Достоевский в жизни все временно если все идет хорошо наслаждайся: В жизни всё временно. Если всё идёт хорошо — наслаждайся, это не — >Женский журнал MGFAMM

Достоевский в жизни все временно если все идет хорошо наслаждайся: В жизни всё временно. Если всё идёт хорошо — наслаждайся, это не

Содержание

В жизни всё временно. Если всё идёт хорошо — наслаждайся, это не

ЦИТАТА

В жизни всё временно. Если всё идёт хорошо — наслаждайся, это не будет длиться вечно. Ну а если всё паршиво — не кисни, это тоже не навсегда.

Фёдор Достоевский

5 лет назад

Гениально: 5 цитат Достоевского, которые помогают не бояться кризиса | Мадам Хельга

Человек по-разному прикасается к культуре. Кто-то едет в театр оперы и балета, а кто-то ограничивается просмотром музыкальных клипов на Youtube.

Вот и я не дерзнула перечитывать тома, написанные Достоевским при жизни, но решила прошерстить интернет на предмет цитат классика. Окунувшись в мир его мыслей, я всплеснула руками — это же антикризисное пособие, какое-то!

В жизни всё временно. Если всё идёт хорошо — наслаждайся, это не будет длиться вечно. Ну а если всё паршиво — не кисни, это тоже не навсегда. (с) Ф.М. Достоевский

Мне кажется, что кому как ни Федору Михайловичу знать, что такое кризис и жизнь на хлебе и воде. Писатель не раз проигрывал в казино все свои гонорары и сбережения. И начинал жизнь с чистого листа.

Достоевский своего рода сапожник без сапог — он умом понимает, как нужно переживать кризис, но на практике эти знания применить не мог. Давайте попробуем перенять мудрость писателя и воплотить в жизнь?

Об образе жизни

На первый взгляд кажется, что Достоевский говорит о том, чтобы сохранять спокойствие и хладнокровие в сложной ситуации. Возможно, он это и имел ввиду.

Но я вижу в этих словах и еще один посыл. Наверное, вы скажете, что это притянуто за уши, но я все же возьму на себя смелость выразить свою мысль.

Сижу я дома, на карантине уже 1,5 месяца. И покупаю только еду. И этот факт демонстрирует мне, что я легко могу обойтись без вороха покупок в торговых центрах.

Нам почему-то кажется, что чем выше наша покупательская способность, тем мы богаче. Вовсе нет. Мы богаче тогда, когда можем легко обходиться без многих вещей.

Владеть собой — очень важный навык для любой личности и касается любых проявлений: любви, зависти, жадности, гнева, транжирства.

О счастье

Ну разве не гениально сказано?

Разве кто-то из нас ощущает себя счастливым в моменты пресыщенности? Нет! Счастье мы ощущаем в тот момент, когда находимся на один шаг от своей мечты. От предвкушения.

Поэтому мировые и локальные встряски немного нас отрезвляют.

Свободу, близких и деньги начинаешь ценить только тогда, когда их кто-то хочет у тебя отобрать.

О жизни

Где-то в Африке бананы кислые уродились, где-то в России рубль рухнул вместе с ценами на нефть. Люди слишком отождествляют себя с внешним миром. И любят пострадать вместе с ним. Покручиниться и руки позаламывать.

А Достоевский взывает: будьте выше суеты. Будет новый урожай бананов, будет вам и рубль, и доллар, и какао с чаем.

Вы живы — а значит, вам уже крупно повезло. Любите жизнь!

А еще, у Достоевского есть фраза, которую полезно знать всем сторонникам теории заговора. Тем, кто думает, что кризис искусственно создали Макрон, Меркель, Трамп, Лукашенко и Путин:

Мне кажется, что у Федора Михайловича объективности и понимания жизни больше, чем у наших российских СМИ. Поэтому, я очень хочу, чтобы он оказался прав: пусть кризис как можно скорее закончится. И мы еще раз поймем, что все, что не делается — все к лучшему.

А Вам понравились цитаты писателя?

В жизни все временно. Так что, если все идет хорошо, наслаждайся — вечно это не продлится. А если все идет плохо — не переживай, это тоже не продлится вечно.

22 цитаты великого писателя Федора Достоевского

Фридрих Ницше признал, что Достоевский был единственным автором-психологом, ставшим отчасти его учителем.

22 лучшие цитаты великого писателя Федора Достоевского:

Жить нужно для тех — кому ты нужен… Дружить лишь с теми — в ком уверен… Общаться с теми — кто приятен… И быть благодарным тем — кто тебя ценит.
И никто, никто не должен знать, что между мужем и женой происходит, коль они любят друг друга. И какая бы ни вышла у них ссора, мать родную и ту не должны себе в судьи звать и один про другого рассказывать. Сами они себе судьи. Любовь – тайна Божия и от всех глаз чужих должна быть закрыта, что бы там ни произошло.
Не засоряйте свою память обидами, а то там может просто не остаться места для прекрасных мгновений.
Человек находит время для всего, что он действительно хочет.
Удивительно, что может сделать один луч солнца с душой человека.
Душа исцеляется рядом с детьми.
Никогда не причиняй человеку боль, когда этот человек готов ради тебя на всё.
Со временем устаёшь тянуться к людям, которые не делают ни шагу к тебе навстречу.
Однажды и в твоей жизни появится новое имя, которое превратит предыдущее в пыль.
Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни.
Штука в чём: Если ты холоден — ты ранишь людей. Если ты чувствительный — люди ранят тебя.
Есть три вещи, которых боится большинство людей: доверять, говорить правду и быть собой.
Человек – он умный, но чтоб умно поступать — одного ума мало.
Очень немного требуется, чтобы уничтожить человека: стоит лишь убедить его в том, что дело, которым он занимается, никому не нужно.
Никто не сделает первый шаг, потому что каждый думает, что это не взаимно.
Во всём есть черта, за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно.
Жизнь задыхается без цели.
Кто хочет приносить пользу, тот даже со связанными руками может сделать много добра.
Если ты направился к цели и станешь дорогою останавливаться, чтобы швырять камни во всякую лающую на тебя собаку, то никогда не дойдёшь до цели.
Большие не знают, что ребёнок, даже в самом трудном деле, может дать чрезвычайно важный совет.
В жизни всё временно. Если всё идёт хорошо — наслаждайся, это не будет длиться вечно. Ну а если всё паршиво — не кисни, это тоже не навсегда.

Достоевский Федор Михайлович (1821-1881) — выдающийся русский писатель, общественный деятель, философ и публицист. Достоевский определил новые направления в русской литературе и являлся в этом смысле «революционером» . Это сыграло отрицательную роль в судьбе самого писателя и в отношении к нему современников.

Лишь после смерти писателя, он был признан одним из самых величайших романистов, повлиявшим на мировую литературу, а также на философские течения и публицистику. Большинство произведений Достоевского неоднократно экранизировались, ставились оперные, балетные и театральные постановки, как в России, так и за рубежом.

24 мудрых высказывания из уст Федора Достоевского

Достоевский Федор Михайлович – популярный писатель России, философ, мудрец и литератор. С 1877 года член-корреспондент Академии наук в Петербурге.

На протяжении своей творческой работы в области литературы, после нахождение около четырех лет на каторжных работах и ссылке из-за участия в кружке Петрашевского, Федор Михайлович проводил выступления как новатор сохранения устоев русского реализма, что так и не было оценено современниками во времена жизни писателя.

Фридрих Ницше, говоря о Достоевском, признает его выдающимся автором-психологом, который до некоторой степени стал его наставником.

1. Жить нужно для тех — кому ты нужен… Дружить лишь с теми — в ком уверен… Общаться с теми — кто приятен… И быть благодарным тем — кто тебя ценит.

2. И никто, никто не должен знать, что между мужем и женой происходит, коль они любят друг друга. И какая бы ни вышла у них ссора, мать родную, и ту не должны себе в судьи звать и один про другого рассказывать. Сами они себе судьи. Любовь – тайна божия и от всех глаз чужих должна быть закрыта, что бы там ни произошло.

3. Не засоряйте свою память обидами, а то там может просто не остаться места для прекрасных мгновений.

4. Человек находит время для всего, что он действительно хочет.

5. Удивительно, что может сделать один луч солнца с душой человека.

6. Душа исцеляется рядом с детьми.

7. Никогда не причиняй человеку боль, когда этот человек готов ради тебя на все.

8. Со временем, устаёшь тянуться к людям, которые не делают ни шагу к тебе навстречу.

9. В жизни всё временно. Если всё идёт хорошо — наслаждайся, это не будет длиться вечно. Ну а если всё паршиво — не кисни, это тоже не навсегда.

10. И однажды в твоей жизни появится новое имя, которое превратит предыдущее в пыль.

11. Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни.

12. Штука в чем: Если ты холоден — ты ранишь людей. Если ты чувствительный — люди ранят тебя.

13. Есть три вещи, которых боится большинство людей: доверять, говорить правду и быть собой.

14. Человек он умный, но чтоб умно поступать — одного ума мало.

15. Очень немного требуется, чтобы уничтожить человека: стоит лишь убедить его в том, что дело, которым он занимается, никому не нужно.

16. Никто не сделает первый шаг, потому что каждый думает, что это не взаимно.

17. Во всем есть черта, за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно.

18. Жизнь задыхается без цели.

19. Кто хочет приносить пользу, тот даже со связанными руками может сделать много добра.

20. Если ты направился к цели и станешь дорогою останавливаться, чтобы швырять камни во всякую лающую на тебя собаку, то никогда не дойдешь до цели.

21. Каждый из нас предан. Кому-то. Или кем-то.

22. Большие не знают, что ребенок даже в самом трудном деле может дать чрезвычайно важный совет.

23. Не засоряйте свою память обидами, а то там может просто не остаться места для прекрасных мгновений.

24. Удивительно, что может сделать один луч солнца с душой человека!

Смотрите также: Мудрые высказывания из детской сказки «Алиса в стране чудес»

Лучшие цитаты Достоевского | Newsroom.kz

Фридрих Ницше признал, что Достоевский был единственным автором-психологом, ставшим отчасти его учителем.
22 лучших цитаты великого Федора Достоевского:
1. Жить нужно для тех — кому ты нужен… Дружить лишь с теми — в ком уверен… Общаться с теми — кто приятен… И быть благодарным тем — кто тебя ценит.
2. И никто, никто не должен знать, что между мужем и женой происходит, коль они любят друг друга. И какая бы ни вышла у них ссора, мать родную, и ту не должны себе в судьи звать и один про другого рассказывать. Сами они себе судьи. Любовь – тайна божия и от всех глаз чужих должна быть закрыта, что бы там ни произошло.
3. Не засоряйте свою память обидами, а то там может просто не остаться места для прекрасных мгновений.
4. Человек находит время для всего, что он действительно хочет.
5. Удивительно, что может сделать один луч солнца с душой человека.
6. Душа исцеляется рядом с детьми.
7. Никогда не причиняй человеку боль, когда этот человек готов ради тебя на все.
8. Со временем, устаёшь тянуться к людям, которые не делают ни шагу к тебе навстречу.
9. В жизни всё временно. Если всё идёт хорошо — наслаждайся, это не будет длиться вечно. Ну а если всё паршиво — не кисни, это тоже не навсегда.
10. И однажды в твоей жизни появится новое имя, которое превратит предыдущее в пыль.
11. Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни.
12. Штука в чем: Если ты холоден — ты ранишь людей. Если ты чувствительный — люди ранят тебя.
13. Есть три вещи, которых боится большинство людей: доверять, говорить правду и быть собой.
14. Человек он умный, но чтоб умно поступать — одного ума мало.
15. Очень немного требуется, чтобы уничтожить человека: стоит лишь убедить его в том, что дело, которым он занимается, никому не нужно.
16. Никто не сделает первый шаг, потому что каждый думает, что это не взаимно.
17. Во всем есть черта, за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно.
18. Жизнь задыхается без цели.
19. Кто хочет приносить пользу, тот даже со связанными руками может сделать много добра.
20. Если ты направился к цели и станешь дорогою останавливаться, чтобы швырять камни во всякую лающую на тебя собаку, то никогда не дойдешь до цели.
21. Каждый из нас предан. Кому-то. Или кем-то.
22. Большие не знают, что ребенок, даже в самом трудном деле, может дать чрезвычайно важный совет.

Художник Елена Кацура В жизни всё временно. Если всё идёт…

В тему однако…

Хочу свой пирожок! alinaospina Ну и кто ещё скажет, что эти тесты — фигня?

Просто так, под настроение…

Плачет осень… По траве, цветам и листьям. Засыпать она не хочет Под пуховым одеялом… Так было вчера, утром. После обеда началась зима,…

Атмосферно

Художник Борис Хлебко. «Осенний дождь» Растворяюсь в октябрьском ветре, А навстречу — листва по земле, С ароматом лимонной цедры, С тихой…

Что выбрать? Жену или смартфон?

Многие истории начинаются с прекрасного. Со свадьбы. Невесте, да и жениху тож кажется, что вся их дальнейшая жизнь будет, как праздник, наверно……

Сегодня 25 октября

А у нас цветы цветут. #цветыпопонедельникам Правда они сначала замёрзли, но, как оказалось, не совсем. Выросли новые и расцвели. Красота.…

Странная осень, или народная забава…

На дворе, минуточку, 14 октября, Покров, с чем я и поздравляю тех, кто празднует этот праздник. В старые добрые времена в этот день обычно…

Хороший афоризм и популярный

Получить афоризм Вроде всё верно сказано, но, на мой взгляд, автор не учёл одного момента. А если человек ошибочно думает, что он мыслит, а…

Екатеринбург: Бестиарий на Плотинке

Вчера я немного погуляла. После работы пошла на нашу Плотинку. Глядя на буйство красок не верится, что на дворе октябрь. Обычно в это время…

Сентябрьские уточки

Этот пост должен был выйти вчера, но из-за того, что ЖЖ не дал загрузить фото с телефона, кстати, они и сегодня не пожелали грузиться. Пришлось…

Если есть Бог, то дозволено все

Хотя утверждение «Если Бога нет, все дозволено» широко приписывается Достоевскому Братья Карамазовы (Сартр был первым, кто сделал это в его Бытие и ничто ), он просто никогда не говорил этого.

Наиболее близкие к этому печально известному афоризму — это набор апопроксимаций, как, например, заявление Дмитрия из его дебатов с Ракитиным (как он сообщает об этом Алеше):

«‘Но что тогда будет с людьми?’ Я спросил его: «Без Бога и бессмертной жизни? Тогда все дозволено, они могут делать, что хотят?»

Но сам факт того, что это неправильное приписывание сохраняется в течение десятилетий, демонстрирует, что, даже если оно фактически неверно, оно тем не менее бьет по нерву в нашем идеологическом здании.Неудивительно, что консерваторы любят вспоминать об этом всякий раз, когда возникают скандалы среди атеистско-гедонистской элиты: от миллионов убитых в лагерях до секса с животными и однополых браков — вот где мы и закончим, если будем отрицать трансцендентный авторитет как абсолютный предел всем человеческим усилиям.

Без таких трансцендентных ограничений — так гласит история — нет ничего, что в конечном итоге могло бы помешать нам безжалостно эксплуатировать наших соседей, использовать их в качестве инструментов для получения прибыли и удовольствия или порабощать, унижать и убивать их миллионы.Все, что стоит между нами и этим моральным вакуумом, при отсутствии трансцендентального предела, — это те добровольные ограничения и произвольные «договоры между волками», заключенные в интересах выживания и временного благополучия, но которые могут быть нарушены в любой момент. в любой момент.

Но разве все так? Хорошо известно, что Жак Лакан утверждал, что психоаналитическая практика переворачивает изречение Достоевского: «Если нет Бога, то все запрещено ». Этот поворот, конечно, противоречит моральному здравому смыслу.Так, например, в сочувствующей рецензии на книгу о Лакане словенская левая ежедневная газета передала версию Лакана так: «Даже если нет Бога, не все дозволено!» — доброжелательная пошлость, превращающая провокационное обращение Лакана в скромную уверенность в том, что даже мы, безбожные атеисты, уважаем некоторые этические ограничения.

Однако, даже если инверсия Лакана кажется пустым парадоксом, быстрый взгляд на наш моральный ландшафт подтверждает, что это гораздо более подходящее описание атеистического либерального / гедонистского поведения: они посвящают свою жизнь погоне за удовольствиями, но поскольку нет никакого внешнего авторитета, который гарантировал бы им личное пространство для этого стремления, они запутываются в густой сети добровольных «политкорректных» правил, как будто они несут ответственность перед суперэго, гораздо более суровым, чем у традиционной морали.Таким образом, они становятся одержимыми опасением, что, преследуя свои удовольствия, они могут нарушить пространство других, и таким образом регулировать свое поведение, принимая подробные рецепты о том, как избежать «домогательств» других, наряду с не менее сложным режимом ухода. от себя (физическая подготовка, здоровое питание, духовное расслабление и т. д.).

Сегодня нет ничего более деспотичного и регулируемого, чем быть простым гедонистом.

Но здесь следует сделать второе наблюдение, строго коррелирующее с первым: для тех, кто обращается к «богу» жестко и прямо, воспринимая себя как орудие его воли, все дозволено.Это, конечно, так называемые фундаменталисты, практикующие извращенную версию того, что Кьеркегор назвал религиозной приостановкой этического.

Итак, почему мы наблюдаем рост религиозно (или этнически) оправданного насилия сегодня? Именно потому, что мы живем в эпоху, которая воспринимает себя как постидеологических . Поскольку великие общественные дела больше не могут быть мобилизованы в качестве основы массового насилия — другими словами, поскольку гегемонистская идеология предписывает нам наслаждаться жизнью и осознавать свое истинное Я — для большинства людей почти невозможно преодолеть свое отвращение к перспектива убийства другого человека.

Большинство людей сегодня спонтанно нравственны: мысль о пытках или убийстве другого человека глубоко травмирует их. Итак, чтобы заставить их это сделать, необходима более крупная «священная» Причина, что-то, что заставляет мелкие индивидуальные опасения по поводу убийства казаться тривиальными. Религия или этническая принадлежность идеально подходят для этой роли. Конечно, есть случаи, когда патологические атеисты способны совершать массовые убийства просто ради удовольствия, просто ради этого, но это редкие исключения. Большинство нуждается в обезболивании от их элементарной чувствительности к чужим страданиям.Для этого необходимо священное Дело: без этой Причины нам пришлось бы ощущать всю тяжесть того, что мы сделали, без Абсолюта, на которого возложить основную ответственность.

Религиозные идеологи обычно утверждают, что, правда это или нет, религия заставляет некоторых в остальном плохих людей делать что-то хорошее. Однако исходя из сегодняшнего опыта, лучше придерживаться утверждения Стивена Вайнберга: в то время как без религии хорошие люди делали бы хорошие дела, а плохие люди — плохие, только религия может заставить хороших людей делать плохие поступки.

Не менее важно, то же самое, кажется, справедливо и для проявления так называемых «человеческих слабостей». Изолированные крайние формы сексуальности среди безбожных гедонистов немедленно превращаются в репрезентативные символы развращенности безбожников, в то время как любое сомнение, скажем, в связи между более явным явлением клерикальной педофилии и церковью как институтом отвергается как антирелигиозная клевета. . Хорошо задокументированная история о том, как католическая церковь защищает педофилов в своих рядах, является еще одним хорошим примером того, что, если бог действительно существует, то все дозволено.Такое защитное отношение к педофилам делает настолько отвратительным то, что его практикуют не снисходительные гедонисты, а сам институт, который выдает себя за морального опекуна общества.

А как насчет сталинских массовых убийств коммунистов? А как насчет нелегальных ликвидаций безымянных миллионов? Легко увидеть, как эти преступления всегда оправдывались их собственным эрзац-богом, «богом, который потерпел поражение», как называл его Игнацио Силоне, один из великих разочарованных бывших коммунистов: у них был свой бог, поэтому все им было разрешено.

Другими словами, здесь применима та же логика, что и у религиозного насилия. Сталинские коммунисты не воспринимают себя гедонистами-индивидуалистами, брошенными на свободу. Скорее они воспринимают себя как инструменты исторического прогресса, необходимости, толкающей человечество к «более высокой» стадии коммунизма — и именно эта ссылка на их собственный Абсолют (и их привилегированное отношение к нему) позволяет им делать все, что угодно. они хотят.

Вот почему, как только в этом идеологическом защитном щите появляются трещины, тяжесть того, что они сделали, становится невыносимой для многих отдельных коммунистов, поскольку они должны противостоять своим действиям как своим собственным, без какого-либо алиби в высшей Логике Истории.Поэтому после выступления Хрущева 1956 года с осуждением преступлений Сталина многие кадры покончили жизнь самоубийством: они не узнали ничего нового во время этого выступления, все факты были им более или менее известны — они были просто лишены исторической легитимации своих преступлений в Коммунистический исторический Абсолют.

Сталинизм — и, в большей степени, фашизм — добавляет к этой логике еще один извращенный поворот: чтобы оправдать свое безжалостное применение силы и насилия, им пришлось не только возвысить свою собственную роль до роли инструмента Абсолюта, им также приходилось демонизировать своих противников, изображать их олицетворением коррупции и упадка.

Для нацистов каждое явление разврата было немедленно превращено в символ еврейского вырождения, сразу же утверждалась преемственность между финансовыми спекуляциями, антимилитаризмом, культурным модернизмом, сексуальной свободой и т. Д., Поскольку все они воспринимались как проистекающие из та же еврейская сущность, та же полувидимая сила, которая тайно контролировала общество. Такая демонизация имела четкую стратегическую функцию: она оправдывала нацистов делать все, что они хотели, поскольку против такого врага разрешено все, потому что мы живем в постоянном чрезвычайном положении.

И последнее, но не менее важное: здесь следует отметить крайнюю иронию: хотя многие из тех, кто сожалеет о распаде трансцендентных ограничений, представляют себя христианами, тоска по новому внешнему / трансцендентному пределу, к божественному агенту, устанавливающему такой предел. , глубоко нехристианское . Христианский Бог — это не трансцендентный Бог ограничений, но Бог имманентной любви: в конце концов, Бог есть любви; он присутствует, когда между его последователями существует любовь.

Неудивительно, что это обращение Лакана: «Если есть Бог, то все позволено!» — открыто утверждается некоторыми христианами как следствие христианского представления о преодолении запретительного Закона в любви: если вы пребываете в божественной любви, то вам не нужны запреты; вы можете делать все, что хотите, поскольку, если вы действительно пребываете в божественной любви, вы никогда не захотите делать что-то злое.

Эта формула «фундаменталистского» религиозного отказа от этического уже была предложена Августином, который писал: «Любите Бога и делайте, как хотите» (или, в другой версии, «Любите и делайте все, что хотите».»- с христианской точки зрения эти два в конечном итоге равны одному и тому же, поскольку Бог — это любовь). Уловка, конечно же, в том, что если вы действительно любите Бога, вы будете хотеть того, чего он хочет — то, что ему нравится, будет радовать вас и то, что ему не нравится, сделает вас несчастными. Так что дело не в том, что вы можете просто «делать все, что хотите» — ваша любовь к Богу, если она подлинная, гарантирует, что в том, что вы хотите делать, вы будете следовать высочайшим этическим нормам. стандарты.

Это похоже на пресловутую шутку: «Моя невеста никогда не опаздывает на прием, потому что, когда она опаздывает, она больше не моя невеста.«Если вы любите Бога, вы можете делать все, что захотите, потому что, когда вы делаете что-то злое, это само по себе является доказательством того, что вы на самом деле не любите Бога. Однако двусмысленность сохраняется, поскольку нет никаких гарантий, внешних по отношению к вашей вере. того, что Бог на самом деле хочет, чтобы вы делали — в отсутствие каких-либо этических стандартов, внешних по отношению к вашей вере и любви к Богу, всегда таится опасность того, что вы воспользуетесь своей любовью к Богу в качестве оправдания самых ужасных деяний.

Более того, когда Достоевский предлагает линию мысли вроде «Если нет Бога, то все дозволено», он никоим образом не просто предостерегает от безграничной свободы, то есть вызывает Бога как посредника трансцендентного запрет, ограничивающий человеческую свободу: в обществе, управляемом инквизицией, все определенно запрещено, поскольку Бог здесь действует как высшая сила, ограничивающая нашу свободу, а не как источник свободы.Весь смысл притчи о Великом инквизиторе состоит как раз в том, что такое общество стирает само послание Христа: если бы Христос вернулся в это общество, он был бы сожжен как смертельная угроза общественному порядку и счастью, поскольку он принес людям дар (который оказывается тяжелым бременем) свободы и ответственности.

Неявное утверждение, что «Если Бога нет, то все дозволено», таким образом, гораздо более двусмысленно — стоит внимательнее присмотреться к этой части Братья Карамазовы , и, в частности, к длинному разговору в Книге Пятерка между Иваном и Алешей.Иван рассказывает Алеше вымышленную историю о великом инквизиторе. Христос возвращается на землю в Севилье во времена инквизиции; после того, как он совершает ряд чудес, люди узнают его и обожают его, но он арестован инквизицией и приговорен к сожжению на следующий день. Великий инквизитор посещает его в его келье, чтобы сказать, что он больше не нужен Церкви: его возвращение помешает миссии Церкви, которая состоит в том, чтобы приносить людям счастье. Христос неверно оценил человеческую природу: подавляющее большинство человечества не может справиться со свободой, которую Он им дал — другими словами, дав людям свободу выбора, Иисус исключил большинство людей из искупления и обрек его на страдания.

Чтобы принести людям счастье, Инквизитор и Церковь, таким образом, следуют за «мудрым духом, ужасным духом смерти и разрушения», а именно с дьяволом, который один может предоставить инструменты, чтобы положить конец всем человеческим страданиям и объединиться под знаменем. Церкви. Множество людей должны руководить те немногие, которые достаточно сильны, чтобы взять на себя бремя свободы — только так все человечество будет жить и счастливо умирать в неведении. Те немногие, кто достаточно силен, чтобы взять на себя бремя свободы, являются настоящими мучениками, посвятившими свою жизнь тому, чтобы не дать человечеству выбора.Вот почему Христос был неправ, отвергнув искушение дьявола превратить камни в хлеб: люди всегда будут следовать за теми, кто будет кормить их животы. Христос отверг это искушение, сказав: «Человек не может жить одним хлебом», игнорируя мудрость, которая говорит нам: «Накормите людей, а затем просите у них добродетели!» Вместо ответа инквизитору Христос, который все время хранил молчание, целует его в губы; шокированный, инквизитор отпускает Христа, но говорит ему никогда не возвращаться … Алеша отвечает на сказку, повторяя жест Христа: он также нежно целует Ивана в губы.

Суть этой истории не в том, чтобы просто напасть на Церковь и выступить за возвращение к полной свободе, данной нам Христом. Сам Достоевский не мог дать однозначного ответа. Следует иметь в виду, что притча о Великом инквизиторе является частью более широкого контекста аргументов, который начинается с того, что Иван восклицает о жестокости и безразличии Бога к человеческим страданиям со ссылкой на строки из книги Иова (9.22-24):

«Он уничтожает невиновных и злых.Если бич внезапно убивает, Он насмехается над отчаянием невинных. Земля отдана в руки нечестивых; Он закрывает лица своих судей. Если это не Он, то кто это? »

Контраргумент Алеши состоит в том, что все, что показал Иван, — это то, почему на вопрос о страдании нельзя ответить только Богом Отцом. Но мы не евреи и не мусульмане, у нас есть Бог-Сын, добавляет Алеша, и поэтому аргумент Ивана на самом деле укрепляет христианскую, а не просто теистическую веру: Христос «может простить все, все и для всех, потому что Он пролил свою невинную кровь. для всех и вся.»В ответ на это призывание Христа — переход от Отца к Сыну — Иван представляет свою притчу о Великом Инквизиторе, и, хотя прямого ответа на нее нет, можно утверждать, что неявное решение — это Священное Писание. Дух: «радикально эгалитарная ответственность каждого за всех и за каждого».

Можно также утверждать, что жизнь старца Зосимы, которая почти сразу следует за главой о Великом инквизиторе, является попыткой ответить на вопросы Ивана. Зосима, лежащий на смертном одре, рассказывает, как он нашел свою веру в своей бунтарской юности, посреди дуэли, и решил стать монахом.Зосима учит, что люди должны прощать других, признавая свои грехи и вину перед другими: нет изолированного греха, поэтому каждый несет ответственность за грехи ближнего.

Разве это не версия Достоевского «Если нет Бога, то все запрещено»? Если дар Христа должен сделать нас радикально свободными, то эта свобода также несет тяжелое бремя полной ответственности.

Славой Жижек — международный директор Института гуманитарных наук Биркбека при Лондонском университете и один из самых влиятельных общественных интеллектуалов в мире.Его последняя книга Меньше, чем ничего: Гегель и тень диалектического материализма .

На расстреле: радикальные дела молодого Достоевского

1.
В 28, Федор Достоевский собирался умереть.

Кошмар начался, когда полиция ворвалась в его квартиру и утащила его посреди ночи вместе с остальными членами Петрашевского круга. Это была группа художников и мыслителей, которые вместе обсуждали радикальные идеи, такие как равенство и справедливость, и иногда читали книги.Безумцы, ясно. Честно говоря, царь, Николай I , , имел право беспокоиться о революции. Восстание декабристов 1825 года все еще было свежо в памяти каждого, и во всем мире было очевидно, что что-то происходит. В дополнение к предыдущим революциям в Америке и Франции революционные идеи распространялись как вирус по миру через искусство, литературу, философию, науку и многое другое. Для молодого поколения и россиян, которые больше всего пострадали при нынешнем режиме, это было радостным событием.Для таких, как Николай I, власть которого зависела от установленного порядка, это было ужасно.

Итак, этих революционеров, большинству из которых едва исполнилось 20 лет, увезли в Петропавловскую крепость, тюрьму, в которой содержались одни из самых жестоких преступников России. После месяцев изоляции, прерываемой периодическими допросами, Достоевский и остальные были приговорены к расстрелу.

Их увели в холод. Священник разрешил каждому поцеловать крест. Затем на их головы накинули саваны, которые никак не могли заглушить душераздирающий звук солдат, поднимающих винтовки, когда их командир выкрикивал ОДИН!… ДВА!…

ПОДОЖДИТЕ! кто-то плакал.Царь передумал — пленных пощадят!

Достоевский и остальные стали жертвами веселой шутки, которую Николай I иногда разыгрывал с заключенными, инсценировав инсценировку казни перед отправкой в Сибирь. Когда осужденные услышали, что их «спас» доброжелательный царь, некоторые сразу потеряли рассудок. Но не Достоевский. Он продержался и выдержал два жестоких года в сибирской тюрьме, а затем еще два тяжелых года провел в армии. После этого его жизнь была нелегкой.Но во многом из-за всех этих страданий он превратился в автора таких классических произведений, как Преступление и наказание , Братья Карамазовы и других.

Многие читатели знают о более позднем, повзрослевшем Достоевском, но гораздо меньше знают о молодом человеке, которым он когда-то был, о том, кто думал, что находится в нескольких шагах от казни. Его присутствие перед расстрельной командой может стать неожиданностью для любого, кто знаком с поздними произведениями Достоевского, в которых он был яростным противником революционных идей молодого поколения и столь же яростным защитником царской власти и Русской православной церкви.Без преувеличения можно сказать, что Достоевский чувствовал, что на карту поставлена сама душа России. Иван Тургенев в своем коротком романе « Отцы и дети » придумал слово «нигилисты» для этих молодых радикалов, которые, казалось, были одержимы стремлением разрушить существующее общество и заменить его обществом, основанным на ценностях, враждебных таким людям, как Достоевский. Они были реальной угрозой для нации, и как таковые представлены во всех поздних произведениях Достоевского. Иногда их идеи являются центром его атак, как, например, в Notes from Underground , который по сути является опровержением социалистических аргументов, приведенных в What Is to Be Done? by Николай Чернышевский (книга, которая больше, чем какая-либо другая, вдохновила тех, кто позже спровоцировал русскую революцию).В других случаях молодежь России — явный враг. Сюжет « Демонов » был непосредственно вдохновлен убийством русского, совершенным группой, мало чем отличавшейся от Петрашевского кружка. Более того, Достоевский позже признал в своем «Дневнике писателя » , что в молодости он сам мог быть склонен совершить такой ужасный поступок.

Ясно, что Достоевский после Сибири был другим человеком, нежели тот, кто, мягко говоря, встретил эту расстрельную команду.Итак, как мы понимаем эту резкую трансформацию? Возможно, лучший способ — изучить ранние крупные произведения Достоевского — Бедный народ , Двойник и Неточка Незванова — которые предлагают бесценное понимание того, как Достоевский стал Достоевским.

2.
Бедные люди , первый роман Достоевского, в некотором смысле самый нетипичный роман в его карьере. Во-первых, это его единственный эпистолярный роман, составленный из писем между бедным стариком Макаром Девушкиным и Варварой Доброселовой, бедной молодой женщиной, которую он помогает поддерживать материально (по мере возможности).Они живут скромной жизнью и борются с повседневной жизнью, а не с колоссальными вопросами о существовании или морали. По сравнению с такой книгой, как Преступление и наказание , Бедные люди кажутся маленькими. Автор сосредоточен на тщательном описании унылого существования, которое люди на окраине общества спокойно терпят каждый божий день. Когда Варвара получает цветок, купленный ей Макаром, она переполняется благодарностью, а когда отец может помочь оплатить подарок на день рождения своему сыну, он также в восторге.Цветок и подарок на день рождения — важны не как символы, а сами по себе, крошечные знаки любви, которые делают жизнь сносной. Конечно, есть и трагедии. Друзья и семья потеряны, и опустошение еще более велико, потому что беднякам Достоевского нечего терять.

Постоянная потребность в деньгах всегда в головах персонажей. Учитывая необычайную симпатию Достоевского к своим персонажам и иногда тонкую, иногда не очень тонкую критику общества повсюду, легко понять, почему Виссарион Белинский , самый важный русский критик того времени, считал его первым «социальным». Роман.«Это было символом той литературы, которую многие участники революционных кругов считали путем в будущее — роман как призыв к социальной справедливости, оружие рабочего класса.

Бедные люди — прекрасный роман, и Достоевский демонстрирует своего рода отрицательную способность, используя фразу Джона Китса , которая позволила бы ему создать таких персонажей, как Раскольников и Иван Карамазов, которые до сих пор обсуждаются учеными как будто они были настоящими людьми. Но абсурдно думать, что Бедный народ стал бы национальной сенсацией и сделал бы 23-летнего Достоевского литературной суперзвездой, если бы это не была нужная книга в нужное время.Достоевский, вероятно, не намеревался перевернуть капиталистическую систему с помощью Бедных людей , но он определенно хорошо вписывается в растущую тенденцию в литературе, которая сосредоточена на угнетенных и слабых, наряду с постыдным безразличием общества, допускавшего такие страдания. настаивать. Повесть Николая Гоголя «Шинель» также произвела сенсацию в России (и ее фактически читал и писал Макар в « Бедных людях »). Он также подчеркнул унижения, которые беднякам приходилось терпеть каждый день, но, как и во многих рассказах Гоголя, здесь присутствует сверхъестественный элемент, в данном случае привидение. Бедный народ не имеет такого сверхъестественного элемента. Это болезненно, непоколебимо реалистично. Следовательно, Белинский и другие хвалили его и не предсказывали новоприбывшему гению ничего, кроме великого.

3.
Вам чуть за 20, ваша первая книга стала крупным национальным успехом, и самый влиятельный литературный критик в стране буквально объявил вас гением. Как бы вы отреагировали?

Может быть, вы воспримете славу и лесть спокойно и останетесь уравновешенными.Но Достоевский этого не сделал, и, судя по всему, он стал невыносимым придурком. Хуже того, он был невероятно чувствительным, невыносимым придурком, неспособным выдержать никакой критики. И это все, что он получил после Бедный народ . Все, что он писал, было одним коммерческим разочарованием за другим. Сначала такие люди, как Белинский, думали, что это временный спад, и Достоевский оправится от другого великого социального романа. Но Достоевский продолжал экспериментировать с разными видами историй, ни одна из которых не подходила ни политическому климату в России того времени, ни вкусу тех самых критиков, которые сделали Достоевского звездой.В глазах большинства литературных кругов Достоевский был всего лишь чудом одного хита.

Одним из таких «разочарований» была его вторая крупная работа, Двойник . С самой первой страницы ясно, что это не очередной «Бедный народ» . Это похоже на совершенно другой вид литературы. Во-первых, в то время как его первая книга была посвящена двум персонажам и сообществу других людей в их жизни, Двойник полностью посвящен Голядкину, никому, для кого простое существование является трудной задачей.Он нервный, нервный, параноик, неловкий и неспособный к нормальному разговору. Иногда люди прерывают его беспорядочные, извилистые монологи, чтобы признаться, что понятия не имеют, о чем он, черт возьми, говорит. И это до того, как его точного двойника, тоже Голядкина, наняли в свой кабинет. Но сходство поверхностное. Этот Голядкин удачен во всех смыслах, первый Голядкин — жалкий провал, а новая версия постепенно начинает вытеснять оригинал из его собственной жизни.История становится все более и более причудливой, пока не заканчивается единственный способ, которым могла быть жизнь такого человека, как Голядкин, — полное безумие.

В галлюцинаторном мире этой новеллы есть чем восхищаться. Сюрреалистичность двойника Голядкина предвосхищает диалог Ивана Карамазова с Дьяволом в Братья Карамазовы . Во-вторых, внутренний монолог Голядкина показывает, что Достоевский уже увлекается идеей чрезмерного сознания как болезни, которая станет визитной карточкой его величайших романов.Сюжет почти вторичен по отношению к лабиринту без выхода, который мысли Голядкина. И в-третьих, просто написать эту новеллу было смело. Достоевский мог бы придерживаться того, что сработало, и создать еще один Бедный народ , но он предпочел выйти за рамки социального романа, чтобы не писать на службе какой-либо идеологии.

Белинский и другие не видели этого, и провалы продолжались вплоть до того момента, когда Достоевский был арестован посреди ночи. Однако как раз тогда он работал над своим первым полнометражным романом, который, как он считал, спасет его литературную репутацию.Мы никогда не узнаем, как публика отреагировала бы на весь роман, потому что он так и не был закончен. Были завершены только первые главы, и, когда он вернулся к написанию много лет спустя, он перешел к другим проектам.

Тем не менее, фрагмент или нет, части Неточки Незваноза , которые действительно существуют, заслуживают нашего внимания, потому что по сравнению с Бедный народ и Двойной , это та самая кладовая, которую молодой Достоевский получает, чтобы стать Достоевским, которого мы все знаем. Cегодня.

4.
Эта история также отличается от других с точки зрения структуры — в то время как Бедный народ был эпистолярным романом, Неточка Незванова задумывался как своего рода диккенсовский рассказ, охватывающий жизнь его главного героя с детства. к взрослой жизни. Думайте об этом как о Дэвид Копперфилд , только с большим количеством психических срывов и садомазохистских отношений.

Достоевский невольно привносит в историю все более острый психологический реализм, который у него так хорошо получается.Это, пожалуй, нигде более очевидно, чем в том факте, что на протяжении почти половины существующего текста Неточка, маленькая диккенсовская девочка, которая скоро станет сиротой, полностью затмевается своим взрывоопасным отчимом Ефимовым. Ефимов — явный предшественник Человека из подполья, чья жизнь является суровым предупреждением о том, что нам нужно жить своей жизнью, а не мечтать о своем пути через нее. Ефимов мечтает стать великим скрипачом, но алкоголизм и мелочность доводят его до нищеты вместе с Неточкой и ее бедной матерью, которые, к сожалению, поддались рассказу самого Ефимова о том, что он был гением, обреченным на славу.

Если бы история Ефимова на этом закончилась, его деградация была бы просто убедительным портретом постепенной гибели человека. Но это Достоевский, так что это только начало. Хотя Ефимов на каком-то уровне знает, что он никогда не станет всемирно известным скрипачом, он цепляется за идею, что он лучший скрипач в мире. Неважно, если об этом никто не знает — , он знает это, и это самообман становится основой его жизни. Вся его психика становится не чем иным, как мешаниной рационализаций, которыми он сам себя определяет.Если он не величайший скрипач в мире, он ничто. И когда он слышит скрипача, который, несомненно, больше, чем он когда-либо был или мог бы быть, мы видим, что происходит, когда человек просыпается от сна, в котором он жил слишком-очень долго.

В этом незаконченном романе можно найти и другие оттенки более позднего, великого Достоевского, но только Ефимов свидетельствует о его развитии как писателя, чье понимание человеческого состояния стало бы бесконечно богаче, чем все, что можно было бы исследовать в заранее определенных пределах. социального романа.

5.
Каждое из этих произведений намекает на то, каким писателем мог стать Достоевский. Если бы он последовал за Бедный народ с другим социальным романом, придерживался сюрреализма Двойник или написал больше диккенсовских бильдунгсроманов, таких как Неточка Незванова , мы бы сегодня говорили о совершенно другом Достоевском, если бы мы говорили о нем все. Но вместо этого он синтезировал лучшие элементы всех этих произведений и усилил их глубоким пониманием человеческой природы, которое он начал развивать в Сибири.

Конечно, не обязательно читать какие-либо из этих ранних произведений, чтобы оценить Достоевского, одного из немногих писателей, которые умеют кричать в печати. Но сюжет его литературной жизни становится еще более увлекательным, если мы рассмотрим раннюю карьеру Достоевского, когда он еще не понимал, о чем кричать, и его самые тяжелые дни и величайшие произведения еще впереди.

Изображение предоставлено Wikimedia Commons.

Эпилепсия в процессе художественного творчества Достоевского

https: // doi.org / 10.1016 / j.nrleng.2011.05.007Получить права и содержание

Реферат

Введение

Федор Михайлович Достоевский (Москва, 1821 — Санкт-Петербург, 1881) на протяжении всей своей литературной карьеры страдал эпилепсией. Цель здесь — понять его состояние в свете его романов, переписки и рассказов современников, а также последующих поколений неврологов.

Развитие

От Мурина и Ордынова ( Хозяйка , 1847) до Смердякова ( Братья Карамазовы , 1879-1880) Достоевский изобразил в своей литературе до шести персонажей с эпилепсией.Помимо разумного использования болезни путем включения ее в свои романы, его основополагающая идея о том, что момент счастья стоит жизни, вероятно, была вдохновлена его эпилептической аурой. Через эпилепсию Достоевский также нашел путь к освобождению от постоянной военной службы. Первые симптомы эпилепсии проявились в раннем взрослом возрасте (с конца 1830-х до начала 1840-х годов), но диагноз ему был поставлен только десять лет спустя. В 1863 году он уехал за границу, ища совета у Ромберга и Труссо. В первом ретроспективном исследовании литературной эпилепсии Достоевского Стефенсон и Изотов заметили влияние «Психеи » Каруса (1848 г.) на подготовку его персонажей, в то время как его эпилепсия вдохновляла последующие поколения эпилептологов.

Выводы

Достоевский предлагает взглянуть на естественную историю эпилепсии, которую в современных научных терминах можно было бы классифицировать как эпилепсию, связанную с криптогенной локализацией, вероятного происхождения височной доли. В первую очередь, случай Достоевского иллюстрирует хорошее использование обычного неврологического расстройства замечательным писателем, который превратил страдание в искусство, а недостаток — в преимущество.

Resumen

Introducción

Durante toda su carrera literaria, Fiódor M.Достоевский (Moscú, 1821-San Petersburgo, 1881) padeció epilepsia. En el presente artículo se abordará la enfermedad del escritor partiendo de su obra literaria, su corredencia y los testimonios de sus contemporáneos, complementada con una revisión de la literatura médica relacionada.

Desarrollo

Desde Murin y Ordínov ( La patrona , 1847) hasta Smerdiákov ( Los hermanos Karamazov , 1879-1880) Dostoievski atribuyó epilepsia a seis personajes a lo largo.La idea (vertebradora en su literatura) de que un instante de felicidad puede valer por una vida nace probablemente del aura epiléptica con que se iniciaban los ataques. Además de utilizar la enfermedad inteligentemente en susnovanas, la epilepsia le valió también para librarse de una condena vitalicia a servir en el ejército siberiano. В 1863 году через Центральную Европу проводится консультации с неврологами Ромберга и Труссо. En el primer análisis retrospectivo acerca de la epilepsia en su literatura, Stephenson e Isotoff apuntaron la вероятное влияние Psique de Carus (1848) en la construcción de sus personajes, mientras que su epilepsia ha inspirado a sucesosivas.

Заключения

Достоевский — это естественная история эпилепсии, которая является терминологической científica contemporánea se clasificaría como criptogénica focal de вероятное происхождение временного. Por encima de todo, el caso de Dostoievski muestra el buen uso de un trastorno nerológico ordinario por un genio literario extraordinario, que supo transformar la adversidad en oportunidad.

Ключевые слова

Достоевский

Эпилепсия

История неврологии

Литература

Медицинские гуманитарные науки

Нарративная медицина

Palabras clave

Dostoievski

Medicina basada en la narrativa

Рекомендуемые статьиЦитирующие статьи (0)

Цитирование статей

Достоевский Георга Лукача 1949

Достоевского Георга Лукача 1949

Георг Лукач 1949

Достоевский

Написано: 1949 г .;
Переводчик: Рене Веллек;
Источник: Марксизм и освобождение человека: очерки истории, культуры и революции Георга Лукача Dell Publishing Co., 1973;
Переписано: Харрисон Флюсс для марксистов.org, февраль 2008 г.

Я иду доказывать свою душу!
— РОБЕРТ БРАУНИНГ

1

Странный, но часто повторяемый факт, что литературное воплощение нового человеческого типа со всеми его проблемами приходит в цивилизованный мир от молодой нации. Так, в восемнадцатом веке Вертер пришел из Германии и преобладал в Англии и Франции; так, во второй половине девятнадцатого века Раскольников прибыл из далекой, неизвестной, почти легендарной России, чтобы говорить от имени всего цивилизованного Запада.

Нет ничего необычного в том, что отсталая страна производит мощные работы. Историческое чутье, развитое в девятнадцатом веке, приучило нас наслаждаться литературой и искусством всего земного шара и всего прошлого. Произведения искусства, повлиявшие на весь мир, зародились в самых отдаленных странах и эпохах: от негритянской скульптуры до китайских гравюр на дереве, от Калевалы до Рабиндраната Тагора.

Но дела Вертера и Раскольникова очень разные.Их действие нисколько не тронуто тягой к экзотике, «внезапно» явились из слаборазвитой страны, где проблемы и конфликты современной цивилизации еще не могли быть развернуты в полной мере, работы, которые констатировали — образно — все проблемы человеческой культуры в ее наивысшей точке, всколыхнула высшие глубины и представила тотальность, которую до сих пор никогда не достигали и никогда не превосходили, охватывая духовные, моральные и философские вопросы той эпохи.

Слово вопрос необходимо подчеркнуть и дополнить утверждением, что это поэтический, творческий вопрос, а не вопрос, сформулированный в философских терминах. В этом была и есть миссия поэзии и художественной литературы: задавать вопросы, поднимать проблемы в форме новых людей и новых человеческих судеб. Конкретные ответы, которые, естественно, дают поэтические произведения, в буржуазной литературе часто — увиденные с такого расстояния — носят произвольный характер. Они могут даже запутать настоящую поэтическую проблему.Гете очень скоро сам увидел это с Вертером. Всего через несколько лет он заставил Вертера увещевать читателя в стихотворении: «Будь мужчиной и не следуй за мной».

Ибсен вполне сознательно решил поставить под сомнение задачу поэта и принципиально отказался от всякого обязательства отвечать на его вопросы. Чехов окончательно заявил обо всем этом, проведя резкое различие между «решением вопроса и правильной постановкой вопроса». От художника требуется только последнее.В Анна Каренина и Онегин не решен ни один вопрос, но эти работы нас полностью удовлетворяют только потому, что все вопросы в них поставлены правильно ». ^[1]

Это понимание особенно важно для суждения о Достоевском, поскольку многие — даже большинство — его политические и социальные ответы ложны, не имеют ничего общего с сегодняшней реальностью или стремлениями лучших сегодня. Когда они были объявлены, они были устаревшими, даже реакционными.

И все же Достоевский — писатель с мировым именем.Ибо он умел во время кризиса своей страны и всего человечества задавать вопросы в творчески решающем смысле. Он создал людей, чья судьба и внутренняя жизнь, чьи конфликты и взаимоотношения с другими персонажами, чье влечение и неприятие людей и идей осветили все самые глубокие вопросы того времени, раньше, глубже и шире, чем в самой обычной жизни. Это образное предвкушение духовного и нравственного развития цивилизованного мира обеспечило мощный и продолжительный эффект произведений Достоевского.Со временем эти работы стали еще более актуальными и свежими.

2

Раскольников — это Растиньяк второй половины XIX века. Достоевский восхищался Бальзаком, перевел Евгении Гранде, и, конечно же, вполне сознательно возобновил тему своего предшественника. Сама природа этой связи показывает его оригинальность: его поэтическое понимание смены времен, людей, их психологии и мировоззрения.

Эмерсон видел причину глубокого и общего воздействия Наполеона на всю интеллектуальную жизнь Европы в том факте, что «люди, которых он обманывает, — маленькие Наполеоны.Он указал на одну сторону этого влияния: Наполеон олицетворял все добродетели и пороки, которыми обладала огромная масса людей в его время, а частично и в более поздние времена. Бальзак и Стендаль перевернули вопрос и внесли необходимые дополнения. Наполеон явился для них прекрасным примером поговорки о том, что со времен Французской революции каждый одаренный человек носит маршальский жезл в своем рюкзаке, как великий пример беспрепятственного роста талантов в демократическом обществе. Следовательно, как мера демократического характера общества: возможен ли наполеоновский подъем или нет? Из этого вопроса последовала пессимистическая критика Бальзака и Стендаля: признание и признание того, что героический период буржуазного общества — и подъема людей — закончился и остался в прошлом.

Когда появился Достоевский, героический период еще больше отступил. Буржуазное общество Западной Европы консолидировалось. Против наполеоновских мечтаний были воздвигнуты внутренние и внешние преграды, отличные и более прочные, чем те, что были воздвигнуты во времена Бальзака и Стендаля. Россия Достоевского только начинала социальную трансформацию — вот почему наполеоновские мечты русской молодежи были более жестокими, более страстными, чем мечты их западноевропейских современников.Но трансформация сначала натолкнулась на непреодолимые препятствия в существующем прочном скелете старого общества (каким бы мертвым оно ни казалось с точки зрения истории). В этот период Россия была современницей Европы после 1848 года с ее разочарованием в идеалах восемнадцатого века и мечтами об обновлении и реформировании буржуазного общества. Эта современность с Европой возникла, однако, в дореволюционный период, когда русский режим ancien еще не сдерживался, а русский 1789 год был еще далеким будущим.

Даже Растиньяк видел в Наполеоне не столько конкретного исторического наследника Французской революции, сколько « professeur d’energie». Очаровательная фигура Наполеона подавала пример не столько своими конечными целями, сколько своим методом, видами и приемами его действий, своим способом преодоления препятствий. Тем не менее, несмотря на все психологические и моральные ослабления и сублимации идеала, специфические цели поколения Растиньяков оставались ясными и социально конкретными.

Положение Раскольникова еще более решительно обратное. Моральная и психологическая проблема была для него почти исключительно конкретной: способность Наполеона переступать через людей ради великих целей — способность, которую Наполеон, например, имеет общее с Мухаммедом.

С такой психологической точки зрения конкретное действие становится случайным — случаем, а не реальной целью или средством. Психологическая и моральная диалектика «за» и «против» действия становится сутью дела: проверкой того, обладает ли Раскольников моральной способностью стать Наполеоном.Конкретное действие становится психологическим экспериментом, который, однако, ставит под угрозу все физическое и моральное существование экспериментатора: эксперимент, «случайным случаем» и «случайным субъектом» которого, в конце концов, является другой человек.

В книге Бальзака Fere Goriot, Растиньяк и его друг Бьяншон кратко обсуждают моральную проблему, имеет ли человек право нажать кнопку, чтобы убить неизвестного китайского мандарина, если за это получат миллион франков. У Бальзака беседы — это эпизоды, остроумная шутка, моральные иллюстрации к конкретным главным проблемам романа.У Достоевского это становится центральным вопросом: великим и осознанным искусством он оказывается в центре внимания. Практическая и конкретная сторона акта отодвигается с равной осторожностью. Например, Раскольников даже не знает, сколько он ограбил у ломбарда, его убийство тщательно спланировано, но он забывает закрыть дверь и так далее. Все эти детали подчеркивают главное: сможет ли Раскольников морально выдержать выход за границы? И главное: какие мотивы работают в нем за преступление и против него? какие моральные силы вступают в игру? какие психологические запреты влияют на его решение до и после преступления? какие психические силы он может мобилизовать для этого решения и для его последующего упорства?

Мысленный эксперимент с самим собой предполагает свой собственный динамизм; он продолжается даже тогда, когда он потерял всякое практическое значение.Таким образом, на следующий день после убийства Раскольников идет в квартиру ломбарда, чтобы снова послушать звук дверного звонка, который так напугал и расстроил его после убийства, и снова испытать его психическое воздействие на

сам. Чем чище эксперимент как таковой, тем меньше он может дать конкретного ответа на конкретные вопросы. Основная проблема Раскольникова стала событием в мировой литературе — именно в связи и в отличие от его великого предшественника. Подобно тому, как рост и влияние Вертера были бы невозможны без Ричардсона и Руссо, так и Раскольников немыслим без Бальзака.Но постановка центрального вопроса в «Преступление и наказание» такая же оригинальная, стимулирующая и пророческая, как и в Вертер.

3

Эксперимент над собой, выполнение действия не столько ради содержания и последствий действия, сколько для того, чтобы познать себя раз и навсегда, глубоко, до самого дна — одна из главных человеческих проблемы буржуазного и интеллектуального мира ХIХ и ХХ веков.

Гете очень скептически относился к лозунгу «Познай себя», к самопознанию через самоанализ.Для него действие как путь к самопознанию все еще считалось само собой разумеющимся. У него была устойчивая система идеалов, хотя, возможно, она не была четко сформулирована. В стремлении к этим идеалам действия, значимые по своему содержанию, с точки зрения их непосредственного отношения к идеалам, совершались по необходимости. Таким образом, самопознание становится побочным продуктом действий. Человек, действуя в обществе конкретно, учится познавать себя.

Даже когда эти идеалы меняются, даже когда — независимо от того, реализованы они или нет — они теряют свой вес и становятся относительными, новые идеалы заменяют утраченные.У Фауста, Вильгельма Майстера (и, конечно, самого Гете) есть свои проблемы; но они не стали для самих себя проблемами.

То же самое и с великими эгоистами Бальзака. Если посмотреть объективно, поворот внутрь,

субъективное отношение к идеалам индивидуализма представляется весьма сомнительным, когда эгоизм — возвышение личности любой ценой — становится центральным вопросом, как это постоянно происходит у Бальзака. Но эти объективные проблемы очень редко приводят у Бальзака к самоуничтожению субъекта.Индивидуализм очень рано обнаруживает здесь свои трагические (или комические) проблемы; но сам индивид еще не стал проблематичным.

Только когда этот индивидуализм обращается вовнутрь — когда он не может найти архимедову точку ни в текущих социальных целях, ни в спонтанном побуждении эгоистических амбиций, — возникает проблема экспериментов Достоевского. Ставрогин, герой « Бесы, », дает краткое изложение этих проблем в своем прощальном письме Даше Шатовой непосредственно перед самоубийством:

Я пробовал свои силы везде.Вы посоветовали мне сделать это, чтобы научиться «познавать себя». … Но к чему приложить силы — это то, чего я никогда не видел и не вижу сейчас. … Я все еще могу желать сделать что-то хорошее, как всегда мог, и это доставляет мне удовольствие. В то же время я хочу творить зло, и это тоже доставляет мне удовольствие. … Мои желания недостаточно сильны, они не могут направить меня. Вы можете перейти реку по бревну, но не по щепке. ^[2]

По общему признанию, случай Ставрогина очень особенный, он сильно отличается от случая Раскольникова и особенно отличается от этих экспериментов, в которых стремление к самопознанию обращается к душам других людей: как, например, когда герой подпольщик, , который живет почти исключительно такими экспериментами, сочувственно разговаривает с проституткой Лизой, чтобы проверить свою власть над ее чувствами; или когда в «Идиот» Настасья Филиповна бросает принесенные Рогожиным сто тысяч рублей в огонь, чтобы полностью познать и насладиться подлостью Гани Иволгина, который получил бы деньги, если бы мог вытащить их из огня, и так далее.

Все эти случаи, какими бы разнообразными они ни были, имеют нечто важное общее. Прежде всего, это действия без исключения одиноких людей — людей, которые полностью зависят от самих себя, как они понимают жизнь и свое окружение, которые живут так глубоко и интенсивно в себе, что душа других людей остается для них навсегда неизвестной страной. Другой человек для них — лишь странная и грозная сила, которая либо подчиняет их, либо становится им подчиненной. Когда молодой Долгорукий в « A Raw Youth » излагает свою «идею» стать Ротшильдом и описывает эксперименты по реализации его «идеи», которые психологически очень похожи на эксперименты Раскольникова, он определяет их природу как «одиночество» и «власть». .«Изоляция, разлука, одиночество сводит отношения между мужчинами к борьбе за превосходство или неполноценность. Эксперимент — это сублимированная духовная форма, психологический поворот внутрь обнаженной борьбы за власть.

Но из-за этого одиночества, из-за этого погружения субъекта в себя самость становится бездонной. Возникает либо анархия Ставрогина, либо потеря направления всех инстинктов, либо одержимость Раскольникова «идеей». Чувство, цель, идеал приобретает абсолютную власть над душой человека: я, вы, все люди исчезают, превращаются в тени, существую только в рамках «идеи».Эта мономания проявляется в низшей форме у Петра Верховенского ( Бесы ) , , который принимает людей такими, какими он хочет их видеть; в высшей форме у женщин, пострадавших от жизни. Катерина Ивановна ( Братья Карамазовы ) любит только свою добродетель, Настасья Филиповна ( Идиот ) , свое унижение: обе воображают, что найдут в этой любви поддержку и удовлетворение. Наивысший уровень этой психической организации мы находим у таких идейных людей, как Раскольников и Иван Карамазов.Ужасающим, карикатурным контрастом с ними является Смердяков ( Братья Карамазовы, ), идеологический и моральный эффект доктрины о том, что «все дозволено».

Но именно на высшем уровне перенапряженная субъективность наиболее явно превращается в свою противоположность: жесткая мономания «идеи» становится абсолютной пустотой. «Сырая юность» Долгорукий очень наглядно описывает психологические последствия своей одержимости «идеей» стать Ротшильдом:

…. имея что-то фиксированное, постоянное и всепоглощающее в своем уме, чем он ужасно поглощен, он как бы удаляется им от всего мира, и все, что происходит (кроме одной великой вещи), ускользает от него. Даже впечатления не складываются правильно. … О, у меня есть «идея», все остальное не имеет значения, — сказал я себе. … «Идея» утешила меня позором и ничтожеством. Но все гадости, которые я делал, укрывались как бы под «идеей». Так сказать, все сгладил, но затуманил глаза.^[3]

Отсюда полное несоответствие действия и души в этих людях. Отсюда их панический страх оказаться смешным, потому что они постоянно осознают это несоответствие. Чем более крайним становится этот индивидуализм, чем больше «я» обращается внутрь себя, тем сильнее оно становится даже внешне и чем больше оно отгораживается от объективной реальности китайской стеной, тем больше оно теряется во внутренней пустоте. «Я», которое погружается в себя, не может найти более твердой почвы; то, что какое-то время казалось твердой почвой, оказывается простой поверхностью; все, что временно появилось с заявлением о направлении, превращается в свою противоположность.Идеал становится полностью субъективным, соблазнительным, но всегда обманчивым fata morgana.

Таким образом, эксперимент — это отчаянная попытка найти твердую почву внутри себя, узнать, кто он есть — отчаянная попытка разрушить китайскую стену между Я и Ты, между собой и миром — отчаянная попытка и всегда тщетная попытка. Трагедия — или трагикомедия — одинокого человека находит самое чистое выражение в эксперименте.

4

Второстепенная фигура Достоевского кратко и многозначительно описывает атмосферу этих романов.Она говорит о его персонажах: «Они все как на вокзале». И это существенный момент.

Во-первых, для этих людей любая ситуация условна. Один стоит на вокзале в ожидании отправления поезда. Вокзал естественно не дома, поезд обязательно переходный. Этот образ выражает всепроникающее ощущение жизни в мире Достоевского. В « Дом мертвых», Достоевский отмечает, что даже заключенные, приговоренные к двадцати годам каторги, считают свою жизнь в тюрьме чем-то преходящим и считают ее временной.В письме к критику Страхову Достоевский сравнивает свой рассказ « Игрок, », который он тогда планировал, с «Дом мертвых». Он хотел добиться эффекта, подобного тому, которого он добился в «Дом мертвых». Жизнь игрока (также символическая фигура для Достоевского и его мира) никогда не является собственно жизнью, а скорее всего лишь подготовкой к будущей жизни, к реальной жизни. Эти люди живут не настоящим, а только в постоянном напряженном ожидании решающего поворота в их судьбе.Но даже когда такой поворот происходит — обычно в результате эксперимента — ничего существенного в организации их внутреннего мира не меняется.

Одна мечта пронизана прикосновением реальности: она рушится — и возникает новая мечта о новом повороте за углом. Один поезд ушел со станции, один ждет следующего на е-, но вокзал, тем не менее, остается вокзалом, местом транзита.

Достоевский остро осознает, что адекватное выражение такого мира ставит его в полную противоположность искусству прошлого и настоящего.В конце A Rate Youth он выражает это убеждение в форме критического письма к воспоминаниям героя. Он ясно видит, что в таком мире не может доминировать красота Анны Карениной. Но затем он оправдывает свою собственную форму, он не делает этого, поднимая вопрос чистой эстетики. Напротив, он думает, что красота романов Толстого (Достоевский не называет их, но намек безошибочен) действительно принадлежит прошлому, а не настоящему, и что эти произведения по своей сути уже стали историческими романами.Социальная критика, скрытая за эстетическим конфликтом, конкретизируется путем описания семьи, судьба которой описана в мемуарах Долгорукого, как не нормальной, а «случайной семьи». По мнению автора письма, контраст красоты и нового реализма связан с изменением структуры общества. С одной стороны, «произвол», ненормальность семьи появляется в умах людей — лучшие люди нынешнего возраста почти все психически больны, — говорится в одном из персонажей этого романа; а с другой стороны, все перекосы в семье являются лишь наиболее ярким выражением глубокого кризиса всего общества.

Увидев и представив это, Достоевский становится первым и величайшим поэтом современного капиталистического мегаполиса. Конечно, были поэтические трактовки городской жизни задолго до Достоевского: еще в восемнадцатом веке картина Дефо Moll Flanders стала шедевром города. Диккенс, в частности, дал поэтическое выражение особому уединению большого города. (Достоевский с большим энтузиазмом любит и восхваляет Диккенса именно по этой причине.) И Бальзак нарисовал дантовские круги нового, современного ада в своей картине Парижа.

Все это правда, и можно было бы добавить еще много чего. Но Достоевский был первым — и до сих пор остается непревзойденным — в рисовании ментальных деформаций, которые вызваны социальной необходимостью жизнью в современном городе. Гениальность Достоевского заключается именно в его способности распознавать и отображать динамику будущей социальной, моральной и психологической эволюции из зародышей чего-то едва начавшегося.

Мы должны добавить, что Достоевский не ограничивается описанием и анализом — простой «морфологией», если использовать модный термин современного агностицизма, — но предлагает также генезис, диалектику и перспективу.

Проблема генезиса является решающей. Достоевский видит исходную точку специфики психологической организации своих персонажей в особой форме городской нищеты. Возьмите великие романы и рассказы зрелого периода Достоевского: Записки из подполья, Оскорбленные и раненые, Преступление и наказание. В каждом из них нам показывают, как проблемы, которые мы обсуждали, с точки зрения их психических последствий, как психическая организация персонажей Достоевского, как деформации их нравственных идеалов вырастают из социальной нищеты современного мегаполиса. .Оскорбления и причинение вреда мужчинам в городе — основа их болезненного индивидуализма, болезненного стремления к власти над собой и своими соседями.

Вообще Достоевский не любит описания внешней реальности: он не paysagiste, , как Тургенев и Толстой, каждый по-своему. Но из-за того, что он схватывает с провидческой силой поэта единство внутренней и внешней — социальной и психической — организации здесь, в городской нищете, возникают непревзойденные картины Петербурга, особенно в Преступлении и наказании, картинах. нового мегаполиса — от обставленной в виде гроба комнаты героя через душную тесноту полицейского участка до центра трущоб, Хеймаркет, ночных улиц и мостов.

Но Достоевский никогда не был специалистом по среде. Его творчество охватывает все общество, от «высшего» до «низшего», от Петербурга до глухой провинциальной деревни. Но «первичный феномен» — и эта художественная черта проливает яркий свет на социальный генезис книги — всегда остается прежним: нищета Петербурга. То, что переживается в Петербурге, Достоевский обобщает как значимое для всего общества. Как и в провинциальных трагедиях Бесы и Братья Карамазовы, петербургских персонажа (Ставрогин и Иван) задают тон, так и в изображении всего общества образец задается тем, что выросло из «низов». »В страдании.

Бальзак распознал и представил глубокий психологический параллелизм между «верхним» и «нижним» и ясно увидел, что формы выражения социально низшего слоя будут иметь большие преимущества перед формами выражения верхнего слоя.

Но Достоевского волнует гораздо больше, чем проблема художественного выражения. Петербургские невзгоды, особенно душевная молодость, являются для него чистейшим классическим симптомом его «первичного феномена»: отчуждения личности от широкого потока народной жизни, что для Достоевского является последней и решающей социальной причиной. несмотря на все психические и моральные деформации, которые мы обрисовали выше.Такие же деформации наблюдаются и в верхних слоях. Но здесь видны скорее психологические результаты, тогда как в первом социально-психологический процесс их генезиса проявляется гораздо отчетливее. «Там, наверху» можно различить историческую связь этой психической организации с прошлым. Горький очень остро видит в Иване Карамазове экстрасенсорного потомка пассивного дворянина Обломова. «Там внизу», однако, бунтующий элемент берет верх и указывает в будущее.

Этот разрыв между одиноким человеком и жизнью народа — преобладающая тема буржуазной литературы второй половины XIX века. Этот тип преобладает в буржуазной литературе Запада в этот период — независимо от того, принимается ли он или отвергается, лирически идеализирован или сатирически карикатурен. Но даже у величайших писателей, у Флобера и Ибсена, психологические и моральные последствия проявляются более заметно, чем их социальная основа. Только в России, у Толстого и Достоевского, проблема поставлена во всей ее широте и глубине.

Толстой противопоставляет своих героев, потерявших связь с народом — и, следовательно, утративших объективность своих идеалов, своих моральных норм и психологической поддержки, — крестьянскому классу, который тогда явно был совершенно неподвижен, но на самом деле проходил через процесс. полной трансформации. Ее медленный и зачастую противоречивый переход к общественной деятельности стал важным для судьбы демократического обновления России лишь намного позже.

Достоевский исследует тот же процесс распада старой России и зародыши ее возрождения, прежде всего, в нищете городов среди «оскорбленных и обиженных» Петербурга.Их непроизвольное отчуждение от старой народной жизни, которая лишь позже превратилась в идеологию, волю и деятельность, их — временная — неспособность «соединиться» с народным движением, которое все еще нащупывало цель и направление, было «первоочередной задачей Достоевского. социальное явление ».

Только эта точка зрения освещает отчуждение верхних слоев от народа у Достоевского. С другим акцентом, но по сути, как у Толстого, это праздность, жизнь без работы, полная изоляция души, происходящая от праздности, которая может быть трагичной, гротескной или, чаще всего, трагикомической, но всегда уродливой.Будь то Свидригайлов, Ставрогин, Версилов, Лиза Хохлакова, Аглая Епанчина или Настасья Филиповна: для Достоевского их праздная или, самое большее, бесцельно активная жизнь всегда является основой их безнадежного одиночества.

5

Эта плебейская черта резко отличает Достоевского от параллельных западных литературных течений, которые частично возникли одновременно с ним, а частично возникли на более позднем этапе — под его влиянием — из различных течений литературного психологизма.

На Западе это литературное течение — которое во Франции Эдмон де Гонкур помогал подготовить, а Бурже, Гюисманс и другие — реализовывать — было прежде всего реакцией на плебейские тенденции натурализма, которые в любом случае не были особенно сильными. Гонкур считал изменение художественным завоеванием верхних слоев общества, в то время как натурализм касался в основном низших классов. У более поздних представителей этого направления — до Пруста — аристократическая черта литературного психологизма проявляется еще сильнее.

Культ внутренней жизни выступает как привилегия высших классов общества в отличие от жестоких земных конфликтов низших классов, которые натурализм пытался художественно постичь через наследственность и окружающую среду. Таким образом, культ принимает двоякий аспект. С одной стороны, это кокетство, тщеславие, в высшей степени застенчивое — даже в тех случаях, когда индивидуально вело к трагической судьбе. С другой стороны, он решительно консервативен, потому что большинство западных авторов не могут противостоять ментальной и моральной нестабильности одинокого города

индивидуалистов здесь описывают нечто большее, чем старые духовные силы — в первую очередь, авторитет Римско-католической церкви как нечто, что может предоставить убежище заблудшим душам.

Ответы Достоевского в его публицистических произведениях — а также в его романах — параллельны этим тенденциям буржуазной литературы в его обращении к Русской Православной Церкви. Но правильность и глубина его поэтических вопросов выводят его далеко за пределы его узкого кругозора и толкают в резкую оппозицию параллельным явлениям на Западе.

В частности, в мире Достоевского нет ни малейшего следа мирского скептического кокетства, тщеславного самосознания или игры со своим одиночеством и отчаянием.«Мы всегда играем, и кто знает, это мудро», — говорит Артур Шницлер и тем самым выражает самый резкий контраст с миром персонажей Достоевского. Ибо их отчаяние — не изюминка жизни, которая иначе бывает скучной и праздной, а отчаяние в самом подлинном, самом буквальном смысле. Их отчаяние — это реальный стук закрытых дверей, ожесточенная, тщетная борьба за смысл жизни, который утрачен или находится в опасности быть утраченным.

Поскольку это отчаяние подлинно, это принцип излишества, опять-таки резко контрастирующий с мирскими формами большинства западных скептиков.Достоевский разрушает все формы — прекрасные и уродливые, настоящие и фальшивые — потому что отчаявшийся человек больше не может считать их адекватным выражением того, что он ищет для своей души. Все преграды, которые социальные условности воздвигли между людьми, разрушены, чтобы ничто иное, как спонтанная искренность, до самых крайних пределов, к полному отсутствию стыда, могло преобладать среди людей. Ужас перед одиночеством людей прорывается здесь с непреодолимой силой именно потому, что все эти безжалостные разрушения все еще не могут уничтожить одиночество.

Журналист Достоевский мог утешительно говорить в консервативном смысле, но человеческое содержание, поэтический темп и поэтический ритм его речи имеют бунтарский тон и поэтому постоянно находятся в противоречии с его высшими политическими и социальными намерениями.

Борьба этих двух тенденций в сознании Достоевского дает очень разные результаты. Иногда, довольно часто, политический журналист побеждает поэта: естественная динамика его персонажей, продиктованная его видением — независимо от его сознательных целей — а не его волей, нарушается и искажается, чтобы соответствовать его политическим взглядам.К таким случаям относится резкая критика Горького, что Достоевский клевещет на своих персонажей.

Но очень часто результат оказывается прямо противоположным. Персонажи раскрепощаются и ведут свою жизнь до самого конца, до самых крайних последствий своей врожденной натуры. Диалектика их эволюции, их идеологическая борьба идет в совершенно ином направлении, чем сознательно предусмотренные цели журналиста Достоевского. Правильно поставленный поэтический вопрос побеждает политические намерения, социальный ответ писателя.

Только здесь полностью утверждаются глубина и правильность допроса Достоевского. Это восстание против той моральной и психической деформации человека, которая вызвана эволюцией капитализма. Герои Достоевского без страха идут к концу общественно необходимого самоискажения, и их самороспуск, их самоуничтожение — самый жестокий протест, который мог быть высказан против организации жизни в то время. Таким образом, эксперименты с персонажем Достоевского предстают в новом свете: это отчаянная попытка прорваться через преграды, которые деформируют душу и калечат, искажают и расчленяют жизнь.Творец Достоевский не знал правильного направления прорыва и не мог знать его. Журналист и философ указали не в том направлении. Но то, что эта проблема прорыва возникает с каждым подлинным подъемом разума, указывает на будущее и демонстрирует нерушимую мощь человечества, которое никогда не будет удовлетворено полумерами и ложными решениями.

Каждый настоящий человек в Достоевском преодолевает эту преграду, даже если он погибает при попытке.Роковое влечение Раскольникова и Сони лишь на первый взгляд является одной из крайних противоположностей. Совершенно справедливо Раскольников говорит Соне, что ее безграничным духом самопожертвования, самоотверженной добротой, сделавшей ее проституткой, чтобы спасти свою семью, она сама сломала барьер и перешла границы — точно так же, как он это сделал, убив ломбард. Для Достоевского эта трансцендентность была у Сони более искренней, человечной, непосредственной, более плебейской, чем у Раскольникова.

Здесь свет светит в темноте, а не там, где журналисту Достоевскому казалось, он его видел.Современное одиночество — это тьма. «Говорят, — говорит отчаявшийся персонаж Достоевского, — что сытые не могут понять голодных, но я бы добавил, что голодные не всегда понимают голодных». ^[4] свет в этой тьме. То, что Достоевский считал таким лучом, было всего лишь блуждающим огоньком.

Пути, которые Достоевский указывает своим персонажам, непроходимы. Он сам как творец глубоко переживает эти проблемы. Он проповедует веру, но на самом деле — как создатель людей — он сам не верит, что человек его возраста может верить в свои чувства.Это его атеисты обладают подлинной глубиной мысли, неподдельным рвением к поискам.

Он проповедует христианское жертвоприношение. Но его первый положительный герой, князь Мышкин в «Идиот», принципиально нетипичен и патологичен, потому что он не может, во многом из-за болезни, внутренне преодолеть свой эгоизм — даже в любви. Проблема победы над эгоизмом, на которую князь Мышкин должен был найти творческий ответ, не может быть поставлена конкретно, творчески из-за этой патологической основы.Попутно можно сказать, что безграничное сострадание Мышкина причиняет не меньше трагических страданий, чем мрачно индивидуалистический пафос Раскольникова.

Когда в конце своей карьеры Достоевский хотел создать в Алеше Карамазове здоровую позитивную фигуру, он постоянно колебался между двумя крайностями. В дошедшем до нас романе Алеша на самом деле кажется здоровым двойником князя Мышкина, Достоевского святого. Но роман в том виде, в каком мы его знаем — просто с точки зрения главного героя — это только начало, только история его юности.Мы также кое-что знаем о планах Достоевского на продолжение. В письме к поэту Майкову он пишет: «Герой на протяжении своей жизни сначала атеист, потом верующий, потом снова фанатик и сектант, а в конце снова становится атеистом». Это письмо полностью подтверждает то, что Суворин сообщает о разговоре с Достоевским, который на первый взгляд может показаться поразительным. Суворин говорит нам, что «герой должен в нужный момент совершить политическое преступление и должен быть казнен; это человек, жаждущий истины, который в своих поисках вполне естественно стал революционером.«Мы, конечно, не можем знать, насколько Достоевский зашел бы в этом направлении в образе Алеши. Тем не менее, более чем характерно, что внутренняя динамика его любимого героя должна была принять это направление.

Так мир персонажей Достоевского растворяет его политические идеалы в хаосе. Но сам этот хаос велик в Достоевском: его мощный протест против всего лживого и искажающего в современном буржуазном обществе. Неслучайно память о картине Клода Лоррена « Ацис и Галатея», повторяется несколько раз в его романах.Его герои всегда называют его «Золотым веком» и описывают как самый мощный символ их глубочайшего стремления.

Золотой век: искренние и гармоничные отношения между настоящими и гармоничными мужчинами. Герои Достоевского знают, что это мечта в наше время, но они не могут и не откажутся от мечты. Они не могут отказаться от мечты, даже если большинство их чувств ей резко противоречат. Эта мечта — подлинное ядро, настоящее золото утопий Достоевского; состояние мира, в котором люди могут знать и любить друг друга, в котором культура и цивилизация не будут препятствием для развития людей.

Спонтанный, дикий и слепой бунт героев Достоевского происходит во имя золотого века, каким бы ни было содержание мысленного эксперимента. Это восстание поэтически велико и исторически прогрессивно у Достоевского: здесь действительно светит свет во тьме петербургской нищеты, свет, освещающий дорогу в будущее человечества.

1. Письмо А. Суворину от 27 октября 1888 г. (Прим. Переводчика)

2. Бесы. Перевод Констанции Гарнетт, измененный.

3. Сырая молодежь. Перевод Констанции Гарнетт.

4. Старый Ихменьев в Оскорбленные и раненые. Перевод Констанции Гарнетт. (Примечание переводчика.)

Достоевский в любви от Алекса Христофи рецензия — непредсказуемо, опасно и захватывающе | Биографические книги

Федор Достоевский впервые полюбил его, когда ему было за тридцать. Он написал два знаменитых романа, Бедный народ и Двойник , был арестован за государственную измену, подвергся инсценировке казни и отбыл четыре года каторжных работ в Сибири.Теперь, в 1854 году, он служил рядовым в армии, и объект его желания, Мария Исаева, была капризной и чахоткой женой пьяницы по имени Александр.

Когда Исаевы переехали в шахтерский городок Кузнецк, расположенный в 700 верстах на юго-западе Сибири (верста примерно равна километру), любовь Достоевского казалась обреченной. Но затем Александр умер, оставив Марию одну и в беде. Достоевский прислал ей свои последние рубли и предложение руки и сердца, сказав кучеру дождаться ее ответа, прежде чем отправиться в недельное путешествие обратно по снегу.Мария отклонила его предложение: она никогда не сможет выйти замуж за рядового без гроша в кармане. Затем она влюбилась в человека, такого же бедного, как Достоевский, и к тому же простака: «Я с трудом понимаю, как я продолжаю жить», — писал Достоевский, зная, что эта текущая мелодрама повторяет сюжет « Бедных людей ».

В конце концов он женился на Марии, и в первую брачную ночь у него случился первый полный эпилептический припадок. Она так и не оправилась от вида его корчащегося, смятого тела: «Черная кошка пробежала между нами», как он выразился в «Оскорбленные и раненые». У пары не было ни одного дня счастья, но потом в его истории вообще сложно найти много дней счастья.

Жизнь Достоевского была не чем иным, как Достоевским. Он считал, что страдание придает ценность существованию: «Страдание и боль всегда обязательны для широких умов и глубоких сердец», — объяснил он в Преступление и наказание . «Поистине великие люди, как мне кажется, должны испытывать большую печаль на этой земле». Его мать, которую также звали Мария, умерла от туберкулеза, когда ему было 15 лет; вскоре после этого его отец был найден мертвым в канаве, возможно, убитым крепостными в его имении. Бедный народ произвел на него литературную сенсацию, но не принес ему денег, а те небольшие деньги, которые он заработал, были потеряны на колесе рулетки. Пока его романы копали психику, он боролся со своим телом: миопия, геморрой, инфекции мочевого пузыря, эмфизема. К тому времени, когда он писал Devils , его припадки стали настолько серьезными, что, когда он приходил в сознание, он не мог вспомнить ни сюжет романа, ни имена его персонажей.

Жизнь Достоевского была не чем иным, как Достоевским — страданием, он считал, что придавало значение существованию

Достоевский, умерший в возрасте 56 лет, не написал автобиографию, а «похоронил свое сердце», как Алекс Христофи, говорит об этом в своей художественной литературе.Кристофи, также писатель, описывает «Достоевский в любви » не столько как биографию, сколько как «реконструированные мемуары». Его метод, как он объясняет, заключался в том, чтобы «с радостью допустить академическую ошибку», исключив «автобиографический вымысел Достоевского из его фантастической жизни». Это достигается за счет смешения его авторского голоса с голосом Достоевского в разделах, взятых из писем, записных книжек и художественной литературы и плавно вшитых в текст. Чтобы не прерывать ход повествования, источники приведены только в конце книги.Это остроумный мотив, который хорошо работает, не в последнюю очередь потому, что он погружает нас в силовое поле мысли Достоевского, которое Христофи также использует для объяснения собственной своенравности. «Факты», как напоминает нам Достоевский в «Преступление и наказание » и Христофи напоминает нам здесь, «это еще не все; знать, как обращаться с фактами, — по крайней мере, половина дела ».

Один из примеров того, как Кристофи обращается с фактами, можно увидеть в рассказе о инсценировке казни, с которой начинается Dosteovsky in Love .Соединяя описания из писем Достоевского с отрывками из Идиот, Братья Карамазовы и Оскорбленные и раненые, Христофи переносит нас не только в момент, когда Достоевский столкнулся с расстрелом, но и в его романистический ответ на этот момент: «Мне оставалось жить не больше минуты», — пишет он брату. «Самая ужасная часть наказания, — размышляет он в « Идиот », — это не телесная боль, а определенное знание о том, что через час, затем через десять минут, затем через полминуты ваша душа должна покинуть вашу душу. тело, и ты больше не будешь мужчиной.«Эффект состоит в том, что Достоевский находится с нами в комнате, он заново переживает весь этот ужас, но в то же время осознает, какую хорошую историю это делает. Становится ясным, что Достоевский-любовник не отличался от Достоевского-эпилептика, Достоевского-игрока или Достоевского перед смертью: каждое переживание было непредсказуемым, опасным и волнующим.

Иллюстрация Раскольникова и Мармеладова к Преступление и наказание (1874) Михаила Петровича Клодта. Фотография: Heritage Images / Getty Images

Помимо Марии, у Достоевского было еще два серьезных любовных романа.Полина, красивая, расстроенная дочь крепостного, причиняла ему только горе, в то время как Анна, стенографистка, которая стала его второй женой, поддерживала его, пока он неоднократно закладывал их немногочисленные вещи, а затем проиграл деньги в казино. То, как он сделал Анне предложение, пишет Христофи, «так тихо и застенчиво, что вы не можете удержаться от желания обнять его». Он совершенно прав, но сюжет не разглашу.

Христофи, однако, интересует не только Достоевский как любитель женщин. Это тоже есть у Достоевского как у верующего в христианскую любовь.Эта вера лежала в основе его романов, и к концу жизни он считался пророком, распространяющим Евангелие всеобщей гармонии. После его знаменитой воодушевляющей речи в честь Пушкина «незнакомые люди рыдали, обнимали друг друга и клялись быть лучшими людьми, любить друг друга». Два старика подошли к нему и сказали, что «двадцать лет мы были врагами… но мы просто обнялись и помирились. Все зависит от тебя.

Из романистов обычно получаются хорошие биографы, не в последнюю очередь потому, что они знают, как оформить рассказ, и нелегко довести эпическую жизнь Достоевского до 256 страниц, поражающих пульс. Влюбленный Достоевский прекрасно написан и реализован, но огромная любовь, которую Христофи испытывает к своему предмету, делает эту книгу такой трогательной.

«Достоевский в любви: интимная жизнь» издается издательством Bloomsbury (рекомендованная розничная цена 20 фунтов стерлингов). Чтобы заказать копию, перейдите на сайт guardianbookshop.com. Может взиматься плата за доставку.

макси-сюжетная линия от 1 ноября 2021 года, авансы

Понедельник, 1 ноября , В исключительных случаях Мужчины и женщины e Друзья , они не будут транслироваться в связи с праздником.Это означает, что мыльная опера A Life , вместо того, чтобы закончиться в 14.45, она будет продолжаться примерно до 16.40, что приведет к длинному марафону. Итак, давайте посмотрим, что будет в максиэпизодио, которое откроет предпоследний месяц в году.

Читайте также: Жизнь продвигается: SANTIAGO рискует быть обнаруженным, но…

Ставка авансов 1269-70 из Жизнь с понедельника, 1 ноября 2021 года:

Веласко снова угрожает Лауре: если она не убьет Фелипе, она и Лоренца плохо кончит.Альварес-Эрмосо из-за амнезии считает, что Дженовева — благотворительная женщина и что Рамон убил Селию. Камино, очень опечаленный смертью Ильдефонсо, не хотел бы принимать наследство, которое должно было быть ей по праву. Фелиция настаивает на том, чтобы он принял ее, и это вызывает у девочки глубокую ненависть к матери.

Благодаря Акилино, целителю Кабрахиго, Антонито преодолевает страх публичных выступлений, но теперь у него проблемы с кишечником. Беллита записывается на прием к Акилино, чтобы вылечить ее боль в горле.Серванте просит Рамона присоединиться к Партии слуг.

Серванте преследует всех своих знакомых, чтобы добиться расположения Сервантской партии. Беллита, уверенная в том, что мазь Акилино подействовала, намерена принять предложение Пепе Каро. Репортер украдкой фотографирует Антонито с ожерельем Акилино и двумя веточками розмарина в руке. Камино признается Анабель во всех своих секретах, в том числе в своей любви к Майте, заручившись поддержкой ее друга. Фелиция делает загадочный телефонный звонок из магазина Лолиты.

Фелипе предлагает Геновевой отправиться в путешествие вместе; впоследствии женщина, на которую давил Веласко, признает, что она все еще что-то чувствует к своему мужу, но также утверждает, что знает, что это временная ситуация, и поэтому просит своего «жениха» набраться терпения и подождать ее.

Одна жизнь: все наши новости также в Instagram (ввод из ЗДЕСЬ)

«Первородный грех» Synodal Way заключался в отказе от евангелизации | Национальный католический регистр

Кардинал Вальтер Каспер неоднократно выражал озабоченность по поводу многолетнего процесса, объединяющего епископов Германии и мирян для обсуждения способов осуществления власти в церкви, сексуальной морали, священства и роли женщин.

Влиятельный католический богослов сказал, что «первородный грех» Немецкого синодального пути был отклонен призывом Папы Франциска сосредоточиться на евангелизации.

Бывший президент Папского совета по содействию христианскому единству возобновил свою критику ноября.7 во время дня онлайн-обучения, организованного Arbeitskreis Christliche Anthropologie (Рабочая группа по христианской антропологии), сообщает CNA Deutsch, немецкоязычный информационный партнер CNA.

В июне 2019 года Папа Франциск направил немецким католикам письмо на 19 страницах, в котором призвал их сосредоточиться на евангелизации перед лицом «растущей эрозии и ухудшения веры».

«Это был первородный грех синодального пути: он отклонил приглашение Папы Франциска начать с основной миссии евангелизации и, таким образом, фактически выдвинул на первый план второстепенные критерии», — сказал Каспер в своем выступлении в прямом эфире.

«Чисто формально он не отказался от епископата, но распотрошил его по существу. В целом, согласно синодальному тексту, епископ мало чем отличается от председателя наблюдательного совета, который избирается на определенный срок и может быть исключен в любой момент ».

В своем обращении 88-летний немецкий кардинал размышлял о роли епископа в католической традиции, выясняя, какие обязанности может делегировать епископ.

Кардинал Каспер спросил, является ли текст Синодального пути «Власть и разделение властей в церкви» ошибкой, поставив второстепенные вопросы, такие как «социология, политология и гуманитарные науки» на первое место.

Он отметил, что «сегодняшние епископы — не новые апостолы; они осуществляют апостольское служение как преемники.«Миссия епископа — свидетельствовать и верно передавать Евангелие — не временное призвание, — сказал он.

Он предположил, что Синодальный Путь пытался установить своего рода демократический контроль над властью в Церкви. Он сказал, что Церковь действительно может извлечь уроки из демократического порядка, но только в той мере, в какой это позволяет ее собственный порядок.

Кардинал Каспер отметил, что ранняя Церковь содержала синодальные элементы.Он заметил, что в Деяниях апостолов христиане собрались вместе, чтобы узнать волю Бога для общины.

Но синод не следует путать с парламентом, где решения принимаются большинством, сказал он. Вместо этого он должен искать консенсус, который понимается как знак Святого Духа.

«Следовательно, Синод не должен голосовать против и уничтожать меньшинство без серьезного обмена аргументами, как это произошло на последнем заседании Синодального пути», — прокомментировал он.

«Тем самым Синодальный путь превратился в фарс синода».

Последнее собрание Синодального пути состоялось во Франкфурте, на юго-западе Германии, с 30 сентября по октябрь. 2.

Мероприятие было вторым заседанием Синодального Собрания, высшего руководящего органа Синодального Пути.

Собрание состоит из немецких епископов, 69 членов влиятельного мирского Центрального комитета немецких католиков (ZdK) и представителей других частей Немецкой церкви.

Собрание внезапно закончилось после голосования в пользу текста, одобряющего однополые благословения, и обсуждения необходимости священства.

Кардинал Каспер сказал в июне, что он «очень обеспокоен» направлением Синодального пути, который, по словам немецкого кардинала Рейнхарда, является не синодом в традиционном смысле, а, скорее, «sui generis [уникальный] процесс». Маркса.

«Я еще не оставил надежды, что молитвы многих верных католиков помогут направить синодальный путь в Германии по католическим рельсам», — отметил кардинал Каспер.

В сентябре он похвалил текст, представляющий альтернативу документу, посвященному способу осуществления власти в Церкви, одобренному членами Синодального пути.

В своем выступлении на дне онлайн-обучения кардинал Каспер сказал, что коренное значение слова «иерархия» указывает на власть Святого Духа, а не на власть иерархов.

«Власть исходит не от народа, и епископ не является главой синода», — сказал он.

Христианское лидерство — это не командование другими, добавил он. Вместо этого лидеры призваны «вдохновлять, мотивировать, служить примером духа Евангелия».

«На епархиальном уровне создание синодальных структур возможно уже сегодня.В некоторых епархиях уже давно существуют хорошие подходы к этому, и римский петух даже не кукарекает », — заключил он.

«Таким образом,« Синодальный путь »должен концентрироваться на том, что уже возможно и также необходимо в Германии сегодня, вместо того, чтобы заниматься проектами, которые могут привести только к новым разочарованиям».