоящую человеческую природу. Мы должны отпустить все эти метафизические устремления (желание выйти за рамки физики) и взрастить эту природу. Может быть, мы не знаем, что из этого можно сделать, то есть какие новые и превосходные формы экзистенциальной и социальной жизни можно создать. Именно эту возможность Ницше понимает под словом «сверхчеловеческий» или «сверхчеловеческий», как он их произносит.

В этом нет ничего фантастического.На самом деле это очень скромное предложение, если мы правильно его понимаем. Вы можете удивиться, узнав, что Ницше призывает к новой добродетели для нас, современных и свободных духом, и называет ее «скромностью».

По ту сторону добра и зла — Глава II: Свободный дух (Фридрих Ницше)

Глава II: Свободный дух

24. O sancta simplicitiatas! В каком странном упрощении и
фальсификация человек живёт! Никогда не может перестать задаваться вопросом, когда однажды
есть глаза, чтобы созерцать это чудо! Как мы сделали
все вокруг нас понятно и бесплатно и легко и просто! как мы
смогли дать нашим чувствам паспорт ко всему
поверхностны, наши мысли — это божественное желание беспричинных шалостей и
неправильные выводы! — как с самого начала мы умудрились
сохраняем наше невежество, чтобы наслаждаться почти немыслимым
свобода, легкомыслие, неосторожность, душевность и веселье — в
чтобы радоваться жизни! И только на этой затвердевшей гранитоподобной
основание невежества могло до сих пор возродиться знанию,
воля к знанию на основе гораздо более могущественной воли,
воля к невежеству, к неуверенности, к неправде! Не как
его противоположность, но — как его утонченность! Действительно, следует надеяться, что
этот ЯЗЫК здесь, как и везде, не преодолеет
неловкость, и что он будет продолжать говорить о противоположностях, где
есть только степени и множество тонкостей градации; это
в равной степени можно надеяться, что воплощенная тартаферия нравственности,
которое теперь принадлежит нашей непобедимой «плоти и крови», будет
поверните слова в устах нас, проницательных.Здесь
и там мы это понимаем и смеемся над тем, как
именно лучшие знания больше всего стремятся удержать нас в этом
УПРОЩЕННЫЙ, полностью искусственный, подходящим образом воображаемый и
надлежащим образом сфальсифицированный мир: по тому пути, по которому, будет ли он или
нет, он любит ошибки, потому что, как живущий, он любит жизнь!

25. После такого веселого начала серьезное слово было бы непросто.
быть услышанным; он обращается к самым серьезным умам. Береги себя, да
философы и друзья знания, и берегитесь мученичества!
Страданий «ради правды»! даже в свою защиту! Это
портит всю невинность и прекрасный нейтралитет вашей совести;
делает упорным против возражений и красных тряпок; Это
ошеломляет, оживляет и ожесточает, когда в борьбе с
опасность, клевета, подозрение, изгнание и даже хуже
последствия вражды, вы должны наконец разыграть свою последнюю карту как
защитников истины на земле — как будто «Истина» была такой
невинное и некомпетентное существо, требующее защитников!
и вы из всех людей, рыцари печального лица,
Господа бездельники и паутины духа! Наконец, вы
достаточно хорошо знаю, что это не может иметь никаких последствий, если YE
просто несите свою точку зрения; вы знаете, что до сих пор ни один философ не
поддержал его точку зрения, и что может быть более похвальный
правдивость в каждом вопросительном знаке, который вы ставите
после ваших особых слов и любимых учений (и
иногда после себя), чем во всей торжественной пантомиме
и козыри перед обвинителями и судом! Скорее выйти
пути! Бегите в укрытие! И ваши маски и ваши
хитрости, чтобы вас могли принять за то, что вы есть, или несколько
боялись! И молись, не забывай сад, сад с золотым
шпалера-работа! И пусть вокруг вас будут люди, похожие на сад, или
как музыка на воде вечером, когда уже день становится
память.Выбери ХОРОШЕЕ одиночество, свободное, распутное, легкое
одиночество, которое также дает вам право оставаться в хорошем состоянии в
никакого смысла вообще! Как ядовит, как коварен, как плохо
каждая долгая война порождает одну, которую нельзя вести открыто с помощью
сила! Как ЛИЧНО долгий страх заставляет человека долго наблюдать за
врагов, возможных врагов! Эти изгои общества, эти
преследуемые, сильно преследуемые — также обязательные
отшельники, Спинозы или Джордано Брунос — всегда оказываются в
конец, даже под самым интеллектуальным маскарадом, и, возможно,
сами того не подозревая, изощренные искатели мести
и ядовитых пивоваров (только что обнажил фундамент спинозовского
этика и богословие!), не говоря уже о глупости нравственной
негодование, которое является неизменным признаком философа, который
чувство философского юмора оставило его.Мученичество
философ, его «жертва во имя истины» заставляет
в свет то, что таится в нем агитатор и актер;
и если до сих пор его рассматривали только с художественной
любопытство, по отношению ко многим философам легко
понять опасное желание видеть его также в его
деградации (превратился в «мученика», в стадию и-
трибун-крикун). Только то, что нужно при таком желании
быть ясным, КАКОЕ зрелище вы увидите в любом случае — просто
сатирическая пьеса, просто фарс-эпилог, просто продолжение
доказательство того, что давняя настоящая трагедия КОНЕЦ, если предположить, что
каждая философия по своему происхождению была долгой трагедией.

26. Каждый избранный инстинктивно стремится к цитадели и
уединение, где он СВОБОДЕН от толпы, многих, большинства —
где он может забыть «людей, которые являются правилом», как их исключение;
за исключением случая, когда его толкают прямо к
таких людей еще более сильным инстинктом, поскольку
большое и исключительное чувство. Тот, кто при сношении с мужчинами,
иногда не переливается всеми зелеными и серыми цветами
бедствия из-за отвращения, сытости, сочувствия, мрачности и
уединение, конечно, не для человека с высокими вкусами;
предполагая, однако, что он добровольно не принимает все это
бремя и отвращение к себе, что он упорно избегает этого,
и остается, как я уже сказал, тихо и гордо спрятанным в его
цитадель, одно можно сказать наверняка: он не был создан, он не был
Предназначен для познания.Ибо однажды ему придется
сказать себе: «Черт возьми мой хороший вкус! но «правило»
интереснее исключения — чем я исключение! »
И он пойдет ВНИЗ, и, прежде всего, он войдет «внутрь». В
долгое и серьезное изучение СРЕДНЕГО человека — и, следовательно, много
маскировка, преодоление себя, знакомство и плохое общение (все
сношение плохое сношение, кроме как с равными): — что
составляет необходимую часть истории жизни каждого
философ; пожалуй, самый неприятный, одиозный и
разочаровывающая часть.Однако, если ему повезет, как фавориту
дитя знаний должно быть, он встретит подходящие
вспомогательные средства, которые сократят и облегчат его задачу; Я имею в виду так-
называемые циниками, те, кто просто узнают животное,
банальность и «правило» сами по себе, и в то же время
настолько духовны и щекотливы, что заставляют их говорить
себя и себе подобных ДО СВИДЕТЕЛЕЙ — иногда они
валяться даже в книгах, как на собственном помете. Цинизм — это
единственная форма, в которой низменные души приближаются к тому, что называется честностью;
и высший человек должен открыть свои уши на все более грубое или более тонкое
цинизм, и поздравляю себя, когда клоун становится
бесстыдный прямо перед ним, или заговорит ученый сатир.Бывают даже случаи, когда очарование смешивается с отвращением —
именно там, где по уродству природы гений связан с такими
нескромный козел и обезьяна, как в случае с аббатом
Галиани, самый глубокий, проницательный, а может быть, и самый грязный человек
своего века — он был гораздо глубже Вольтера, и
следовательно, намного тише. Бывает больше
часто, как уже намекали, научная голова
на теле обезьяны, прекрасное исключительное понимание в основе
душа, явление отнюдь не редкое, особенно среди врачей
и моральные физиологи.И всякий раз, когда кто-то говорит без
горечь, или, вернее, совершенно невинно, человека, как чрево с
два требования и голова с одним; всякий раз, когда кто-нибудь видит,
стремится и ХОЧЕТ видеть только голод, сексуальный инстинкт и тщеславие.
как реальные и единственные мотивы человеческих действий; короче, когда есть
о человеке говорят «плохо» — и даже не «плохо», тогда следует
любитель знаний, внимательно и прилежно выслушивать; он
должен, в общем, иметь открытое ухо везде, где есть разговор
без возмущения. Для возмущенного человека и того, кто
постоянно рвет и рвет себя зубами (или,
вместо себя, мира, Бога или общества), действительно может,
с моральной точки зрения, стоять выше смеющихся и самоуверенных.
доволен сатир, но во всех остальных смыслах он более
обычный, более равнодушный и менее поучительный случай.И никто
такой лжец, как возмущенный человек.

27. Трудно понять, особенно когда думаешь
и живет гангасротогати среди тех, кто думает и живет иначе, а именно,
курмагати, или в лучшем случае
«Лягушачий», мандеикагати (I
делаю все, чтобы меня «трудно понять»!) — и один
должен быть сердечно признателен за доброжелательность к некоторой доработке
интерпретации. Что же касается «хороших друзей», которые
всегда слишком легкомысленны и думают, что, будучи друзьями, они
право на облегчение, каждый преуспевает с самого начала, чтобы дать им
игровая площадка и возня для недопонимания — таким образом можно
смейтесь по-прежнему; или избавься от них совсем, эти хорошие друзья —
и смейтесь тогда тоже!

28.Что сложнее всего передать с одного языка на
другой — ТЕМПО своего стиля, основанный на
характер расы, или, говоря более физиологически, в
средний темп усвоения питательных веществ. Есть
честно имел в виду переводы, которые, как невольно
вульгаризации, почти фальсификации оригинала, просто
потому что это живой и веселый TEMPO (который перекрывает и устраняет
все опасности в словах и выражениях) также не могли быть воспроизведены. А
Немец почти неспособен к PRESTO на своем языке;
следовательно, также, как можно разумно предположить, для многих из
самые восхитительные и смелые НЮАНСЫ свободных, беззаботных
подумал.И как ему чужды шут и сатир в
тело и совесть, так что Аристофан и Петроний
непереводимо для него. Все тяжеловесное, вязкое и
напыщенно неуклюжий, многословный и утомительный стиль,
очень разнообразны среди немцев — простите меня за
констатируя тот факт, что даже проза Гете в ее смеси
жесткость и элегантность, не исключение, как отражение
«Старые добрые времена», к которым он принадлежит, и как выражение
Немецкий вкус в то время, когда еще был «немецкий вкус»,
это был вкус рококо в moribus et artibus.Лессинг — это
исключение из-за его театральной натуры, которая многое понимала,
и был сведущ во многом; тот, кто не был переводчиком
Бейля, который охотно укрылся в тени
Дидро и Вольтер, а еще охотнее среди римлян.
комедийных сценаристов — Лессинг любил также вольноспиритизм в ТЕМПО,
и бегство из Германии. Но как мог немецкий язык,
даже в прозе Лессинга подражайте ТЕМПО Макиавелли,
который в своем «Principe» заставляет нас дышать сухим, чистым воздухом
Флоренции, и не может не представить самые серьезные события в
неистовое аллегриссимо, возможно, не без злобного художественного
ощущение контраста, который он осмеливается представить — долгого, тяжелого,
трудные, опасные мысли, и темп скачка, и
лучший, беспричинный юмор? Наконец, кто рискнул бы
Немецкий перевод Петрония, который больше всех великих
музыкант до сих пор был мастером PRESTO в изобретении, идеях,
и слова? Что, в конце концов, о болотах больных,
злого мира или «древнего мира», когда, как и он, человек имеет
ноги ветра, порыв, дыхание, освобождающее презрение к
ветер, который делает все здоровым, заставляя все БЕЗОПАСНО!
А что касается Аристофана — преображающего,
комплементарный гений, ради которого ПРОМИТСЯ весь эллинизм
за то, что он существовал, при условии, что он полностью понял
глубина ВСЕГО, что требует прощения и преображения;
нет ничего, что заставило бы меня больше медитировать на ПЛАТОНЕ
скрытность и сфинксоподобность, чем благополучно сохранившийся пети
факт, что под подушкой его смертного одра не было найдено
«Библия», ни что-либо египетское, пифагорейское или платоническое, но
книга Аристофана.Как мог даже Платон вынести жизнь?
Греческая жизнь, которую он отвергал — без Аристофана!

29. Быть независимыми — это дело очень немногих; это
привилегия сильного. И кто бы ни пытался, даже с
наилучшее право, но без ОБЯЗАННОСТИ сделать это, доказывает, что он
наверное не только сильная, но и безмерно дерзкая. Он
входит в лабиринт, он в тысячу раз умножает опасности
что сама по себе жизнь уже приносит с собой; не в последнюю очередь
то есть никто не может видеть, как и где он сбивается с пути,
становится изолированным, и его разрывает по частям какой-то минотавр из
совесть.Предположим, что такой человек попадает в беду, это так далеко
от осознания мужчинами того, что они этого не чувствуют и не
посочувствуйте ему. И он больше не может вернуться! Он не может
даже вернемся снова к симпатиям мужчин!

30. Наши самые глубокие мысли должны — и должны — казаться безумием, и
при определенных обстоятельствах как преступления, когда они наступают
несанкционированно для ушей тех, кто не утилизируется и
предназначено для них. Экзотерическое и эзотерическое, какими они были
прежде выделялся философами — среди индейцев, как
у греков, персов и мусульман, короче говоря, везде
люди верили в градацию рангов, а НЕ в равенство и
равноправие — не столько противоречат друг другу
в отношении экзотерического класса, стоя снаружи и смотрящего,
оценка, измерение и суждение со стороны, а не со стороны
внутри; более существенное различие состоит в том, что класс в
вопрос рассматривает вещи снизу вверх, в то время как эзотерический
класс просматривает вещи ВЫШЕ ВНИЗ.Есть высоты
душа, из которой, кажется, больше не действует сама трагедия
трагически; и если бы все горе в мире было взято вместе,
кто осмелится решить, будет ли это вид
ОБЯЗАТЕЛЬНО соблазнять и сдерживать сочувствие и, следовательно,
удвоение горя? . . . То, что служит высшему классу
мужчин для питания или освежения, должно быть, почти яд для
совершенно другой и низший уровень людей. Добродетели
обыкновенного человека, возможно, означало бы порок и слабость в
философ; это возможно для высокоразвитого человека,
предполагая, что он выродится и разорится, чтобы приобрести качества
только тем самым, ради чего он должен быть удостоен чести
как святой в нижнем мире, в который он погрузился.Есть
книги, имеющие обратную ценность для души и здоровья
в зависимости от низшей души и низшей жизненной силы или
выше и мощнее, используйте их. В первом случае
это опасные, тревожные, тревожные книги, в последних
если они являются глашатаями, призывающими самых храбрых к СВОИМ
храбрость. Книги для широкого читателя всегда дурно пахнут
книги, к ним прилипает запах ничтожных людей. Где
население ест и пьет, и даже там, где они почитают, это
привык вонять.Не следует ходить в церкви, если
хочет дышать ЧИСТЫМ воздухом.

31. В юные годы мы все еще почитаем и презираем без
искусство NUANCE, которое является лучшим достижением жизни, и у нас есть
правильно совершить суровое покаяние за то, что напали на людей и прочее
с Да и Нет. Все так устроено, что хуже всего
вкусы, ВКУС ДЛЯ БЕЗОПАСНЫХ, жестоко обмануты и
злоупотребляли, пока человек не научился привносить немного искусства в свою
настроения, и предпочитает делать выводы с искусственными,
как и настоящие художники жизни.Злой и благоговейный дух
свойственный молодости, кажется, не позволяет себе покоя, пока не
надлежащим образом сфальсифицированные люди и вещи, чтобы иметь возможность выразить свою страсть
на них: даже молодость сама по себе есть нечто фальсифицирующее и
обманчивый. Позже, когда юная душа, мучимая постоянными
разочарования, наконец, подозрительно поворачивается против самого себя — все еще
пылким и жестоким даже в подозрении и раскаянии
совесть: как она себя упрекает, как нетерпеливо рвет
себя, как мстит за долгое самослепление, как
хотя это была добровольная слепота! В этом переходе один
наказывает себя недоверием к своим чувствам; один мучает
энтузиазм с сомнением, чувствуется даже чистая совесть
быть опасным, как если бы это было самозамещение и усталость
более утонченной прямолинейности; и, прежде всего, человек поддерживает
Принцип дело ПРОТИВ «молодежи».»… Десять лет спустя, и один
понимает, что все это было еще — молодость!

32. На протяжении самого длительного периода в истории человечества, как его называют
доисторический период — ценность или не ценность действия была
выводится из ПОСЛЕДСТВИЙ; действие само по себе не было
принимается во внимание, а не только его происхождение; но довольно
так же, как в настоящее время в Китае, где различие или позор
ребенок приносит своим родителям обратную силу
успех или неудача — вот что побуждало людей думать хорошо или плохо о
действие.Назовем этот период ДОНОРАЛЬНЫМ периодом
человечество; повеление: «Познай себя!» тогда еще было неизвестно.
— С другой стороны, в последние десять тысяч лет по некоторым
большие участки земли, постепенно продвигались так далеко, что
человек больше не допускает последствий действия, но его происхождение,
принять решение относительно его ценности: большое достижение в целом,
важное уточнение видения и критерия,
бессознательное влияние верховенства аристократических ценностей и
вера в «происхождение», признак периода, который может быть
обозначается в более узком смысле как МОРАЛЬНЫЙ: первый
тем самым делается попытка самопознания.Вместо
последствия, происхождение — что за инверсия перспективы! А также
конечно, инверсия происходит только после долгой борьбы и
колеблюсь! Конечно, новое зловещее суеверие, своеобразное
узость интерпретации, превосходство достигнуто именно
таким образом: происхождение действия было истолковано в наиболее
возможен определенный смысл, как происхождение из НАМЕРЕНИЯ; люди
были согласны с убеждением, что ценность действия заключается в
ценность своего намерения. Намерение как единственное происхождение и
предшествующая история действия: под влиянием этого
предрассудки были возложены моральные похвалы и порицания, и люди
судят и даже философствуют почти до наших дней.—Есть
однако невозможно, чтобы сейчас возникла необходимость
снова принять решение относительно поворота и
фундаментальный сдвиг ценностей из-за нового самосознания
и острота в человеке — неужели мы не можем стоять
на пороге периода, с которого для начала, было бы
отрицательно выделяется как УЛЬТРА-МОРАЛЬНЫЙ: в наши дни, когда, по крайней мере,
у нас, аморалистов, возникает подозрение, что решающий
ценность действия заключается именно в том, что НЕ
НАМЕРЕНИЕ, и что вся его преднамеренность, все, что видно,
ощутимое, или «ощущаемое» в нем, принадлежит его поверхности или коже —
которая, как и всякая кожа, что-то выдает, но СКРЫВАЕТ
более? Короче говоря, мы считаем, что намерение — это всего лишь знак или
симптом, который в первую очередь требует объяснения — признак, кроме того,
который имеет слишком много интерпретаций и, следовательно, почти не имеет
смысл только в себе: эта мораль в том смысле, в котором она
понималась до сих пор, как намерение-мораль, была
предубеждение, возможно, преждевременность или предварительная подготовка, возможно
что-то того же уровня, что и астрология и алхимия, но в любом
дело то, что необходимо преодолеть.Преодоление
мораль, в определенном смысле даже самовозрастание морали —
пусть так будет называться давно секретный труд,
зарезервировано для самых изысканных, самых верных, а также
самая злая совесть сегодняшнего дня, как живые пробные камни
душа.

33. Ничего не поделаешь: чувство сдачи, жертвы.
для ближнего и всякое самоотречение-мораль должны быть
безжалостно привлечены к ответственности и преданы суду; как только
эстетика «бескорыстного созерцания», при которой
выхолащивание искусства в наши дни достаточно коварно пытается создать
у себя чистая совесть.Слишком много колдовства и
сахара в чувствах «для других» и «НЕ для себя», для
здесь не нужно быть вдвойне недоверчивым, а для одного спрашивать
незамедлительно: «Разве они не могут — ОБМАНЫ?» — Чтобы они, ПОЖАЛУЙСТА,
тот, у кого они есть, и тот, кто наслаждается их плодами, а также
просто зритель — это еще не аргумент в их пользу, но
просто требует осторожности. Поэтому будем осторожны!

34. К какой бы точке зрения философии ни относились
в наши дни, если смотреть со всех сторон, ОШИБКА
мир, в котором мы думаем, что живем, самый надежный и надежный
то, на что наши глаза могут загореться: мы находим доказательство за доказательством этого,
который хотел бы соблазнить нас догадками относительно обманчивого
принцип в «природе вещей.Однако тот, кто делает
само мышление и, следовательно, «дух», ответственный за
фальшь мира — почетный выход, который каждый
сознательный или бессознательный адвокат дей пользуется — тот, кто
рассматривает этот мир, включая пространство, время, форму и движение, как
ложно ВЫЧИСЛЕН, имел бы, по крайней мере, вескую причину, чтобы в конце концов
становитесь недоверчивыми также ко всякому мышлению; не было ли это до сих пор
разыгрывая с нами худшие трюки, связанные с цингой? и какая гарантия
даст ли это то, что не будет продолжать делать то, что всегда
делали? А если серьезно, то невинность мыслителей
что-то трогательное и внушающее уважение, что даже
в настоящее время позволяет им ждать осознания с просьбой
что он даст им ЧЕСТНЫЕ ответы: например, будет ли
«Реален» или нет, и почему он так решительно удерживает внешний мир в
расстояние и другие вопросы того же описания.В
вера в «немедленную уверенность» — это МОРАЛЬНЫЙ НАИВЕТ, который
честь нам, философам; но — теперь мы должны перестать быть
«НАСТОЯЩИЕ моральные» мужчины! Помимо морали, такая вера — безумие.
что делает нам мало чести! Если в жизни среднего класса
готовое недоверие рассматривается как признак «плохого характера», а
следовательно, здесь, среди нас, по неосторожности
классовый мир и его «да» и «нет», что должно помешать нашему существованию
неосмотрительно и говорит: философ, наконец, имеет ПРАВО на
«Плохой характер», как существо, которое до сих пор наиболее одурачено
на земле — теперь он ОБЯЗАН недоверие,
злобнейшее прищуривание из бездны подозрений.- прости меня
шутка этой мрачной гримасы и поворота выражения; для меня
сам давно научился думать и оценивать иначе
в отношении обмана и обмана, и я сохраняю по крайней мере
пара ударов в ребра, готовые к слепой ярости, с которой
философы борются с обманом. Почему нет? это
не более чем моральное предубеждение, что правда стоит больше, чем
подобие; на самом деле это наихудшее доказанное предположение
Мир. Так много нужно признать: не могло быть жизни в
все кроме перспективных оценок и
подобия; и если с добродетельным энтузиазмом и глупостью
многие философы хотели полностью покончить с
«Кажущийся мир» — ну, при условии, что ВЫ могли бы это сделать, — по крайней мере
от вашей «правды» от этого не останется ничего! Действительно, что это
что в целом заставляет нас предположить, что существует
сущностное противопоставление «истинного» и «ложного»? Разве этого недостаточно
предположить степени видимости, и как бы светлее и темнее
оттенки и тона подобия — разные валеры, как художники
сказать? Почему мир, КАСАЮЩИЙСЯ НАС, не может быть фикцией? А также
любому, кто предположил: «Но вымысел принадлежит
оригинатор? »- нельзя ли прямо ответить: ПОЧЕМУ?
«Принадлежат» тоже относятся к фантастике? Разве это не длинно
разрешено быть немного ироничным по отношению к предмету, так же как
к сказуемому и объекту? Не мог бы философ
возвысить себя над верой в грамматику? С уважением к
гувернантки, но не пора ли философии отказаться от
гувернантка-вера?

35.О Вольтер! О человечество! О идиотизм! Есть что-то щекотливое
в «истине» и в ПОИСКЕ истины; и если человек уйдет
об этом слишком гуманно — «il ne cherche le vrai que pour faire le
bien «- держу пари, он ничего не находит!

36. Предположим, что ничто иное не «дано» как реальное, кроме нашего мира.
желаний и страстей, что мы не можем утонуть или подняться до любого другого
«Реальность», но только то, что из наших импульсов, потому что мышление — это только
отношение этих импульсов друг к другу:
сделать попытку и задать вопрос, является ли это
«Данный» НЕ ДОСТАТОЧНО с помощью наших аналогов для
понимание даже так называемого механического (или «материального»)
Мир? Я не имею в виду иллюзию, «подобие»
«Репрезентация» (в берклианском и шопенгауэровском смысле),
но обладая такой же степенью реальности, как наши эмоции
самих себя — как более примитивную форму мира эмоций, в
в котором все еще заключено в могущественном единстве, которое
впоследствии разветвляется и развивается в органических процессах
(естественно, также очищает и ослабляет) — как своего рода
инстинктивная жизнь, в которой все органические функции, включая само-
регуляция, ассимиляция, питание, секреция и изменение
материи, по-прежнему синтетически соединены друг с другом — как
ПЕРВИЧНАЯ ФОРМА жизни? — В конце концов, не только разрешено
сделать эту попытку, это велит совесть ЛОГИЧЕСКОЙ
МЕТОД.Не допускать нескольких видов причинности, пока
попытка поладить с одним не доведена до
до крайности (до абсурда, если можно так выразиться):
это мораль метода, от которого нельзя отказываться
в настоящее время — это следует «из его определения», как математики
сказать. В конечном итоге вопрос заключается в том, действительно ли мы осознаем
будет как ДЕЙСТВУЮЩИЙ, верим ли мы в причинность
буду; если мы это сделаем — и, по сути, наша вера в ЭТО просто
наша вера в саму причинность — мы ДОЛЖНЫ попытаться постулировать
гипотетически причинность воли как единственная причинность.«Воля», естественно, может действовать только на «волю», а не на «материю».
(например, не «на нервах»): короче говоря, гипотеза должна быть
подвергается опасности, не действует ли воля на волю, где бы то ни было
Распознаются «эффекты» — и все ли механическое воздействие,
поскольку в нем действует сила, это не просто сила
воли, эффект воли. Допустим, наконец, что нам удалось
объясняя всю нашу инстинктивную жизнь как развитие и
ответвление одной фундаментальной формы воли, а именно Воли к
Власть, как гласит мой тезис; при условии, что все органические функции
можно проследить до этой Воли к Власти, и что решение
проблемы воспроизводства и питания — это одна проблема —
также можно было найти в нем: таким образом, можно было бы получить
право определять ВСЮ активную силу однозначно как ВОЛЯ К ВЛАСТИ.Мир, видимый изнутри, мир определен и обозначен
по его «внятному характеру» — это было бы просто
«Воля к власти» и ничего больше.

37. «Что? Разве это не значит на популярном языке: Бог есть
опровергнуты, а не дьявол? »- Напротив!
друзья мои! И кто, черт возьми, также заставляет вас говорить
популярно!

38. Как это случилось в конце концов во все эпохи Просвещения Нового времени.
с Французской революцией (этот ужасный фарс, довольно
лишнее, если судить поблизости, в чем, однако,
благородные и дальновидные зрители всей Европы интерпретировали
издалека их собственное негодование и энтузиазм так долго и
страстно, ДО тех пор, пока текст не исчезнет под
ТОЛКОВАНИЕ), чтобы благородное потомство могло еще раз
неправильно понимать все прошлое, и, возможно, только таким образом
сделать ЕГО аспект долговечным.- Вернее, уже не
произошло? Разве мы сами не были — этим «благородным потомством»?
И, насколько мы теперь это понимаем, не так ли?
уже прошло?

39. Никто не будет с готовностью считать доктрину истинной просто
потому что это делает людей счастливыми или добродетельными — за исключением, пожалуй,
приветливые «идеалисты», увлеченные добром,
правда, и красиво, и пусть всякие пестрые, грубые и
добродушные желания беспорядочно плавают в своих
пруд. Счастье и добродетель — не аргументы.Охотно
забывают, однако, даже со стороны вдумчивых умов, что
сделать несчастным и сделать плохое — ничто иное, как противодействие.
аргументы. Вещь могла быть ИСТИННОЙ, хотя она была в высшей степени
степень вредности и опасности; действительно, фундаментальный
конституция существования может быть такой, что кто-то уступит
полное знание этого — так что сила духа могла быть
измеряется количеством «правды», которое оно может выдержать — или сказать
Проще говоря, степенью ТРЕБОВАНИЯ к истине
разбавленный, завуалированный, подслащенный, приглушенный и фальсифицированный.Но есть
несомненно, что для открытия определенных ЧАСТЕЙ истины
нечестивые и несчастные находятся в более благоприятном положении и имеют
большая вероятность успеха; не говоря уже о нечестивых, которые
счастливы — вид, о котором умалчивают моралисты. Возможно
суровость и ремесло — более благоприятные условия для
развитие сильных, независимых духов и философов, чем
нежное, утонченное, уступчивое добродушие и привычка брать
легко, что ценится и справедливо ценится в образованном
человек.Для начала всегда предполагая, что термин
«Философ» не ограничивается философом, который пишет
книги или даже вводит ЕГО философию в книги! — Стендаль
доставляет последнюю черту портрета беззаботного
философ, которого я не пропущу ради немецкого вкуса
Подчеркну — ибо это ПРОТИВОПОЛОЖЕНИЕ немецкому вкусу. «Pour etre bon
философ, — говорит последний великий психолог, — il faut etre
сек, ясновидение, без иллюзий. Un banquier, qui a fait fortune, a une
partie du caractere Requis pour faire des decouvertes en
Философия, c’est-a-dire pour voir clair dans ce qui est.”

40. Все глубокое любит маску: самое глубокое
вещи ненавидят даже образ и сходство. Не следует
ПРОТИВОСТОЯНИЕ — только правильная маскировка для позора Бога, чтобы уйти.
о в? Вопрос, который стоит задать! — было бы странно, если бы кто-нибудь
мистик еще не решился на то же самое. Там
дела настолько деликатны, что хорошо
сокрушить их грубостью и сделать неузнаваемыми;
есть действия любви и экстравагантного великодушия после
что нет ничего мудрее, чем взять палку и лупить
свидетель убедительно: таким образом человек затемняет свои воспоминания.Многие
человек может затемнять и злоупотреблять собственной памятью, чтобы
хотя бы отомстить этой единственной партии в секрете: позор
изобретательный. Это не самое худшее,
стыдно: за маской не только обман — столько всего
добро в ремесле. Я мог представить, что мужчина с чем-то
дорогостоящий и хрупкий, чтобы скрыть, неуклюже катился бы по жизни
и круглой, как старая, зеленая, тяжеловесная бочка для вина:
утонченность его стыда, требующего, чтобы это было так. Человек, у которого есть
глубина его стыда встречает его судьбу и его деликатные решения
на путях, которых мало кто когда-либо достигнет, и в отношении существования
о котором его ближайшие и самые близкие друзья могут не знать;
его смертельная опасность скрывается от их глаз, и в равной степени
его восстановили безопасность.Такая скрытая природа, которая инстинктивно
использует речь для молчания и сокрытия и неисчерпаема
уклоняясь от общения, ЖЕЛАЕТ и настаивает на том, чтобы маска
сам займет свое место в сердцах и головах своих
друзья; и если он не желает этого, его глаза будут
день открыться тому факту, что все же есть маска
он там — и что это хорошо. Каждый глубокий дух
нужна маска; нет, более того, вокруг каждого глубокого духа там
постоянно вырастает маска из-за постоянно фальшивой, то есть
сказать, ПРЕВОСХОДНАЯ интерпретация каждого слова, которое он произносит, каждого
шаг, который он делает, каждый признак жизни он проявляет.

41. Надо подвергнуть себя проверке на предмет того, что он
предназначены для независимости и командования, и делают это по праву
время. Нельзя избегать испытаний, хотя они и составляют
возможно, самая опасная игра, в которую можно играть, и в конце концов
тесты проводились только перед нами и ни перед кем другим судьей. Нет
прилепиться к любому человеку, даже самому дорогому — каждый человек
тюрьма, а также перерыв. Не прилепиться к отечеству, пусть
даже самые мучительные и нужные — еще меньше
трудно оторвать сердце от победоносного отечества.Нет
прилепиться к симпатии, будь то даже к высшим людям, в чью
своеобразная пытка и случай беспомощности дали нам понимание.
Не придерживаться науки, хотя она соблазняет
ценные открытия, по-видимому, специально зарезервированные для нас. Нет
прилепиться к собственному освобождению, к сладострастной дистанции и
удаленность птицы, которая всегда летит выше, чтобы
всегда видеть больше под ним — опасность летчика. Не к
придерживаться собственных добродетелей и не становиться жертвой каких-либо
наших фирменных блюд, к нашему «гостеприимству», например,
опасность опасностей для высокоразвитых и богатых душ, которые
расточительно, почти безразлично вести себя с собой и подталкивать
добродетель щедрости настолько, что она становится пороком.Кто-то должен
уметь СОХРАНИТЬ СЕБЯ — лучший тест на независимость.

42. Возникает новый порядок философов; Я рискну
крестить их по имени небезопасно. Насколько я понимаю
их, насколько они позволяют быть понятыми — ибо это
их природа ЖЕЛАТЬ, чтобы оставаться чем-то вроде загадки — эти
философы будущего могли бы справедливо, а может быть, и ошибочно,
утверждают, что их называют «искусителями». Само это имя после
все только попытка или, если угодно, искушение.

43. Будут ли они новыми друзьями «истины», эти грядущие
философы? Очень вероятно, что все философы до сих пор
любил их правду. Но, конечно, они не будут догматиками. Это
должны противоречить их гордости, а также их
вкус, что их правда должна оставаться правдой для всех — что
что до сих пор было тайным желанием и конечной целью
все догматические попытки. «Мое мнение — МОЕ мнение: другой человек
нелегко иметь на это право «- такой философ будущего
скажет, пожалуй.Надо отказаться от безвкусицы желать
согласен со многими людьми. «Хорошо» уже не хорошо, когда
сосед берет в рот. И как могло быть
«общее благо»! Выражение противоречит самому себе; то, что может
быть обычным всегда мало ценно. В конце концов, все должно быть так
они есть и всегда были — великие дела остаются для
великолепно, бездна для глубокого, деликатесов и острых ощущений
для утонченного и, короче говоря, всего редкого для
редкий.

44.Надо ли мне после всего этого прямо говорить, что они будут свободны,
ОЧЕНЬ свободные духи, эти философы будущего — как, конечно,
также они будут не просто свободными духами, но чем-то большим,
выше, выше и принципиально другого, чего не желает
быть неправильно понятым и ошибочным? Но пока я говорю это, я чувствую
под ОБЯЗАТЕЛЬСТВОМ почти столько же к ним, как и к себе (мы освобождаем
духи, которые являются их вестниками и предшественниками), чтобы сметать
от нас самих — это старый глупый предрассудок и
недоразумение, которое, как туман, слишком долго заставляло
Концепция «свободного духа» непонятна.В каждой стране Европы
и то же самое в Америке, в настоящее время есть кое-что, что
делает злоупотребление этим именем очень узким, предвзятым,
закованный класс духов, желающих почти противоположного
что подсказывают наши намерения и инстинкты, не говоря уже о том, что
уважение к появившимся НОВЫМ философам, они должны
еще больше быть закрытыми окнами и запертыми дверями. Вкратце и
к сожалению, они принадлежат ЛЕВЕЛЛЯМ, ошибочно названным
«Свободные духи» — как бойкие и говорливые рабы
демократический вкус и его «современные идеи» — все мужчины без
одиночество, без личного одиночества, тупые честные люди, которым
нельзя отказывать ни в мужестве, ни в достойном поведении, только
они несвободны и до смешного поверхностны, особенно в
их врожденное пристрастие к пониманию причины почти ВСЕХ человеческих
страдания и неудачи в старых формах, в которых общество до сих пор
существовало — понятие, которое, к счастью, полностью переворачивает истину! Какие
они хотели бы достичь изо всех сил, это универсальное,
зелено-луговое счастье стада вместе с безопасностью,
безопасность, комфорт и облегчение жизни для каждого, их двоих
наиболее часто воспеваемые песни и учения называются «Равенство
прав »и« Сочувствие ко всем страдающим »- и страдания
само по себе рассматривается ими как нечто, что должно быть СДЕЛАНО
УДАЛИТЬСЯ.Однако мы противоположные тем, кто открыл нам глаза и
совесть на вопрос, как и где у растения «человек»
до сих пор росла наиболее энергично, верю, что это всегда
происходило при противоположных условиях, что для этого
опасность его положения должна была быть чрезвычайно увеличена,
его изобретательность и притворная сила (его «дух») должны были
превращаются в тонкость и смелость под долгим угнетением и
принуждение, и его Воля к жизни должна была быть увеличена до
безусловная воля к власти — мы верим, что суровость, насилие,
рабство, опасность на улице и в сердце, секретность,
стоицизм, искусство искусителя и всякого рода бесовство, — что
все злое, ужасное, тираническое, хищное и
змеевик в человеке, служит также для возвышения человеческого
вид как его противоположность — мы даже не говорим достаточно, когда только
сказать ЭТО МНОГО, и в любом случае мы окажемся здесь, как с
наша речь и наше молчание, на ДРУГОЙ крайности всех современных
идеология и общительность, как их антиподы
возможно? Что удивительного в том, что мы, «свободные духи», не совсем
самые коммуникативные духи? что мы не хотим предавать в
всякое уважение ОТ ЧЕГО может освободиться дух, и ГДЕ
может, его потом пригонят? А что касается импорта
опасная формула «По ту сторону добра и зла», с которой мы, по крайней мере,
Избегайте путаницы, мы — нечто иное, чем «libres-penseurs»,
«Liben pensatori», «вольнодумцы» и все эти честные
сторонники «современных идей» любят называть себя.Будучи
дома или, по крайней мере, в гостях во многих сферах духа, имея
снова и снова убегал из мрачных, приятных уголков, в которых
предпочтения и предрассудки, молодость, происхождение, несчастный случай мужчины
и книги, или даже усталость от путешествий, казалось, ограничивали нас,
полон злобы против соблазнов зависимости, которые он
скрытый в почестях, деньгах, должностях или возвышении
чувства, благодарны даже за беды и превратности
болезнь, потому что они всегда освобождают нас от каких-то правил, и это
«Предубеждение», благодарное Богу, дьяволу, овцам и червю в нас,
пытливые до вины, следователи до жестокости,
не колеблясь пальцами за нематериальное, с зубами и
желудки для самых неудобоваримых, готовые к любому делу,
требует прозорливости и острых чувств, готовых к любым приключениям,
из-за избытка «свободы воли» с передним и задним
души, в конечные намерения которых трудно
любопытный, с передним и задним планами, до конца которого нет ступней
могут бежать, скрытые под покровом света, присваиватели,
хотя мы похожи на наследников и модов, аранжировщиков и
коллекционеры с утра до ночи, скупцы нашего богатства и наших
переполненные ящики, экономичные в обучении и забывании,
изобретательна в схемах, иногда гордится таблицами категорий,
иногда педанты, иногда полуночники даже в полный рабочий день,
да, если нужно, даже чучела — а это необходимо в наши дни,
то есть, поскольку мы рожденные, присягнувшие, ревнивые
друзья ОДИНОЧЕСТВА, нашей глубочайшей полночи и полудня
одиночество — такие мы люди, свободные духи! И, возможно
вы тоже что-то в этом роде, идущие? ye NEW
философы?

Продолжить…

Прочитать «Путешествие Ницше в Сорренто» в Интернете Паоло Д’Иорио

Путешествие Ницше в Сорренто

Путешествие Ницше в Сорренто

Генезис философии свободного духа 9410003

Перевод Сильвии Мэй Горелик

Издательство Чикагского университета

Чикаго и Лондон

Паоло Д’Иорио — директор по исследованиям в Национальном центре научных исследований и директор проекта HyperNietzsche в Мюнхенском университете. .Он автор, редактор или соредактор многих книг. Сильвия Мэй Горелик — внештатный переводчик и поэт.

The University of Chicago Press, Чикаго 60637

The University of Chicago Press, Ltd., Лондон

© 2016 Чикагский университет

Все права защищены. Опубликовано в 2016 г.

Напечатано в Соединенных Штатах Америки

25 24 23 22 21 20 19 18 17 16 1 2 3 4 5

ISBN-13: 978-0-226-16456-4 (ткань)

ISBN -13: 978-0-226-28865-9 (электронная книга)

DOI: 10.7208 / chicago / 9780226288659.001.0001

Первоначально опубликовано как Paolo D’Iorio, Le voyage de Nietzsche à Sorrente © CRNS Éditions, 2012.

Библиотека Конгресса — данные публикации в каталоге

Имена: D’Iorio, D’Iorio Паоло, автор. | Горелик, Сильвия Мэй, переводчик.

Название: Путешествие Ницше в Сорренто: генезис философии свободного духа / Паоло д’Иорио; перевод Сильвии Мэй Горелик.

Другие названия: Путешествие Ницше в Сорренте.Английский

Описание: Чикаго: Издательство Чикагского университета, 2016. | Включает библиографические ссылки и указатель.

Идентификаторы: LCCN 2015041743 | ISBN 9780226164564 (ткань: алк. Бумага) | ISBN 9780226288659 (электронная книга)

Темы: LCSH: Ницше, Фридрих Вильгельм, 1844–1900 — Путешествия — Италия — Сорренто.

Классификация: LCC B3316 .D5613 2016 | DDC 193 — dc23 LC запись доступна по адресу http://lccn.loc.gov/2015041743

Этот документ соответствует требованиям ANSI / NISO Z39.48-1992 (Постоянство бумаги).

Моему дедушке

(Искья 1898– Версилия 1986)

Мне не хватает сил на Север: там царят неуклюжие и искусственные души, которые работают так же постоянно и обязательно в меру благоразумия, как бобр у его плотины. И подумать только, что я провел среди них всю свою молодость! Это то, что меня охватило, когда я впервые увидел, как вечер, бархатно-серый и красный, приближается в небе над Неаполем — как дрожь от жалости к самому себе, что я начал свою жизнь в старости, и на глаза навернулись слезы, и в последний момент я почувствовал себя спасенным.

У меня хватит духа на Юг.

FRIEDRICH NIETZSCHE, посмертный фрагмент

eKGWB / NF-1881,12 [181] (мой перевод)

Содержание

Введение: Стать философом 00

Юг. Паспорт лица без гражданства

Ночной поезд через Мон-Сени

Пизанские верблюды

Неаполь: Первое откровение юга

2 Школа педагогов на вилле Рубиначчи

Рихард Вагнер в Сорренто

Монастырь свободных духов

Сновидения мертвых

3 прогулки по стране сирен

Неаполитанский карнавал

Митрас

4 Соррентинер Papiere

Реализм и химические комбинации атомов

Логика сновидений

Эпикурейский в Сорренто

Духовная музыка на африканском фоне

Солнце знаний и земля вещей

Благословенные острова

5 Колокола Генуи и Ницшеанские Богоявления

Богоявления

Ценность человеческих вещей

Скрещенные роды

Скрещенные роды

из Ночная песня Заратустры

Эпилог к ​​колоколу

6 Torna a Surriento

Примечания

Издания, сокращения, Библиография

03

0

0

ВВЕДЕНИЕ

Стать философом

Путешествие в Сорренто — это не только первое большое заграничное путешествие Ницше, его первое большое путешествие на юг, но и решающий перелом в его жизни и развитие его философии.Это происходит в 1876 году, когда Ницше страдает от серьезной моральной и физической боли. Его здоровье ухудшается; из-за сильной невралгии он не реже одного раза в неделю прикован к постели с невыносимой мигренью. Это также время интеллектуальной переоценки. В возрасте тридцати двух лет Ницше начинает сожалеть о том, что принял такую ​​молодую, возможно, слишком юную профессуру в Базеле, которую он занимал семь лет и которая теперь начинает давить на него. Что еще более серьезно, страсть его приверженности вагнеровскому пропагандисту постепенно уступает место разочарованию и сомнениям.

Четыре года назад молодой профессор классической филологии Базельского университета написал книгу под названием Рождение трагедии из духа музыки, , в которой, начиная с расследования происхождения греческой трагедии, он предложил реформу немецкой культуры, основанную на метафизике искусства и возрождении трагического мифа. Согласно этому оригинальному сочетанию твердых филологических гипотез с элементами философии Шопенгауэра и теории вагнеровской драмы, мир может быть оправдан только как эстетический феномен.Метафизический принцип, составляющий сущность мира, который Ницше называет изначальным-Единым ( Ur-Eine ), находится в вечном страдании, потому что он состоит из смеси изначальной радости и боли. Чтобы освободиться от этого внутреннего противоречия, он должен создавать прекрасные образы сновидений. Мир — продукт этих обезболивающих художественных представлений, отражение вечного противоречия, поэтическое изобретение страдающего и измученного бога. Даже люди, согласно Рождение трагедии , являются репрезентациями Первородного Единого, и когда они создают художественные образы, такие как греческая трагедия или вагнеровская драма, они следуют и, в свою очередь, усиливают спасительный импульс сна. природы. ¹ Эта метафизическая функция эстетической деятельности объясняет привилегированное положение, предоставленное художнику в рамках сообщества, поскольку он является продолжателем конечностей природы и создателем мифов, которые также способствуют социальной сплоченности: без мифа каждая культура теряет свою здоровую и творческую естественность сила: только горизонт, определяемый мифами, ограничивает все движение культуры в единстве. ² Перед лицом распадающегося современного мира, состоящего из множества негармонизированных сил, Ницше этой первой книгой попытался спасти цивилизацию, поместив ее под стеклянный колокол мифа и метафизики и доверив ее руководству. музыкального драматурга.³

Вагнеровский фестиваль в Байройте в августе 1876 года должен был стать началом этого культурного мероприятия, направленного на глубокое обновление немецкой культуры и зарождение художественной цивилизации. Ницше возлагал большие надежды на это событие, но оно разочаровало его — он счел его удручающим и искусственным. ⁴ С тех пор он больше не верил в возможность возрождения немецкой культуры через вагнеровский миф. Его желание положить конец вагнеровской фазе и вернуться к себе, к своей философии и свободному мышлению было самым сильным: Меня охватывает страх, когда я рассматриваю неопределенность горизонта современной цивилизации.Я с некоторым стыдом похвалил цивилизацию под стеклянным колоколом. Наконец я набрался смелости и бросился в открытое море мира. ⁵

Именно в это время его друг Мальвида фон Мейзенбуг приглашает его провести год на юге, не только для того, чтобы поправиться, но и поразмыслить над собой, как если бы он взял отпуск из своей собственной жизни. Ницше сразу соглашается. Благодаря неожиданной сложности путешествия и болезни философ возвращается к мышлению.Путешествие отдаляет его от повседневных обязанностей по обучению, освобождает от привычек и слабостей повседневной жизни и удаляет его из климата Севера. Болезнь вынуждает его к покою, к otium , к ожиданию и терпению. . . Но это как раз то, что называется мышлением! . . . ⁶ В Сорренто Ницше отказывается от своей вагнеровской фазы, восстанавливает определенные достижения своей философской и филологической подготовки и открывает себя для мышления современности, истории и науки.Среди газет Сорренто есть очень точный отрывок на эту тему: Я хочу прямо заявить читателям моих более ранних работ, что я отказался от метафизико-эстетических взглядов, которые по существу доминировали в них: они приятны, но несостоятельны. ⁷

На самом деле, даже когда он писал Рождение трагедии , он осознавал, что завораживающее видение мира, которое он рисовал, было всего лишь красивой иллюзией, в которую он сам почти не верил.Первая фаза мысли Ницше действительно характеризуется глубоким разрывом между тем, что молодой профессор написал публично, и тем, что он доверил своим работам или своим студентам. Этот разрыв закончится только с его путешествием на юг, когда весь поток мыслей, которые оставались скрытыми в связи с его общественной деятельностью, наконец, вырвется на свет, производя впечатление внезапной перемены и вызывая удивление и даже недоумение. среди его близких друзей.Именно в Сорренто Ницше напишет большую часть книги « Things Human, All Too Human », посвященной Вольтеру, которая знаменует поворотный момент в его мышлении. ⁸ Благодаря этой книге Ницше превзойдет метафизическую и вагнеровскую фазы своей философии; из-за этого он потеряет почти всех своих друзей, которые присоединяются к идеям вагнеровского движения: «Мне скоро придется излагать идеи , которые тот, кто их питает, считает позорными ; тогда даже мои друзья и родственники будут стать застенчивым и напуганным.Я должен пройти через этот огонь. Тогда я буду принадлежать себе еще больше », — написал он перед отъездом». Двенадцать лет спустя, в главе Ecce Homo , посвященной человеческим, слишком человечным вещам, Ницше напишет об этом радикальном изменении в своей духовной жизни. заявите следующим образом:

То, что во мне пришло к решению в то время, не было разрывом с Вагнером. Я заметил полное отклонение моих инстинктов, из-за которого любой конкретный промах, будь то Вагнер или профессура в Базеле, был всего лишь симптомом. меня одолело нетерпение на себя; Я увидел, что мне пора вспомнить и поразмыслить над собой. Внезапно мне стало страшно ясно, сколько времени уже было потрачено впустую, насколько бесполезным и произвольным оказалось все мое существование как филолога по отношению к моей истинной задаче. Мне было стыдно за эту ложную скромность. . Позади меня оставалось десять лет, когда полностью прекратилось питание моего духа , в котором я не узнал ничего полезного, в котором я забыл абсурдную сумму в обмен на кучу пыльной эрудиции.Скрупулезно ползая с плохим зрением через греческих метрологов — вот к чему я пришел! — С сочувствием я увидел себя совершенно истощенным, совершенно голодным: моя наука совершенно не включала реальностей , а мои идеалов — кто знает, что такое черт, они чего-то стоили! — Меня охватила поистине жгучая жажда: отныне я фактически не занимался ничем иным, кроме физиологии, медицины и естественных наук — даже к собственно историческим исследованиям я не возвращался, пока моя задача не вынудила меня заняться , властно.Тогда же я впервые предположил корреляцию между деятельностью, выбранной вопреки своим инстинктам, так называемым призванием , для которого человек не имеет призвания по крайней мере , и потребностью в анестезии чувство опустошенности и голода с помощью наркотического искусства — например, вагнеровского искусства. ¹⁰

Рисунок 1: Спиноза в Сорренто Ницше. Записная книжка U II 5, 57, Goethe-und Schiller-Archiv (GSA), 71/115.

Таким образом, это первое путешествие дает ему силы отказаться от профессуры и полностью изменить свое существование. После пребывания в Сорренто он действительно попытается вернуться в Базель еще раз, чтобы преподавать; Страдая между жизнью и смертью, он попытается вернуться в прошлое, чтобы восстановить защиту своей маленькой семьи Наумбург. Но безрезультатно . . . ибо его истинное призвание теперь призывает его к уединению, к жизни странствующего философа на юге. В Сорренто, в большой спальне на третьем этаже виллы Rubinacci, которая выходит на апельсиновую рощу, а дальше, на море, на гору Везувий и острова Неаполитанского залива; яркими осенними днями, тихими и пахнущими апельсином, все еще залитыми полуденным солнцем и морской солью; по вечерам за чтением вслух с друзьями, во время однодневных поездок на Капри или на карнавал в Неаполе; на прогулках по маленьким деревням, которые простираются вдоль одного из самых красивых заливов в мире, на этой земле, где древние считали, что они слышат сирены; По утрам, потратившись на написание первых афоризмов своей жизни, черновики которых до сих пор носят название Sorrentiner Papiere , Ницше решает стать философом.

С террасы своей спальни, выходящей на Сорренто, Ницше может видеть остров Искья: вулканический остров, место, реальное и воображаемое, которое послужит философу моделью для благословенных островов, островов Ученики Заратустры. Благословенные острова — это острова будущего, надежды и молодости. И это именно то, что Ницше выздоравливает среди мучений своей болезни: видения, планы, обещания своей юности. Не как пережитки похороненного отныне прошлого, а как голоса, исходящие из прошлого, чтобы напомнить отчаявшемуся человеку, сбившемуся с пути, о его будущем жизненном пути.Искья — это не остров Сан-Микеле , кладбище Венецианской лагуны и модель острова гробниц в Заратустра : тихий остров декадентского города посреди моря лагуны, которая сохраняет и медленно все разлагает. Искья — это не ностальгия и воспоминания о прошлом, а место, где подземные вулканические силы проникают в море, забывая вернуться в солнечный свет.

Не закат умирающей цивилизации, а зарождение новой культуры, выходящей за пределы своей трехтысячелетней истории.

В возрасте от 32 до 33 лет, в media vita , в этой напряженности между прошлым и будущим Ницше часто мечтает о своем детстве, о более ранних эпохах своей жизни, о людях, давно забытых или исчезнувших . Материальный знак того, что время его детства безвозвратно прошло, пришло к нему с известием о смерти его уважаемого учителя, Фридриха Ритчля; его бабушки по материнской линии; и его давнего коллеги, филолога-классика из Базельского университета Франца Герлаха.Философия, утверждал Шопенгауэр, начинается с размышления о смерти. Но среди Sorrentiner Papiere мы находим эти загадочные слова Спинозы: Homo liber de nulla re minus quam de morte cogitat et ejus sapientia non mortis sed vitæ meditatio est : Свободный человек думает ни о чем меньшем, чем о смерти, и о своем знании. это не медитация о смерти, а о жизни. ¹¹

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Путешествие на юг

Чтобы воссоздать этот важный момент в жизни Ницше, необходимо будет обратиться к свидетельствам путешественников, сопровождавших его по пути в юг.Действительно, из-за своего слабого здоровья и из-за того, что его зрение было сильно ослаблено, Ницше оставил нам очень мало писем, которые могли бы пролить свет на ход этого переходного путешествия. Но его товарищи по путешествию дали различные свидетельства, которые помогут нам понять атмосферу этого небольшого круга друзей и осветить этот период в жизни Ницше с разных точек зрения. И все же, даже если он пишет несколько писем, философ, тем не менее, не прекращает писать или диктовать свои мысли; читая записи, которые он делал в своих блокнотах, мы также будем следить за внутренним диалогом, который он плетет с дорогими ему авторами.Таким образом, наше повествование пойдет по двум путям, делая услышанными голоса тех, кто говорил о Ницше в своих письмах, и прислушиваясь к голосу самого философа на страницах его набросков.

Первой из этих фигур, которая в то время тяготела к Ницше, была графиня Мальвида фон Мейзенбуг. Друг Ричарда и Козимы Вагнер, Джузеппе Мадзини, Габриэля Моно, Ромена Роллана. . . Мальвида воображала себя со своими Мемуарами идеалиста воспитательницей немецкой и европейской молодежи: Ее книги, написал Чарльз Андлер, сочились этой прохладной сентиментальностью, жидкой и бездонной.К ней стекались все безжалостные «идеалисты», недовольные, которые, не решаясь рискнуть реальной оппозицией, довольствовались смутным и элегантным полетом души. ¹ В то время ей было шестьдесят лет, она принадлежала к кругу близких друзей Вагнера и познакомилась с Ницше в 1872 году, когда был заложен первый камень театра в Байройте. Также в Байройте, во время фестиваля 1876 года, она родила идею путешествия на юг. Сначала она предложила Неаполь, а затем, наконец, Сорренто как идеальное место для объединения небольшого круга друзей.² Ближе к концу своей долгой жизни она рассказывает о подготовке к этому путешествию:

Я был связан с Фридрихом Ницше узами теплой дружбы с 1872 года, и в то время его здоровье сильно ухудшилось. что он счел необходимым попросить у Базельского университета продленный отпуск, чтобы хоть раз полностью отдохнуть. Его тянуло к югу. Этому греку, жаждущему красоты, казалось, что блаженная природа сможет полностью его вылечить.Но он нуждался в окружении и заботе, и ни его мать, ни его сестра не могли сопровождать его. Поскольку я еще не обосновался в Риме, я написал ему, предлагая, чтобы он поехал со мной, чтобы провести зиму в Сорренто, в поисках отдыха и даже выздоровления в счастливой dolce far niente на юге. Он ответил: «Уважаемый друг, я действительно не знаю, как поблагодарить вас за то, что вы предлагаете мне в своем письме; позже я расскажу вам , как это слово от вас было сказано в нужное время и сколько еще без него мое состояние стало бы опасным, сегодня я только объявляю, что буду приду .»[…] Я прошел

Исследование человека Ницше, слишком человечное — Хантер Колледж

Книги человечества / Книги Прометея, 240 стр .; ISBN 978-1-59102-680-8; пбк $ 36,95, 2010

Отзыв Кейт Анселл Пирсон

Человек, тоже человек Человек начал жизнь как немодное наблюдение (названное «Свободный дух») и первоначально должно было называться The Ploughshare (которое также должно было стать рабочим названием Dawn ).По словам Ницше, работа над текстом была начата в августе 1876 года, во время его бегства с открытия Байройтского фестиваля в лесах Клингенбрунна. Однако, по словам Гаста, Ницше начал диктовать ему черновики книги в период с мая по июль того же года, то есть перед фестивалем. Как бы то ни было, HH сигнализирует о радикальном отходе от предыдущих работ Ницше как по стилю, так и по содержанию. Как и почти каждую книгу, которую он сейчас написал, Ницше считал ее самой важной книгой на сегодняшний день.Он хотел, чтобы книга, опубликованная в мае, совпала со столетним юбилеем дня рождения Вольтера (30 мая), и он хотел, чтобы издание книги было секретным делом. Он даже подумывал опубликовать его под псевдонимом Бернар Крон, о котором написал краткую биографию. Ницше был обеспокоен тем, как книга будет воспринята Вагнером и его старыми друзьями. Он потерял веру в дело Вагнера и больше не верил, что культурное возрождение может произойти через его музыкальную оперу.Теперь он издавал том для свободных духов, посвященный французскому мыслителю, оскорбление Вагнера, которое было слишком очевидным, чтобы остаться незамеченным. Приверженность Вольтеру была явным свидетельством нового рационалистического рвения Ницше. Он также включил на ту же страницу отрывок из «Рассуждения о методе» Декарта, который использовался вместо предисловия, прославляющего культивирование разума и радость познания. Книга шокировала многих читателей, в том числе таких близких друзей, как Эрвин Рода. Это шок, который нам, наверное, трудно сегодня зафиксировать.Такова степень, в которой мы ассимилировали свободолюбивое мышление и натурализм, которые Ницше поддерживал в книге. Переходя к книге из более ранних писаний, Роде сравнил этот опыт с преследованием из калидария, горячих вод, в ледяной фригидарий. Как сам Ницше выражает это в Ecce Homo , одна ошибка за другой спокойно ложится на лед, так что идеал не опровергается, а замораживается насмерть ( EH : HH). До этого момента Ницше оставил позади якоря своей жизни и писал под влиянием нового друга, философа и психолога Поля Рэ, с которым он впервые встретился в 1873 году.Ницше назвал психологические, материалистические интерпретации религии и морали Ре «реализмом».

В этом внимательном и подробном чтении текста, первом в своем роде в англоязычных ученых, Джонатан Коэн стремится показать, почему HH следует рассматривать как решающий водораздел в интеллектуальном развитии Ницше. В широкомасштабной трактовке он: анализирует роль науки и культуры в HH , стремясь показать, в каких точных точках текст прерывается с преувеличением культуры и иллюзий над наукой в ​​ранних произведениях; освещает атаку на метафизику; исследует роль и природу свободных духов, в том числе их отношение к культуре; выявляет литературную целостность текста.Коэн завершает последнюю главу о науке, культуре и свободном духе в более поздних работах, где он обнаруживает структурные сходства между HH и Beyond Good and Evil , в частности, при этом признавая, что концепция свободного духа Ницше претерпела некоторые важные изменения. переделки. Он также отмечает в своей последней главе, что в некоторых отношениях Моргенрот претендует на то, чтобы считаться настоящим началом философского созревания Ницше, поскольку именно в этом тексте, а не в Г. Х., провозглашается его аморализм (« аморализм », понимаемый здесь как влекущий за собой решительный разрыв с традициями и условностями и приверженность делу «зла»).Книга предлагает свежий и поучительный взгляд на основные аспекты текста Ницше, включая его изменившуюся концепцию культуры и почему философия так принижена по значимости по сравнению с наукой. Коэн показывает себя надежным проводником по тексту с твердым пониманием корпуса в целом и глубоким знанием HH в частности. Его книга, несомненно, станет полезным руководством для тех, кто хочет преподавать HH : она прекрасно воплощает в жизнь многие противоречия и парадоксы книги и, по крайней мере, к удовлетворению этого читателя, успешно разрешает их или, по крайней мере, показывает способы их решения.Он особенно хорош в отношении свободных духов и их роли как части авангарда, который окажет влияние на культуру и ее трансмутации.

Книга Коэна является частью нового направления в исследованиях Ницше, в котором основное внимание уделяется текстам как единицам интерпретации, и, возможно, ни одна часть корпуса не нуждается в таком преданном и внимательном изучении больше, чем тексты трилогии о свободном духе. . Коэн хорошо выражает это, когда заявляет, что для понимания Ницше необходимо понять его развитие, а чтобы понять это развитие, необходимо понять HH .Хотя это обычно считается первой из «афористических» работ Ницше, Коэн утверждает, что это не совсем так. Вместо этого он предпочитает трактовать новый стиль Ницше как краткий и эллиптический, цель которого — продемонстрировать определенную холодность мысли, в то же время приглашая читателя в лабиринт текста в попытке стать его частью и быть соблазненным его свободолюбием. Как пишет Коэн: «Эпоха назидательной метафизики оставила слова преувеличенными; однако научное знание требует точности слов.В кратком стиле каждое слово должно быть точным, потому что нет надежды, что читателю удастся каким-то образом получить картину среди облака словоблудия, которое могло бы возникнуть в результате более многословного стиля. Контраст с Шопенгауэром не может быть яснее »(стр. 178-9). Как он отмечает далее, такой лаконичный стиль не стремится назидать или возбуждать, и цель состояла в том, чтобы избежать этого. Больше всего Ницше считал необходимыми «пакеты со льдом» для возбужденного ума.

В книге и ее основных положениях есть слабые места.На мой взгляд, Коэн преувеличивает важность HH в по общему признанию сложной истории развития Ницше, не понимая природу точного набора проблем Ницше с Wissenschaft (наука больше, чем наука) в его ранний период и не понимая. оцените степень, в которой более поздний текст, такой как Так говорил Заратустра , принимает и снова задействует многие темы и мотивы немодных наблюдений. Как отмечает Коэн, HH — самая длинная книга Ницше с точки зрения разделов (638), охватывающая головокружительный круг тем.Неизбежно существуют важные и игнорируемые темы, которые не охвачены в его путеводителе по тексту, такие как эпикурейский уклон Ницше в это время (явно выраженный в WS), а также влияние стоических источников на его мышление. Последнее прекрасно дополняет его акцент на холодности и строгости науки, и Коэн справедливо отмечает, что состояние ума свободного духа напоминает состояние апатии мудреца-стоика. Его исследование ограничивается HH , что, на мой взгляд, было неоправданно ограничивающим выбором: автору следовало свободно черпать из «афоризмов» в последующих дополнительных текстах AOM и WS .Из-за того, что он пренебрег этими дополнительными томами, книга не может исследовать политику, которую Ницше поддерживает в настоящее время, включая его утверждение о грядущей демократии. В середине периода Ницше часто проявляет себя в лучшем виде. В настоящее время у него уже есть ключевые понятия, которые мы связываем с его поздней философией, такие как «хороший европеец» и «великая политика». Он также может предвидеть появление европейской лиги наций через демократизацию, которую он считает определяющей современности.Политика Ницше в это время представляет собой захватывающее сочетание рассудительности и дальновидности и заслуживает внимания автора. Коэн справедливо считает, что HH занимает особое положение в корпусе Ницше, находясь в решающий момент своей жизни, когда он вырывается из своего хозяина (Вагнера) и заявляет о своей интеллектуальной и профессиональной независимости. Он также утверждает, что текст является решающим стержнем в философской карьере Ницше. Однако он мог бы больше уточнить природу разрыва с Шопенгауэром, поскольку, хотя очевидно, что он сейчас идет другим философским путем, чем его великий педагог, он все еще мыслит в рамках, установленных философией Шопенгауэра.Разоблачая басню о разумной свободе, Ницше оставляет своих читателей с неубедительным лапласовским детерминизмом. Здесь Коэн мог бы проникнуть гораздо глубже.

В заключение: это чрезвычайно хорошо написанное и искусно построенное исследование Ницше HH , которое можно настоятельно рекомендовать тем, кто ищет помощь с текстом. Исследование Коэна также послужит обогащению исследований, проведенных на HH , и в целом является весьма желанным дополнением к литературе о Ницше.

.